./
./
М. Е. Перельман 

АНДРЕЙ ДМИТРИЕВИЧ  САХАРОВ 
(глазами физика) 

     завершение

     Но помимо текущей работы он произвел несколько теоретических расчетов, 
переслал через отца Игорю Евгеньевичу Тамму, был вызван в Москву и принят в аспирантуру ФИАНа (Физического института им. Лебедева Академии наук СССР), 
где и проработал всю жизнь кроме лет, проведенных на закрытой работе. Здесь же защитил кандидатскую - в те годы для этого не требовалась предварительная 
публикация, и опубликовал три статьи по ядерной физике и по теории электронов. 
Тогда же, как мне АД рассказывал, он рассчитал некоторые явления, в те годы 
абсолютно не наблюдаемые, но ставшие после изобретения лазеров основой так называемой нелинейной оптики, бурно развивающейся после 1962 года. Статья 
тогда не была то какой-то причине напечатана, а приоритет АД закреплен, о чем он 
очень сожалел, остался лишь слабый след в виде сноски в другой публикации. Я со 
слов АД написал в двух своих работах о его расчетах, но саму статью при издании 
в 1995 г. сборника его научных трудов найти не удалось, так что первое его фундаментальное открытие, по-видимому, утеряно. 
     Вскоре он был «мобилизован» (именно с такой формулировкой) на закрытый 
объект, в группу Тамма, которую после отъезда Тамма сам и возглавил. Здесь в 1950 
году он вместе с Таммом, который всегда подчеркивал, что основная идея 
принадлежит АД, разработал метод удержания плазмы. Суть дела вот в чем: имеется вещество, точнее смесь ионов и электронов с температурой, скажем, в миллион 
градусов (а может и в сто миллионов). В какой сосуд поместить этот газ, чтобы он 
не разлетелся, если нет и не может быть вещества с температурой плавления выше 
5000 градусов? (Напомню, что температура поверхности Солнца  около 6000 
градусов.). 
     Ответ АД был гениально прост: сосуд из вещества не нужен вообще - задача 
ведь в том, чтобы удержать быстрые заряженные частицы, а для этого достаточно окружить их такими магнитными полями, которые будут заворачивать назад все 
заряды, пытающиеся выпрыгнуть - это и будет «магнитная бутылка». 
     Сразу замечу, что все поистине гениальное кажется предельно простым тогда, 
когда оно уже осуществлено, и кажется странным, что до него не додумался первый встречный. Много позже выяснилось, что к такой же идее пришел и знаменитый 
уже тогда американский теоретик Э. Теллер, прозванный отцом американской водородной бомбы, но Теллер был на тринадцать лет старше, работал 
с Эйнштейном, Бором, Ферми, был признанным авторитетом, а АД - фактически 
новичок в науке! Именно по пути, предложенному Сахаровым и Теллером, идут и посейчас работы по управляемому термоядерному синтезу, единственному 
и практически безграничному источнику энергии будущего. Только в 1988 году оба 
ученых встретились на несколько минут во время единственной поездки АД в 
Штаты и нашли, по словам Теллера, что у них много общего во взглядах на мир 
и на будущее. (Вспоминается как в советское время Теллера иначе как людоедом 
и главным пособником мирового империализма не называли.) 
     Следующее принципиальное достижение Сахарова - многослойная конструкция расщепляющих материалов. Именно эта конструкция, здесь велика и роль 
В.Л. Гинзбурга, привела к тому, что водородная бомба была создана в СССР 
раньше, чем в США. Сам принцип такой слойки долго назывался, неофициально, 
конечно, сахаризацией и послужил одним из начал многочисленных легенд. Способствовало легендотворчеству и то, что огромную роль в экспериментальной проверке сыграл замечательный физик В.А. Цукерман: полностью ослепнув он 
продолжал благодаря неустанной помощи жены руководить сложнейшими экспериментами, а фамилии у него и у АД этимологически совпадают, вот и 
возникли разговоры, что настоящая фамилия АД - Цукерман, в какой-то момент 
их, видимо, подхватили на всякий случай и в ГБ. 
