..
ЕВГЕНИЙ СОШКИН

*   *   *
Птицы гашёных марок, у Бога на иждивении,
Наводняют округу еще до первых электробритв.
Малейшее дуновение
Об эту пору бодрит.

Птицы: откуда невесть выпорхнувшие затемно,
Поёживаясь со сна, 
На свет они появляются черными обязательно,
Ночь им тесна.

Когда бессонница, птицы – испытанная компания:
Птицам в Эдемском саду уготован большой раздел
Музыковеденья или языкознанья,
А покуда – наводят на резкость и жука пасут в борозде.

Только зевни, и птицы – на грани исчезновенья.
Пугало огородами уходит – «берет отгул».
И разобрать пытается бледнеющее знаменье,
С дремотой борясь, авгур.

На свалке подъемный кран ныряет в пучину солнца,
Вылавливая утиль,
И ты говоришь во сне: «О, здравствуй, входи, бессонница.
Птицы уже в пути».

                                                                1996, 2003

* * *
птицы уже не спят я слышу
это не я сказал

это – голос свыше
открывает птичий базар

я объявляю птичьи прения
нет не мои слова

для прений сейчас не время
жаворонку так говорит сова

в радиусе фотовспышки от птиц черно-черным
зажмурившись – в том числе

затепло разбуженные снегом полночным
ругаются на чем свет

кроме факта моего восторга сначала
и восторга немногих сов

(мы размахивали глоткми красного чая
как жители поездов)

было птиц до потери счета
и это не я сказал:

на высоте птиц полета
есть отставить базар

                                 1998, 2003

*    *    *
вскричит ли тварь в долах
лизнет
ли сферу яблока глазного
наш сударь ветер

или вот
вскричит ли тварь в долах
лизнет
ли сферу яблока
а вот
и не глазного
а лесного
наш сударь ветер 

или вот 
в одном саду 
где небо растет
не тронутое глазом
а падалицу
наоборот
сто тысяч бельм
согласно
последним сводкам
от щедрот
ньютоновых
силком берет
заточный
червь
соблазна
пока оно растет

или вот
наш сударь ветер
соловей
кузнечной красной тьмой трахей
из флейты жизнь
во вдох длиной
подул
и выдул
в мразный зной
перед лица огнем бескровным
и краску шепотом нескромным
прогнал со сферы наливной

                                     1999

*   *   *
день стоял на повестке за два да и ночью дневал
а бесхозный твой срок сам себя на усище мотал
в день по дню
ну а день
сей презревший вигилии тать
не таясь
еженощно к началу отматывал вспять

утро было бля было свежо да обрыдло
с утра ж
звуковою волной набегающий кинометраж
относил
осенясь панорамой немых чародейств
супротивно течению жизни
что твой полтергейст

в черноте разоренной могилы чернела ноздря
к ней сползались миазмы позлее нашатыря
а докуда видать
и уже где бинокль не берет
несладимый стоял трудодень
минотавр
гесиод

                                                          2000

*   *   *
в любви удачлив брат студент
к любой в могилу схож
вот к ненадёванной по обету девоньке на тот свет
отправился подавляя дрожь студент

в вещих снах из положения лежа
он топился в канале Гусиная Кожа
но ему раскрывалась ее валгалла
потрясая черной водой канала

вот сложил крыла и смежил очеса
посаженные на его крылах
и каждый пятый бдил на часах
а каждый девятый блуждал впотьмах
и каждый 
когда подошли часы
косился на те весы

а были они плошками для полтин
для хождения по рекруты с домовин 
а душе выправлен был карантин
когда подошли часы

но чу!
но идет за аптечкой 
за утечкой сна
носом кровь из жены когда спит жена
в доме где спит жена
где поет личинок несметное большинство
ты нам царица 
ты аграрное божество

наш позор написан в твоих монетах
в них отражаются склонившиеся мужчины в костяных амулетах
пред них предстают мальчики с выбитыми передними
с

видом на пожар
где в священных черных ожогах
стоял в трусах и в майке побратим

и долгий день необратим

                                                                                      2000

*   *   *
           Весь воздух выпила огромная гора
                             О. Мандельштам

альпийским полднем в негативе 
на кислородных голоданьях

делить затяжку не хватило

короткому 
себя
дыханью

слеза утраты где прольется
бесцельной пулей отольется –

как подается
свет
насосом

но отдается тьмой
в изножье

как метит мачтовые сосны
загривок пятящейся ночи

                                 2000

БОЛЕВЫЕ ПОРОГИ

I
плоть сама
контрабандная навзничь кладь
судоходных кровей
отнимала
вовсе и не глядя
плоть
от плоти твоей

обращенным к свету лицом черна
на излете ночи невемо с кем
по ее подобию сочтена
затая дыханье
в локтях полотна
как волна
залистывается в песке

оставила по себе разор 
смятого моря во власти смога
да ублюдочный беспризорный челн
да еще зашифрованный отчет
как ее кочегарил чорт
поплевав на козью ногу

I I
птица врон
зарится на утиль
с насиженного плеча

мертвечина ее петель
утончает
кишку

старшая эдда сварила мед
младшая рнит изнанки шкур
или ушивает обшивки шхун

море
свернувшее свой завод
прячет волненье у старшей в коленях

сдавленным ревом вождей тюленьих
набиваясь
в раковины зевок

старшей раковина говорит
заморозки
госпожа

а младшей
раковина говорит
за море не с кем бежать

но пойти корабельной девой
крови вкусить полдневной

I I I
вторым рождением сарацинка
по контракту
корабельная дева

на глаза
навертываясь
как терцина

голубых барашливых дурней
вразумляла трехвостой плеткой
наводила слепней в поученье

подогнав к накуренной бухте
при шампанской пальбе с оркестром
выручала пресную воду

по бортам
неподдельно сверкали
дневные сельди

в зените
труба
обливалась медью

притвораживая
намертво к палубе
ноево семя

а я прел в каюте
соображая
кто остался на трубе

я думал о тебе

я когтями вникал
тебе
в обшивку

я-то знал
смола корабельных сосен
солона дыханием дровосека

я выпарывал молнию
заевшую
между лопаток

I V
мне в сарацинку
вселилась роза
исполненная на стебле

сарацинка употребляет поцелуи в печать
дескать
приснилось тебе

обращает глаза
просит слёзно
по которым себе читать

а это все равно что волчонка раздевать

ретировался
оборотня дни влача
вроде утробной галиматьи

чтобы подлизывали собаки
всё не могли уйти

хватятся розы –

роза полярников
не отбрасывает запах

роза отказников
приходится точно на полдень

роза философов
обращается против часовой стрелки

V
сарацинка
впускала с черного хода
по заданию своего народа

обступаясь
лунами
для позора

для ушей
крича на моем
забытом

расступала
мглу
корабельной девой

а когда
рабом
во главе носилок

то сама
дышала самой
в затылок

в деревянном трюме
катались
луны

направо
налево
кругом 
по трюму

я достал одну
отпустить носилки

и к одной
добавил одну
не споря

сарацинка
носом
клевала 
пристань

свирепый сирокко
шел
на приступ

и саднило
открытой раной
с моря

                   2000 – 2001

____________
<...........>
<
_________________________________________________________________