О сущем говорится, правда, в различных значениях, но всегда по отношению к 
чему-то одному, к одному естеству и не из-за одинакового имени, а так, как все 
здоровое, например, относится к здоровью или потому, что сохраняет его, или 
потому, что содействует ему, или потому, что оно признак его, или же потому, что 
{28} 
способно воспринять его; и точно так же врачебное по отношению к врачебному искусству (одно называется так потому, что владеет этим искусством, другое - 
потому, что имеет способность к нему, третье-потому, что оно его применение), и 
мы можем привести и другие случаи подобного же словоупотребления. Так вот, 
таким же точно образом и о сущем говорится в различных значениях, но всякий раз 
по отношению к одному началу; одно называется сущим потому, что оно сущность, 
другое - потому, что оно состояние сущности, третье - потому, что оно путь к 
сущности, или уничтожение и лишенность ее, или свойство ее, или то, что 
производит или порождает сущность и находящееся в каком-то отношении к ней; 
или оно отрицание чего-то из этого или отрицание самой сущности, почему мы и о не-сущем говорим, что оно есть не-сущее. И подобно тому как все здоровое 
исследуется одной наукой, точно так же обстоит дело и в остальных случаях. Ибо 
одна наука должна исследовать не только то, что сказывается о принадлежащем к 
одному [роду], но и то, что сказывается о том, что находится в каком-то отношении 
к одному естеству: ведь и это в некотором смысле сказывается о принадлежащем к 
одному [роду]. Поэтому ясно, что и сущее как таковое должно исследоваться одной наукой. А наука всюду исследует главным образом первое - то, от чего зависит 
остальное и через что это остальное получает свое название. Следовательно, если 
первое - сущность, то философ, надо полагать, должен знать начала и причины сущностей. 
     Каждый род [существующего] исследуется одной наукой, так же как 
воспринимается одним чувством; так, грамматика, например, будучи одной наукой, исследует все звуки речи. Поэтому и все виды сущего как такового исследует одна 
по роду наука, а отдельные виды - виды этой науки. 
     Итак, сущее и единое - одно и то же, и природа у них одна, поскольку они 
сопутствуют друг другу так, как начало и причина, но не в том смысле, что они выражаемы через одно и то же определение (впрочем, дело не меняется, если мы 
поймем их и так; напротив, это было бы даже удобнее). Действительно, одно и то 
же - «один человек» и «человек», «существующий человек» и «человек», и 
повторение в речи «он есть один человек» и «он есть человек» не выражает что-то 
разное (ясно же, что [«сущее»] не отделяется [от «единого»] ни в возникновении, ни 
в уничтожении), и точно так же «единое» [от «сущего» по отделяется]; так что 
очевидно, что присоединение их не меняет здесь смысла и что «единое» не есть здесь что-то другое по сравнению с сущим. Кроме того, сущность каждой вещи есть 
«единое» не привходящим образом, и точно так же она по существу cвоему есть 
сущее. Так что, сколько есть видов единого, столько же ы видов сущего, и одна и та 
же по роду наука исследует их суть; я имею в виду, например, исследование тождественного, сходного и другого такого рода, причем почти все 
противоположности сводятся к этому началу ; однако об этом достаточно того, что 
было рассмотрено нами в «Перечне противоположностей». 
     И частей философии стольно, сколько есть видов сущностей, так что одна из них необходимо должна быть первой и какая-то другая-последующей. Ибо сущее 
<и единое> непосредственно делятся на роды, а потому этим родам будут соответствовать и науки. С философом же дело обстоит так же, как и с тем, кого 
называют математиком: и математика имеет части, и в ней есть некая первая и вторая паука и другие последующие. 
     Далее, так как одна наука исследует противолежащее одно другому, а единому противолежит многое и так как отрицание и лишенность исследуются одной наукой, потому что в обоих случаях исследуется нечто единое, относительно чего имеется отрицание или лишевность (в самом дело, мы говорим, что это единое или вообще не присуще чему-нибудь или не присуще какому-нибудь роду; при отрицании для 
единого не устанавливается никакого отличия от того, чти отрицается, ибо отрицание того, что отрицается, есть его отсутствие; а при лишенности имеется и нечто лежащее 
в основе, относительно чего утверждается, что оно чего-то лишено); так как, стало 
быть, единому противостоит многое, то дело указанной нами науки познавать и то, 
что противолежит перечисленному выше, а именно иное, или инаковое, несходное 
и неравное, а также все остальное, производное от них или от множества и единого. 