     Но еще до начала этих работ по «горячему» термоядерному синтезу АД 
выдвигает такую ошеломительно остроумную идею: для того, чтобы началась термоядерная реакция, такая которая идет в звездах, нужно нагреть вещество до 
многих миллионов градусов - нужно, чтобы ядра сблизились, а они ведь 
одноименно заряжены и  отталкиваются, поэтому их и нагревают, увеличивают их скорость. При столкновениях же нейтральных атомов ядра, диаметры которых в 
десять тысяч раз меньше диаметра атома, находятся слишком далеко друг от друга 
и поэтому не взаимодействуют. А что если взять и заменить электрон в атоме на 
более тяжелую частицу - на мю-мезон: он в 207 раз тяжелее, значит радиус атома 
во столько же раз уменьшится и ядра столкнувшихся атомов смогут 
провзаимодействовать - и все это без нагрева! Вот из таких соображений (когда они высказаны, то кажутся очень, даже очень простыми) возникла новая 
и перспективная область исследований - мю-мезонный ядерный катализ. (Надо 
добавить только, что схожая идея, менее обоснованная, ранее выдвигалась в 
Штатах.). 
     Следующая идея совсем проста: получение сверхсильных магнитных полей. Как? Известно ведь, что если через катушку пропустить ток, то в ней возникает магнитное 
поле и внутри нее проходят магнитные силовые линии. Если в этот момент катушку сжать, то силовые линии внутри нее сблизятся, т.е. напряженность поля возрастет. Следовательно, можно построить взрывной генератор, в котором можно будет 
измерять параметры веществ в экстремальных условиях рекордно сильных полей - 
это одна из немногочисленных групп работ АД вместе с экспериментаторами, подтвердившими все расчеты. 
     Не нужно, конечно, думать, что все работы АД гениальны и открывают новые горизонты познания, так не бывает. Во время пребывания на объекте он был 
слишком занят повседневной и очень  трудоемкой работой прикладного, т.е. 
оружейного характера. На вопросы почему он не ушел сразу - отвечал словами 
Э. Ферми, находившегося в таком же положении: «Там была и интересная физика». 
Но кроме того, он верил тогда, что необходим ядерный паритет и что только 
создание атомного оружия спасло мир от третьей мировой войны - и в этом он 
был несомненно прав! 
      А потом он начал, примерно с 1965 года, как бы заново учиться. 
Первые работы того времени вовсе не плохи, но их мог бы написать и не Сахаров. 
Но уже через два года он снова впереди и притом в совершенно иной области: АД предлагает принципиально новую теорию гравитации, в которой тяготение не есть изначально присущее свойство материи, а связано с упругостью пространства. 
(Ограничусь этими не очень внятными словами, иначе придется вдаваться в многословные пояснения.) Тут уже АД вступает в самые сложные, наиболее фундаментальные области исследований. 
     Многие его недоброжелатели говорили обычно так: ну да, был 
такой юный гений, надежда, как считали, всей советской науки, но он ведь пошел 
по прикладной части, не фундаментальной, то ли растратил себя, то ли просто не 
сдюжил - «хай-тех» это вам не наука - инженерия, вот теперь и вдарился в диссидентство! 
     Говорили это все и АД, как бы с соболезнованием, он усмехался. 
     И тут пошли работы, и какие работы, какие теории! 
     О теории происхождения гравитации я говорил. За нею последовали теория барионной асимметрии Вселенной и распада протона, теория стрелы времени 
Взрыва и рождения Вселенной иного числа пространственных и (целиком его идея!) временных измерений... (Обо всем этом, насколько мне помнится, весьма 
квалифицировано и подробно несколько раз писали в «Окнах», в разделе «4-е 
измерение». Поэтому не буду повторяться.). 
    Последние три статьи он написал в Горьком, в ссылке, в одиночестве (точнее, 
с ЕГ, но она не физик, а врач-педиатр) - это подвиг не только мысли, но и подвиг 
воли, обдумывались они во время голодовок, насильственного кормления, угроз 
(и не только себе, но и жене), в окружении вертухаев... Проглядите курсы 
всемирной истории и попробуйте найти нечто подобное, тянущееся семь лет и 
приведшее к новым парадигмам в фундаменте науки! 
