То, что мы ищем, - это начала и причины существующего, притом, конечно, 
поскольку оно существующее. А именно: имеется некоторая причина здоровья и 
хорошего самочувствия, а также начала, элементы и причины математических 
предметов, и вообще всякое знание, основанное на рассуждениях или каким-то 
образом причастное рассуждению, имеет своим предметом более или менее точно определенные причины и начала. Но всякое такое знание имеет дело с одним определенным сущим и одним определенным родом, которым оно ограничивается, 
а не с сущим вообще и не поскольку оно сущее, и не дает никакого обоснования для 
сути предмета, а исходит из нее: в одном случае показывая ее с помощью 
чувственного восприятия, в другом-принимая ее как предпосылку, оно с большей 
или меньшей строгостью доказывает то, что само по себе присуще тому роду, с 
которым имеет дело. А потому ясно, что на основе такого рода наведения 
получается не доказательство сущности или сути предмета, а некоторый другой 
способ их показа; и точно так же такие знания ничего не говорят о том, существует 
ли или не существует тот род, с которым они имеют дело, ибо одна и та же 
деятельность рассуждения должна выяснить, что есть предмет и есть ли он. 
     Так как учение о природе также имеет теперь дело с некоторым родом сущего, а 
именно с такой сущностью, которая имеет начало движения и покоя в самой себе, то 
ясно, что оно учение не о деятельности и не о творчестве (ведь творческое 
начало находится в творящем, будь то ум, искусство или некоторая способность, а деятельное начало - в деятеле как его решение, ибо сделанное и решенное-это одно 
и то же); поэтому если всякое рассуждение направлено либо на деятельность или 
на творчество, либо на умозрительное, то учение о природе должно быть 
умозрительным, но умозрительным знанием лишь о таком сущем, которое способно двигаться, и о выраженной в определении (kata ton logon) сущности, которая по 
большей части не существует отдельно [от материи]. Не должно остаться 
незамеченным, каковы суть бытия вещи и ее определение, ибо исследовать без них - 
это все равно что не делать ничего. Из определяемых предметов и их сути одни 
можно сравнить с «курносым», другие - с «вогнутым»: они отличаются друг от друга 
{58} 
тем, что «курносое» есть нечто соединенное с материей (ведь «курносое» -это 
«вогнутый» нос), а вогнутость имеется без чувственно воспринимаемой материи. 
Так вот, если о всех природных вещах говорится в таком же смысле, как о курносом, 
например: о носе, глазах, лице, плоти, кости, живом существе вообще, о листе, корне, коре, растении вообще (ведь определение ни одной из них невозможно, если не принимать во внимание движение; они всегда имеют материю), то ясно, как нужно, 
когда

дело идет об этих природных вещах, искать и определять их суть и 
почему исследование души также отчасти относится к познанию природы, а именно постольку, поскольку душа не существует без материи. 
     Что учение о природе, таким образом, есть учение умозрительное, это очевидно 
из сказанного. Но и математика - умозрительная наука. А есть ли она наука о неподвижном и существующем отдельно, это сейчас не ясно, однако ясно, что 
некоторые математические науки рассматривают свои предметы как неподвижные 
и как существующие отдельно. А если есть нечто вечное, неподвижное и 
существующее отдельно, то его, очевидно, должна познать наука умозрительная, 
однако оно должно быть предметом не учения о природе (ибо последнее имеет дело 
с чем-то подвижным) и не математика, а наука, которая первее обоих. В самом деле, учение о природе занимается предметами, существующими самостоятельно, но не неподвижными; некоторые части математики исследуют хотя и неподвижное, однако, 
пожалуй, существующее не самостоятельно, а как относящееся к материи; первая же философия исследует самостоятельно существующее и неподвижное. А все причины должны быть вечными, особенно же эти, ибо они причины тех божественных 
предметов которые нам являются. 
     Таким образом, имеются три умозрительных учения: математика, учение о 
природе, учение о божественном (совершенно очевидно, что если где-то существует 
божественное, то ему присуща именно такая природа), и достойнейшее знание 
должно иметь своим предметом достойнейший род [сущего]. Так вот, умозрительные науки предпочтительнее всех остальных, а учение о божественном предпочтительнее других умозрительных наук. В самом деле, мог бы возникнуть вопрос, занимается ли первая философия общим или каким-нибудь одним родом [сущего], т. е. 
какой-нибудь одной сущностью (physis): ведь неодинаково обстоит дело и в математических науках: геометрия и учение о небесных светилах занимаются каждая определенной сущностью (physis), а общая математика простирается на все. Если пет какой-либо другой сущности (oysia), кроме созданных природой, то первым учением 
было бы учение о природе. Но если есть некоторая неподвижная сущность, то она 
Первее и учение о ней составляет первую философию, притом оно общее [знание] 
в том смысле, что оно первое. Именно первой философии надлежит исследовать 
сущее как сущее - что оно такое и каково все присущее ему как сущему. 

>