.
АРОН ЛИПОВЕЦКИЙ
ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА
Беспомощный словарь моих личин
Включает только знаки положений
И не раскроет истинных причин
Изменчивости или превращений.
Мне тесно в лягушиных шкурках дней
В законах лебединого полета,
Какое из укрытий мне родней,
Коль в каждой коже я теряю что-то?
Я жду стрелу, приветствуя тщету
Ее игры. Но в переодеваньях
Я миг ловлю, сулящий наготу
И блеск сомненья перед тьмой познанья.
Какие меты выложить из букв,
Свободные от языков обличий,
И примет ли мой лягушачий слух
Мой клекот горловой из перьев птичьих.
1977
* * *
На чем это взгляд задержался в тумане,
Пространство заполнившем между домами?
И тускло все в нем, и тревожно, и ложно,
Но глаз от него отвести невозможно.
1980
* * *
Ветер восточный
В трубе водосточной
Наспех читает
Мне первоисточник.
Чтеньем такие
Мы с ним занятые,
Что замираем,
Когда запятые.
В новом отрывке
Костры и арыки,
Шепот молитвы,
Проклятия крики.
Что там? Пергамент
Хрустит уголками?
Иль бедуины
Кочуют песками?
Голос высокий,
Пришлый, с востока,
Полузабытой
Речи пророка.
1982
* * *
Зима – это кофе, лимон,
В подъезде растаявший снег
Да шарфик из козьего пуха.
А осень – арбузный звон,
Упругие линии бронзовых тел
И о зиме – ни слуха.
ИЗ ЦИКЛА «СТИХИ, ЗАПИСАННЫЕ УТРОМ»
* * *
Ни камышей, ни тьмы, ни тишины,
ни прочих верных атрибутов
вдохновенья. Какие-то дела
весь день, издерганные сны –
гипербола досад, долгов кому-то,
придуманных усталостью со зла,
рефлексий пытки, компромиссов путы,
глазное яблоко с больною желтизной...
И в некую внезапную минуту,
как формула освобожденья,
обманывающая новизной,
записывается стихотворенье.
* * *
…какой-нибудь маленький знак,
нитку в руке, свет на стертом пороге
или особый лица поворот.
Я бы сберег, как последний пятак
за щеку прячет калика в дороге:
вспомнит и судорогой кривится рот.
И соглашусь, и любой из ролей
буду привержен, усвою рисунок,
мысли и речь, как судьбу, затвержу
и предаваться ей буду смелей.
Ну подскажи еще довод, рассудок.
Только-то нитку в кулак и прошу…
ЯЙЦО
Белое
матовое
холодноватое
благородство яйца –
это не обман.
Я сам видел,
как они
безропотно,
не спеша,
не толкаясь,
катились из разорванного мешка
по своим изысканным траекториям
к краю стола,
чтобы упасть.
1982
* * *
Ты поздно родился, комарик,
Уж август подходит к концу
И дождь по стеклу барабанит,
По крыльям тебе, не жильцу.
Влетай в приоткрытую створку
И в пасмурной кухне кружи.
Здесь пахнет не кровью, а хлоркой,
Попробуй продли свою жизнь.
Ни пищи тебе, ни боренья,
Мы оба, как небо, бледны,
Пьяны ожиданием тленья,
В посредники посвящены.
Здесь царствуют морока звуки,
Не слышен сородичей рой.
Влетай и целуй мои руки,
Поскребыш, уродец, изгой.
1987
ПО ДОРОГЕ ДОМОЙ
Вчера моя мама
ставила мне в пример
своего соседа
(тесть устроил ему степень),
который никогда не ругается
со своей женой.
Сегодня моя мама
ставит мне в пример
бывшего мужа моей двоюродной сестры
(отсудил у нее квартиру в Москве),
который никогда не ходит
по дому босым.
Как обычно, моя мама
ставит мне кого-то в пример
(очередной откровенный мальчик),
а я медленно привыкаю к мысли,
что придется тащиться
домой к жене
через весь город
в мокром ботинке.
* * *
Осенью, конечно,
прозрачной, осипшей,
еще не все листья опали.
Было прохладно и торжественно.
(Ты ведь хоронила мужа, бабушка, ты знаешь)
И наш, израильский премьер-министр
соболезновал среди других
от лица всех евреев,
как и подобает на траурном митинге
в память жертв геноцида немецкого народа.
Говорили, что это чудовищно,
и о вкладе немцев в мировую культуру:
Гумбольдт, Гете, Гаусс, Гайдн.