     Как можно оценить их значимость? Если оценивать по числу 
публикаций, как делали когда-то в СССР, то их меньше, чем у многих эмэнэсов: 
35 чисто научных статей за всю жизнь, включая сюда и кандидатскую диссертацию, 
а у некоторых коллег-академиков выходило -  в соавторстве, конечно, -  и 
по более ста за год. Но есть и иные критерии, наиболее популярный - ежегодник  
«Индекс цитирования», в котором можно прочесть кто в текущем году данную 
работу цитировал, причем не в обзоре, не в книге, а только в научной же работе. 
Так вот по этому показателю АД впереди множества исследователей уже много лет: регулярно на одни и те же его статьи ссылаются, а следовательно используют, 
пытаются продолжить, развить, обспорить не менее восьмидесяти физиков - его 
работы и идеи не стареют и их глубину ничто новое не затмевает! 
     Но он не мог оставаться в стороне и от более земных проблем. 
После Чернобыля АД посылает в правительственную комиссию свои соображения 
о причинах аварии и о возможностях минимизации дальнейшей утечки радиации. 
Ему просто не отвечают. (Комиссия ничьи предложения не рассматривала - «сами с усами», знаю это потому, что и я посылал свои соображения, а потом расспрашивал приятеля, члена той комиссии. Ну черт с моими идеями, но АД ведь крупнейший в 
мире специалист по радиации, по атомным проблемам! - вот так работали в СССР.). 
     В связи с этой и другими, предшествующими, но не столь известными 
событиями АД предложил строить атомные электростанции под землей, по 
возможности в соляных пластах, наличие которых говорит о том, что через них 
давно не проходит вода и поэтому нет опасности выноса радиоактивных веществ 
наружу при аварии или диверсии. В этом с ним был полностью согласен и 
Э. Теллер - некоторое удорожание строительства оправдывает себя в 
долговременной перспективе, учитывая также необходимость консервации АЭС 
после выработки ее ресурса. (Интересно было бы обсудить такой проект и у нас.). 
     Очень важными для всего мира являются проведенные впервые АД оценки той 
платы, которая предстоит человечеству за использование атомной энергии. К этой проблеме АД подошел так. Не так уж сложно подсчитать всех убитых в Хиросиме и Нагасаки, погибших во время испытаний или получивших  при этом жизнеопасные 
дозы радиации (статья написана в 1958 г., сейчас сюда можно добавить жертвы Чернобыля и несчастных, не понимавших на что они идут ликвидаторов). Но есть 
и будут другие жертвы, люди не подвергавшиеся прямому, казалось бы, 
воздействию радиации, но в организмах которых накапливаются, по законам случая, такие сверхмалые дозы, которые в совокупности приводят к раковым и т. п. заболеваниям. А могут эти сверхмалые дозы привести к мутациям, передавая 
дефекты наследственности уже следующим поколениям. И АД сумевает найти 
методы подсчета всех этих жертв прогресса - он понимал неотвратимость развития 
науки и технологии, ограниченность и ретроградность движения «зеленых», 
считал, что наука должна сама справиться с создаваемыми ею же сложностями 
и опасностями. 
     Вот после этих подсчетов, с цифрами в руках, он и начал оказывать давление на правительство, на Хрущева, приведшее к заключению пакта о запрете ядерных 
испытаний в трех средах. 
     АД  понимал, что эмоции хороши на митинге или в газете, и то в первый раз, а в серьезных переговорах с власть предержащими нужны цифры и цифры, нужно 
убедить людей в том, что реформы выгодны, в первую очередь именно выгодны, 
а потом уже можно покрывать их флером этичности и человеколюбия. Именно 
поэтому его подход к политическим проблемам был уникален - подход не политика, 
а ученого, привыкшего и умеющего просчитывать последствия. (Есть у физиков 
такое жаргонное выражение «обсосать результат», означает оно умение вытащить 
из наблюдения, из проведенного расчета максимум  следствий, в идеале - все! 
Можно именно этим умением измерять профессионализм ученого, АД в высшей 
степени им обладал.) Поэтому свои первые обращения к правительству  он начал 
не как диссидент, а как ученый: анализировал состояние государства, подсчитывал возможности и объяснял, с цифрами, что и как надо менять и что неизбежно 
произойдет, если этого не делать. (Мы с ним несколько часов просидели тогда, 
был 1968 год,  на аэродроме из-за нелетной погоды и обсуждали методики 
расчетов, АД еще верил в действенность своих обращений. 
