.
АРОН ЛИПОВЕЦКИЙ

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА

Беспомощный словарь моих личин 
Включает только знаки положений 
И не раскроет истинных причин 
Изменчивости или превращений.

Мне тесно в лягушиных шкурках дней 
В законах лебединого полета, 
Какое из укрытий мне родней, 
Коль в каждой коже я теряю что-то?

Я жду стрелу, приветствуя тщету 
Ее игры. Но в переодеваньях 
Я миг ловлю, сулящий наготу 
И блеск сомненья перед тьмой познанья.

Какие меты выложить из букв, 
Свободные от языков обличий, 
И примет ли мой лягушачий слух 
Мой клекот горловой из перьев птичьих.

                                                   1977 

*   *   * 
На чем это взгляд задержался в тумане,
Пространство заполнившем между домами?
И тускло все в нем, и тревожно, и ложно,
Но глаз от него отвести невозможно.

                                                   1980

*   *   *
Ветер восточный 
В трубе водосточной 
Наспех читает 
Мне первоисточник.

Чтеньем такие 
Мы с ним занятые, 
Что замираем, 
Когда запятые.

В новом отрывке 
Костры и арыки, 
Шепот молитвы, 
Проклятия крики.

Что там? Пергамент 
Хрустит уголками? 
Иль бедуины 
Кочуют песками?

Голос высокий, 
Пришлый, с востока, 
Полузабытой 
Речи пророка.

                  1982

*   *   * 
Зима – это кофе, лимон,
В подъезде растаявший снег
Да шарфик из козьего пуха.

А осень – арбузный звон,
Упругие линии бронзовых тел
И о зиме – ни слуха.
 

ИЗ ЦИКЛА «СТИХИ, ЗАПИСАННЫЕ УТРОМ»

*   *   *
Ни камышей, ни тьмы, ни тишины,
ни прочих верных атрибутов 
вдохновенья. Какие-то дела
весь день, издерганные сны – 
гипербола досад, долгов кому-то,
придуманных усталостью со зла,

рефлексий пытки, компромиссов путы,
глазное яблоко с больною желтизной...
И в некую внезапную минуту,
как формула освобожденья,
обманывающая новизной,
записывается стихотворенье.

*   *   *
       …какой-нибудь маленький знак, 
нитку в руке, свет на стертом пороге
или особый лица поворот.
Я бы сберег, как последний пятак
за щеку прячет калика в дороге:
вспомнит и судорогой кривится рот.

И соглашусь, и любой из ролей
буду привержен, усвою рисунок,
мысли и речь, как судьбу, затвержу
и предаваться ей буду смелей.
Ну подскажи еще довод, рассудок.
Только-то нитку в кулак и прошу…

ЯЙЦО

Белое 
матовое 
холодноватое 
благородство яйца – 
это не обман. 
Я сам видел, 
как они
безропотно, 
не спеша, 
не толкаясь,
катились из разорванного мешка
по своим изысканным траекториям
к краю стола,
чтобы упасть.

                                        1982

*   *   * 
Ты поздно родился, комарик,
Уж август подходит к концу
И дождь по стеклу барабанит,
По крыльям тебе, не жильцу.

Влетай в приоткрытую створку
И в пасмурной кухне кружи.
Здесь пахнет не кровью, а хлоркой,
Попробуй продли свою жизнь.

Ни пищи тебе, ни боренья,
Мы оба, как небо, бледны,
Пьяны ожиданием тленья,
В посредники посвящены.

Здесь царствуют морока звуки,
Не слышен сородичей рой.
Влетай и целуй мои руки,
Поскребыш, уродец, изгой.

                                    1987 

ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ

Вчера моя мама 
ставила мне в пример
своего соседа
(тесть устроил ему степень),
который никогда не ругается
со своей женой.

Сегодня моя мама 
ставит мне в пример
бывшего мужа моей двоюродной сестры
(отсудил у нее квартиру в Москве),
который никогда не ходит 
по дому босым.

Как обычно, моя мама
ставит мне кого-то в пример
(очередной откровенный мальчик),
а я медленно привыкаю к мысли,
что придется тащиться
домой к жене
через весь город 
в мокром ботинке.

*   *   *
Осенью, конечно,
прозрачной, осипшей, 
еще не все листья опали.
Было прохладно и торжественно.
(Ты ведь хоронила мужа, бабушка, ты знаешь)
И наш, израильский премьер-министр 
соболезновал среди других 
от лица всех евреев,
как и подобает на траурном митинге
в память жертв геноцида немецкого народа.
Говорили, что это чудовищно,
и о вкладе немцев в мировую культуру:
Гумбольдт, Гете, Гаусс, Гайдн. 
Потом среди других выступала 
пожилая немка из немногих уцелевших
с таким еще простым немецким именем 
то ли фрау Грубер, то ли Марта Шильдке.
Она рассказывала, 
как

в лагере недалеко от Швайнфурта, 
их инфицировали 
быстродействующим вирусом, 
а потом сжигали трупы в напалме.
«Они отбирали только чистых арийцев 
до четвертого колена».
Ее мать и сестра умерли, 
многократно изнасилованные.
А ее заставили железными крючьями тащить в печь 
их изъязвленные тела.