{29} 
И сюда жe принадлежит и противоположность: ведь и противоположность есть некоторого рода различие, а различие есть инаковость (heterotes). Поэтому так как о едином говорится в различных значениях, то и о них, ковочно, будет говориться в различных значениях, но познание их всех будет делом одной науки, ибо нечто исследуется разными науками не в том случае, когда оно имеет различные значения, 
а в том, если их нельзя поставить ни в подчинение, ни в какое-либо другое 
отношение к одному [и тому же]. А так как все значения [в нашем случае] 
возводятся

к чему-то первому, например все, что обозначается как единое, - к первому единому, то нужно признать, что так же обстоит дело и с тождественным, и с 
различным, а также с [другими?] противоположностями. Поэтому, различив, в 
скольких значениях употребляется каждое, надлежит затем указать, каково его 
отношение к первому в каждом роде высказываний. А именно: одно имеет отношение 
к первому в силу того, что обладает им, другое - в силу того, что производит его, 
третье - иным подобного же рода образом. 
     Таким образом, совершенно очевидно, <об этом речь шла при изложении затруднений>, что сущее, единое, противоположное и тому подобное, а также 
сущность надлежит объяснять одной науке (а это был один из вопросов в разделе о затруднениях). И философ должен быть в состоянии исследовать все это. В самом 
деле, если это не дело философа, то кому же рассмотреть, например, одно ли и то 
же Сократ и сидящий Сократ, и противоположно ли чему-то одному лишь одно, 
или что такое противоположное и в скольких значениях о нем говорится? Точно 
так же и относительно всех других подобных вопросов. Так как все это есть существенные 
свойства (prthle kath' hauta) единого и сущего как таковых, а не как чисел, или линий, 
или огня, то ясно, что указанная наука должна познать и суть тождественного, 
сходного, равного и тому подобного и противолежащего им и их свойства. И ошибка 
тех, кто их рассматривает, не в том, что они занимаются делом, не свойственным философу, а в том, что они ничего толком не знают о сущности, которая первое 
свойств. Ведь если [и] число как таковое имеет свои свойства, например нечетное 
и четное, соизмеримость и равенство, превышение и недостаток, причем эти 
свойства присущи числам и самим по себе, и в их отношении друг к другу; если и 
тело, неподвижное и движущееся, не имеющее тяжести и имеющее ее, обладает 
другими свойствами, лишь ему принадлежащими, то точно так же и сущее как тако- 
вое имеет свойства, лишь ему принадлежащие; и вот относительно этих свойств 
философу и надлежит рассмотреть истину. 
     Подтверждением этому служит то, что диалектики и софисты подделываются под философов (ибо софистика-это только мнимая мудрость, и точно так же диалектики рассуждают обо всем, а общее всем-сущее); рассуждают же они об этом явно потому, 
что это принадлежность философии. Действительно, софистика и диалектика 
занимаются той же областью, что и философия, но философия отличается от 
диалектики способом применения своей способности, а от софистики - выбором 
образа жизни. Диалектика делает попытки исследовать то, что познает философия, 
а софистика - это философия мнимая, а не действительная. 
     Далее, в каждой паре противоположностей одно есть лишенность, и все противоположности сводимы к сущему и не-сущему, к единому и множеству, 
например: покой - к единому, движение - к множеству; с другой стороны, все, 
пожалуй, признают, что существующие вещи и сущность слагаются из ротивоположностей; по крайней мере все признают началами противоположности; 
так, одни признают началами нечетное и четное, другие - теплое и холодное, 
третьи - предел и беспредельное, четвертые - дружбу и вражду. По-видимому, и 
все остальные противоположности сводимы к единому и множеству (оставим в 
силе это сведение, как мы его приняли [в другом месте]), а уж признаваемые другими начала полностью подпадают под единое и множество как под их роды. Таким 
образом, и отсюда ясно, что исследование сущего как такового есть дело одной науки. Действительно, все это или противоположности, или происходит из противоположностей, начала же противоположностей - это единое и множество. 
А они исследуются одной наукой, все равно, имеют ли они одно значение или, как 
это, пожалуй, и обстоит на самом деле, не одно значение. Однако если о едином и говорится в различных значениях, 
{30} 
то все же остальные значения его так или иначе соотносимы с первым, и так же 
будет обстоять дело и с противоположным им; и уже поэтому, даже если сущее или единое не общее и не одно и то же для всего или не существуют отдельно (чего, 
пожалуй, на самом деле и нет), а единство состоит в одних случаях лишь в 
соотносимости с одним, в других - в последовательности, уже поэтому, стало быть, 
не дело геометра, например, исследовать, что такое противоположное или 
совершенное сущее или единое, тождественное или различное, разве только в виде предпосылки. 
     Итак, ясно, что исследование сущего как такового и того, что ему как таковому 
присуще, есть дело одной науки и что та аде наука исследует не только сущности, 
но и то, что им присуще: и то, чти было указано выше, и предшествующее и 
последующее, род и вид, целое и часть и тому подобное. 

<.....................................>