     Андрей Дмитриевич был ученый par excellence  и ко всему подходил со строгой научной меркой, т.е.с разбором и оценкой возможных последствий. И поэтому очень важно -  и психологически интересно - попытаться понять как он работал и думал. 
(Я

не говорю при этом о возникновении идей, это по моему глубокому убеждению процесс подсознательный.). Здесь мне придется принести извинения за некоторую нескромность и говорить о своих работах и их обсуждениях. 
     Первые из таких обсуждений были у нас еще в 1968 году. У меня тогда был многолетний спор с известным теоретиком академиком М.А. Леонтовичем, которого 
АД очень уважал. Спор был принципиальным, я доказывал, что Леонтович 
ошибается в одной из работ, а его многочисленные ученики предавали меня и все тогдашнее направление моих работ остракизму, т.е. не допускали публикации. АД 
сам сел за проверку, но, конечно, своими методами, попросил посмотреть и двух 
коллег из ФИАНа - ситуация конфликтная - и представил статью в Доклады АН 
СССР: он сам был отчасти учеником Леонтовича, но истина дороже. 
     Через два года во время большой международной конференции в Киеве мы 
оказались в соседних номерах загородной гостиницы, вместе спускались в ресторан, подолгу гуляли в парке. Тут выяснилось, что у нас очень близкие подходы к 
основаниям физики. Дело в следующем: все здание физики строится  на некоторых 
не всегда явно формулируемых положениях - можно, например, исходить из 
классических положений и вводить по мере крайней необходимости какие-то 
квантовые представления, можно исходить из волновых представлений, считая, например, механику незначительным крайним случаем наложения волн, можно не 
думать обо всем этом и ставить во главу угла некоторые основные уравнения, можно считать, что главное - это выявление закономерностей во всеобщем хаосе, его структуризация и т.д. Какая из этих возможностей лучше? Не знаю, сие зависит от личности. (Помните старую поговорку: «Кому поп, кому попадья, а кому поповская дочка»?). 
     Так вот оказалось, что АД и я придерживаемся в этих вопросах одного и того же направления -  возможно потому, что начинали с близких, идеологически, задач квантовой электродинамики. И хотя мы, конечно, знали, что свет является 
одновременно и потоком частиц, и волной, все же фотон оба представляли себе как частицу, волновые свойства которой надо учитывать по возможности пореже. Я рассказал АД как мы (соавтор в этой работе -  моя жена) можем представить 
прохождение света через вещество как прохождение потока частиц-фотонов, то есть вывести из такой картинки величины показателя преломления. АД обрадовался и 
конечно сел проверять: «С каких положений начинаете?». Он-то знал, что теории преломления уже лет сто и что ее предсказания не редко нарушаются. Но наш 
подход оказался для него столь естественным, что он тут же вывел почти все 
следствия, а далее происходило так: он начинал читать формулу, я доканчивал, или наоборот. «Немедленно пишите статью, я представлю», сказал он. Я начал 
уговаривать АД присоединиться к нам, быть соавтором, ведь мнения совпадают, а резонанс будет куда больше, но он категорически отказался -  «Теория Ваша и только 
Ваша, когда-нибудь в нее поверят». (Этого момента мы ждем по сю пору, посылая очередную статью в печать - наше с АД миропонимание не является всеобщим). 
     Следующая идея потребовала много более долгого обсуждения -  нескольких 
вечеров за долгими чаепитиями в его или моем номере после заседаний, да еще 
прогулок в парке. А здесь история такова: известно, что если чайник с водою 
нагревается до кипения за десять минут, то вода в нем полностью выкипит 
примерно за час, т.к. если на нагрев грамма воды на один градус нужна одна 
калория, то на его превращение в пар нужно 539 калорий. Спрашивается: куда 
девается эта огромная энергия, когда пар конденсируется? Стандартный ответ:
передается стенкам. Так АД и ответил, не подозревая подвоха с моей стороны. Ну, 
а если стенок нет, если конденсируется туман в атмосфере или, еще лучше, в 
межзвездной среде? 