Даже морфий парадной церемонии
не мог унять боль и ужас. 
Волны сострадания объяли всю молчаливую толпу,
и я был безутешен вместе со всеми.
Слезы и ярость душили меня.

Бабушка Песя, прости мне.
И ты, тетя Рохеле. 
Это была минутная слабость, затмение памяти – 
то мое безутешное сочувствие.
-Да перестань ты извиняться.
  Да мало ли что может привидеться.
  Иди, иди, погуляй, а то скоро к столу позовем, –
низковатые голоса уводят разговор в сторону.
Ну, тогда я побегу за Ароном,
моим старшим двоюродным братом,
мы еще поиграем в казаков-разбойников

там, в овраге, на окраине Днепропетровска,
где в октябре 41-го вы все были расстреляны,
куда падали, скользя в грязи 
и ржавых листьях той осени.

                                       Май-сентябрь 2002

*   *   * 
                                                        Леониду Рабиновичу

Второй фрагмент, опубликованный Бергом,
содержит отрывки отчета, 
по-видимому, итальянского еврея 
его кастильскому покровителю Хасдаю ибн Нагрела 
о своем пребывании в Иудее проездом в Константинополь.

«Раби Меир бен Яаков написал для нашего хозяина Хасдая.
…Отмечают, что в стране этой дети и евреи
отличаются честностью и благовоспитанностью.
Вот какая встреча была у меня в Яффо 
с сыном моего давнего компаньона. 

Через стеклянную стену кафе 
мне было видно, как подъехал этот парень. 
Он толкнул дверь в приглушенную прохладу 
и впустил внутрь волну зноя, тесноты и криков. 
Здесь, между прозрачными ломтиками 
соленого лосося, облитого лимоном,
изредка припадая к кальяну,
он рассказывал мне, как по цветy масла 
где-то в автомобильных недрах, 
определить утаенный пробег. 
Эта работа давала ему неплохой заработок
для завершения учебы в университете. 
Голос его при этом катился 
каплей воды по каменистой пустыне.
Недавно он вернулся с резервистской службы.
Он обмолвился с неохотой о потной одежде и
бессонных патрулях в ночной пыли, 
о докучливых насекомых и военных опасностях.

После этого он уже ездил в Калифорнию,
встречался с подружкой, 
проводящей там свой постдокторат.
Подружка брала его на встречи 
со своими потенциальными женихами, 
которых находила в интернете.
Так она, в поисках «мужского тепла 
с серьезными намерениями»,
пустилась в сексуальное приключение 
с респектабельным хозяином богатой виллы в Геркулануме.
Было невозможно для неискушенной девушки
преодолеть соблазн
и не сесть в его длинный красный кадиллак, 
блестящий на фоне ночной листвы и звездного неба.
По ее словам, у него в доме были неправдоподобные 
обволакивающие душистые простыни. 

-А зачем же ты был ей нужен? – спросил я.
-Да ведь я еще с университета 
  разыгрываю роль ее друга.
  Это позволяло ей избегать постельных продолжений 
  с большинством из новых знакомых. 

Надеюсь, мой господин, этот рассказ подтвердит сведения,
что евреи стали смешиваться с другими народами,
а некоторые из них с успехом занялись науками».

Далее идут практические соображения о торговле
и меткие наблюдения о привычках местных жителей. 

Вернемся все же к примеру благовоспитанности.
Есть признаки, что он изобилует поздними вставками,
к тому же он никак не объясняет,
что привело молодого человека в Калифорнию.

                                         Август – сентябрь 2002 

ЗОНТ

Знаю я, знаю, сынок.
В этом доме
желтеют фотографии
      «когда-ты-был-маленьким».

Там кухня,
где всегда найдется
«что-нибудь-вкусненькое».

Это склад лишних  вещей,
которые «могут-иногда-понадобиться».

Ты вылупился из этой скорлупы, 
застарела пыль в ее трещинах ,
и пересохла плацента.

И лучше отзвякать своим ключом,
когда родителей нет дома,
чтобы без ворчливых назиданий.

Не морочь мне голову,
что «ты-спешил-а-потом-забыл».
Просто верни мне зонт.
Назавтра обещают дожди. 

                            14 марта 2004

____________
<...........>
<
_____________________________________________________________________