Потом среди других выступала
пожилая немка из немногих уцелевших
с таким еще простым немецким именем
то ли фрау Грубер, то ли Марта Шильдке.
Она рассказывала,
как
в лагере недалеко от Швайнфурта,
их инфицировали
быстродействующим вирусом,
а потом сжигали трупы в напалме.
«Они отбирали только чистых арийцев
до четвертого колена».
Ее мать и сестра умерли,
многократно изнасилованные.
А ее заставили железными крючьями тащить в печь
их изъязвленные тела.
Даже морфий парадной церемонии
не мог унять боль и ужас.
Волны сострадания объяли всю молчаливую толпу,
и я был безутешен вместе со всеми.
Слезы и ярость душили меня.
Бабушка Песя, прости мне.
И ты, тетя Рохеле.
Это была минутная слабость, затмение памяти –
то мое безутешное сочувствие.
-Да перестань ты извиняться.
Да мало ли что может привидеться.
Иди, иди, погуляй, а то скоро к столу позовем, –
низковатые голоса уводят разговор в сторону.
Ну, тогда я побегу за Ароном,
моим старшим двоюродным братом,
мы еще поиграем в казаков-разбойников
там, в овраге, на окраине Днепропетровска,
где в октябре 41-го вы все были расстреляны,
куда падали, скользя в грязи
и ржавых листьях той осени.
Май-сентябрь 2002
* * *
Леониду Рабиновичу
Второй фрагмент, опубликованный Бергом,
содержит отрывки отчета,
по-видимому, итальянского еврея
его кастильскому покровителю Хасдаю ибн Нагрела
о своем пребывании в Иудее проездом в Константинополь.
«Раби Меир бен Яаков написал для нашего хозяина Хасдая.
…Отмечают, что в стране этой дети и евреи
отличаются честностью и благовоспитанностью.
Вот какая встреча была у меня в Яффо
с сыном моего давнего компаньона.
Через стеклянную стену кафе
мне было видно, как подъехал этот парень.
Он толкнул дверь в приглушенную прохладу
и впустил внутрь волну зноя, тесноты и криков.
Здесь, между прозрачными ломтиками
соленого лосося, облитого лимоном,
изредка припадая к кальяну,
он рассказывал мне, как по цветy масла
где-то в автомобильных недрах,
определить утаенный пробег.
Эта работа давала ему неплохой заработок
для завершения учебы в университете.
Голос его при этом катился
каплей воды по каменистой пустыне.
Недавно он вернулся с резервистской службы.
Он обмолвился с неохотой о потной одежде и
бессонных патрулях в ночной пыли,
о докучливых насекомых и военных опасностях.
После этого он уже ездил в Калифорнию,
встречался с подружкой,
проводящей там свой постдокторат.
Подружка брала его на встречи
со своими потенциальными женихами,
которых находила в интернете.
Так она, в поисках «мужского тепла
с серьезными намерениями»,
пустилась в сексуальное приключение
с респектабельным хозяином богатой виллы в Геркулануме.
Было невозможно для неискушенной девушки
преодолеть соблазн
и не сесть в его длинный красный кадиллак,
блестящий на фоне ночной листвы и звездного неба.
По ее словам, у него в доме были неправдоподобные
обволакивающие душистые простыни.
-А зачем же ты был ей нужен? – спросил я.
-Да ведь я еще с университета
разыгрываю роль ее друга.
Это позволяло ей избегать постельных продолжений
с большинством из новых знакомых.
Надеюсь, мой господин, этот рассказ подтвердит сведения,
что евреи стали смешиваться с другими народами,
а некоторые из них с успехом занялись науками».
Далее идут практические соображения о торговле
и меткие наблюдения о привычках местных жителей.
Вернемся все же к примеру благовоспитанности.
Есть признаки, что он изобилует поздними вставками,
к тому же он никак не объясняет,
что привело молодого человека в Калифорнию.
Август – сентябрь 2002
ЗОНТ
Знаю я, знаю, сынок.
В этом доме
желтеют фотографии
«когда-ты-был-маленьким».
Там кухня,
где всегда найдется
«что-нибудь-вкусненькое».
Это склад лишних вещей,
которые «могут-иногда-понадобиться».
Ты вылупился из этой скорлупы,
застарела пыль в ее трещинах ,
и пересохла плацента.
И лучше отзвякать своим ключом,
когда родителей нет дома,
чтобы без ворчливых назиданий.
Не морочь мне голову,
что «ты-спешил-а-потом-забыл».
Просто верни мне зонт.
Назавтра обещают дожди.
14 марта 2004
____________
<...........>
<