     Пришлось задуматься, и притом надолго. Я некоторое время поторжествовал (АД потом признал, что законно), а затем высказал свое мнение, с которым АД бурно не согласился. Я считал, что когда новая молекула присоединяется к конденсату, т. е. 
когда образуется новая связь, то энергия этой связи излучается в виде фотона, 
правда в инфракрасном диапазоне, а т.к. связи в разных веществах различны, то и излучение разных веществ при конденсации  и при отвердевании будет различным, характеристическим. АД не соглашался, пробовал что-то считать, бросал, мне 
пришлось поневолее умолкнуть - новых аргументов уже не было. 
     Прошло еще два или три дня: сидели и говорили о чем-то совершенно ином, 
кажется о школьном преподавании математики (АД эти проблемы очень 
интересовали). Вдруг он замолчал посредине фразы, лицо сделалось как у Бора, а 
потом говорит: «Да, Вы правы, это же очень просто. Конечно, тело должно 
излучать -  ведь нагревается оно через  поверхность, а отдавать энергию должно из 
всего объема!». 
     Я был счастлив - получить одобрение АД по такому еретическому 
предложению, это не шутка! 
     Мы разобрали кое-какие детали теории -  все сходится. «Да, -  заметил АД, - 
шума и скандалов Вам не избежать. Ни один журнал с ходу такую статью не 
примет, даже с моим вмешательством. Пишите опять для «Докладов», я представлю. 
Но нужны, очень нужны эксперименты, один, впрочем, я могу сам поставить у 
себя на кухне с переохлажденным салолом.»  Потом мы обсудили и дальнейшие применения -  в необходимости существования такого эффекта АД уже не 
сомневался - облучая пар на этой же характеристической частоте можно ускорить 
его конденсацию, стимулировать образование облаков и т.д., но это уже детали. 
     Насчет скандалов и неприятия АД оказался пророком: на паре конференций, 
где я попытался рассказать, зал чуть не взрывался -  за розыгрыш принимали,  что 
ли. Так что в последующем я начинал с того, что показывал на экране, словно 
ошибся, первую страницу статьи, где ясно читалось: представил академик 
Сахаров - этого хватало. Но АД при каждой встрече требовал экспериментов, на 
которые я абсолютно не был способен. Наконец уговорил одну группу в своем 
институте заняться конденсацией водяного пара и образованием льда. Начало 
выглядело неплохим, приехал, кстати, на конференцию АД, и мы устроили 
маленький семинар: наши сотрудники и теоретики из ФИАНа. АД начал, что 
говорится, снимать стружку с экспериментаторов: мельчайшие детали установки, процедуры обработки и т.д. Вникал он во все подробности -  такое я видел впервые: «Надо требовать, требовать и снова требовать точности. Это ведь новое явление» - говорил он мне потом. Наши экспериментаторы струхнули, а потом наиболее подкованный из них уехал в Израиль (Иосиф Директович! Отзовитесь!). Так что 
вышла одна статья, в которой было обещано продолжение, и работа этой группы 
заглохла. Позже, правда в Москве, в Институте кристаллографии, часть нужных 
опытов провели, но только часть, и как будто все подтвердили, но мне 
представляется, что эта история еще не кончена. АД тоже считал, что нужны 
дальнейшие исследования -  эту работу он не забывал и спрашивал о ней даже 
после возвращения из ссылки. (Когда года четыре назад я напечатал статью об этой теории в журнале «Химия и жизнь» в Москве, то в редакцию посыпалась куча 
писем от людей, наблюдавших якобы некие сходные явления как в возможных, 
так и в абсолютно немыслимых условиях. Хорошо, что я был для них недосягаем!). 
     Еще одна серия долгих и серьезных обсуждений с АД была связана с такой 
проблемой. Основным, пожалуй. методологическим принципом квантовой теории является принцип неопределенности Гейзенберга: в популярном изложении он 
говорит, что чем точнее мы, скажем, меряем изменение энергии частицы, тем менее точны наши сведения о том, когда это изменение произошло и т.п. Поэтому стало общепринятым, хотя формально и не сформулированным, положение о том, что условиями принципа неопределенности можно и должно ограничивать все детали внутренней динамики взаимодействия частиц. Между тем некоторые факты и 
отдельные теоретики со всем этим в конкретных вопросах не соглашались. Так, знаменитый и мудрый Е. Вигнер показал еще в 1947 году, что когда некая частица рассеивается на ядре, то процесс этого рассеяния занимает вполне определенное 
время. (показать-то он показал, но статью опубликовал только через девять лет!). 
Потом появились и многие другие работы, но повсюду выходило, что это понятие -  длительность взаимодействия -  носит как бы добавочный, факультативный 
характер и можно вполне без него обходиться (важнейший для науки 
методологический принцип Оккама гласит: «Не вводи новых понятий без 
существенной к тому необходимости»). Между тем мне в ряде работ удалось 
показать, что в теории так называемых многофотонных процессов - взаимодействий интенсивного лазерного излучения с электронами -  величины, определяющие эти 
самые длительности, появляются автоматически и их даже можно измерить. Ну, а поскольку АД начинал свою научную жизнь с изучения именно таких процессов, 
тогда очень далеких от возможностей эксперимента, мы, естественно, стали их 
обсуждать. Для АД ситуация была новой, после его работ в ней прошло около 
тридцати лет и каких лет, но ни от чего нового он никогда не отказывался и через, буквально, пару дней чувствовал в ней себя как дома. Новую статью мою он 
разобрал до косточки, представил в «Доклады» и сказал, что вот кончит кое-что по космологии, а потом, пожалуй, стоит попробовать нечто и тут. Я был счастлив - это           ведь возможность совместной работы! Но тут началась горьковская ссылка... 
     Во всех этих случаях обсуждались мои работы, но был момент - не уверен, что 
стоит им гордиться, когда мне пришлось выступить в роли эксперта. АД был 
настолько самодостаточен (если так можно выразиться), что как правило 
рассказывал о своих работах лишь тогда, когда они полностью были обдуманны и 
готовы - именно поэтому у него и нет или почти нет работ в соавторстве,           возникающем, как правило, после серьезных замечаний при обсуждениях. Но тут 
ситуация была иной: у АД, это уже было после возвращения из ссылки, возникла 
идея о предотвращении сильных землетрясений путем направленных взрывов в 
областях, где напряжения подходят к критическим. Он знал, что я время от времени занимаюсь вопросами геофизики, в частности, сейсмологией и публиковал 
кой-какие теории по этой части, и поэтому начал рассказывать свои идеи. Мне было очень как-то не по себе - но не врать же АД! -  и пришлось его разочаровывать: на 
прогноз землетрясений в ближайшие годы нет никаких  надежд, здесь нужен 
какой-то очень глубокий научный прорыв. Далее, даже при наличии общего 
прогноза нет никаких надежных методов предсказания положения эпицентра и уж 
тем более глубины нахождения самого центра выделения энергии и т.д. и т.п. АД 
был очень разочарован, сказал, что мы еще это обсудим, но я свой долг выполнил. 
А может быть АД и смог бы что-нибудь предложить: ученых такого ранга в 
геофизике никогда не было. 
     Была, правда, еще одна область, в которой он со мной, а может и с другими советовался -  это вопросы преподавания физики и математики: здесь у меня был длительный опыт и преподавания, и репетиторства, и некоторых  специфических исследований, но это -  особая тема. 

* * * * * * 
     Я не имею формальных оснований считать себя учеником Сахарова - когда я 
с ним встретился, мне было 36 лет, я уже опубликовал пару десятков статей 
и дальше продолжал, собственно, работать в тех же направлениях, что и прежде. 
Но я, пожалуй, стал все же несколько по-иному смотреть и на науку, и на жизнь, 
стал чувствовать себя уверенней. И в этом смысле я очень хотел бы не только 
ощущать, но и считать себя учеником Андрея Дмитриевича Сахарова.Встреча с 
гением - это редкое счастье, а Андрей Дмитриевич был гениальным физиком, основоположником нескольких новых научных направлений, развитие которых продолжается уже десятилетия, непреходящи его заслуги перед человечеством и незабываем подвиг его жизни, его преодолений.