Итак, сказанного об этой сущности достаточно Все, однако, считают начала противоположностями - так же как у природных вещей, так одинаково и у 
неподвижных сущностей. Но если не может существовать ничего, что было бы первее начала всего, то, надо полагать, невозможно, чтобы это начало было началом, будучи чем-то другим; это так же, как если бы кто-то сказал, что белое есть начало не как 
нечто другое, а как белое и, однако, что оно белое по отношению к субстрату, т. е. что 
оно белое, будучи чем-то другим: ведь тогда это другое будет первее его. Между тем 
все возникает из противоположностей как некоего субстрата; значит, скорее всего субстрат должен быть присущ противоположностям. Следовательно, все противоположности всегда относятся к субстрату, и ни одна не существует отдельно. Однако, как это очевидно и подтверждается доводами, сущности ничто не противоположно. Таким образом, ни одна противоположность не есть начало всего в собственном смысле слова, а нечто другое есть такое начало.
     Между тем одной из двух противоположностей они объявляют материю: одни 
единому как равному противопоставляют [как материю] неравное, в котором они усматривают природу множества, а другие единому противопоставляют множество 
(ибо одни выводят числа из двоицы неравного - из большого и малого, а другой - из множества, причем в обоих случаях через посредство сущности единого). Ведь тот, кто обозначает как элементы неравное и единое, а под неравным разумеет двоицу из большого и малого , также утверждает, что неравное пли большое и малое есть нечто одно, и не различает, что они одно по определению, а но по числу Но даже начала, которые они называют элементами, они объясняют не надлежащим образом - одни обозначают большое и малое вместе с единым как три элемента чисел (первые два - 
как их материю, а единое - как форму), другие же [объявляют началами] многое и немногое на том основании, что большое и малое ближе по своей природе к [пространственной] величине, а третьи - более общее у перечисленного: 
превышающее и превышаемое. Все эти мнения, можно сказать, отличаются друг от 
друга не в отношении тех или иных выводов, а только в отношении трудностей обоснования, которых они остерегаются, потому что они и сами приводят 
доказательства для обоснования. Впрочем, на том же основании, на каком 
превышающее и превышаемое, а не большое и малое, суть начала, и число должно происходить из элементов раньше двоицы: ведь превышающее и превышаемое, 
равно как и число,- более общее. Между тем они одно утверждают, а другое нет 
Далее, одни противопоставляют единому разное и иное, другие - множество. Но 
если, как они этого хотят, существующее составляется из противоположностей, а 
единому или ничто не противоположно, или, раз уж так необходимо, 
противоположно множество, неравное же - равному, разное - одному и тому же и 
иное - самому предмету (ayte),-то наибольшее доверие внушает мнение тех, кто противопоставляет единое множеству; однако и они делают это неудовлетворительно, ибо у них получится, что единое есть малочисленное: ведь множество противолежит малочисленности, а многое - малочисленному.
     А что единое означает меру, это очевидно. И в каждом случае субстрат - особый, например: у гармонии - четверть тона, у [пространственной] величины - дактиль или стопа или что-то в этом роде, в стихотворных размерах - стопа или слог; точно так же 
у тяжести - определенный вес; и у всего - таким же образом: у качества - нечто обладающее качеством, у количества - нечто количественное; и мера неделима, в 
одних случаях по виду, в других - для чувственного восприятия, так что единое само 
по себе не сущность чего-либо. И это вполне обоснованно, ибо единое означает меру некоторого множества, а число - измеренное множество и меры, взятые много раз (поэтому также правильно сказать, что единое не есть число: ведь и мера - это не множество мер, и мера и единое - начало). И мера всегда должна быть присуща как 

нечто одно и то же всем предметам [одного вида], например: если мера-лошадь, то
она относится к лошадям, а если мера - человек, она относится к людям. А если измеряемое человек, лошадь и бог, то мерой будет, пожалуй, живое существо, и 
число их будет числом живых существ. Если же измеряемое - человек, бледное и 
идущее, то меньше всего можно говорить здесь об их числе, потому что бледное и 
идущее присущи одному и тому же, притом одному по числу; тем не менее число их 
будет числом родов или числом каких-нибудь других подобных обозначений .
     А те, кто рассматривает неравное как нечто единое и признает двоицу чем-то неопределенным, состоящим из большого и малого, слишком далеко отходят в 
своих высказываниях от правдоподобного и возможного. Ведь это скорее 
видоизменения и привходящие свойства чисел и величин, нежели их субстрат 
(многое и немногое - видоизменения числа, большое и малое - видоизменения величины), так же как четное и нечетное, гладкое и шероховатое, прямое и кривое. 
А к этой ошибке прибавляется еще и то, что большое и малое и все тому подобное необходимо есть нечто соотнесенное, между тем из всех категорий соотнесенное 
меньше всего есть нечто самобытное или сущность, и оно нечто последующее по сравнению с качеством и количеством; при этом соотнесенное, как было сказано, 
есть некоторое видоизменение количества, но не [его] материя, поскольку и для соотнесенного вообще, и для его частей и видов материей будет нечто другое . 
Ибо не существует ничего большого или малого, многого или немногого, 
соотнесенного вообще, что было бы многим или немногим, большим или малым, 
или соотнесенным, не будучи чем-то другим. А что соотнесенное есть меньше всего некоторая сущность и нечто истинно сущее, подтверждается тем, что для него 
одного нет ни возникновения, ни уничтожения, ни движения в отличие от того, 
как для количества имеется рост и убыль, для качества - превращение, для 
пространства - перемещение, для сущности - просто возникновение и уничтожение. 
Для соотнесенного же всего этого нет, ибо, и не будучи приведенным в движение, 
одно и то же будет иногда больше [другого], иногда меньше или равно [ему] в зависимости от количественного изменения этого другого. Да и необходимо, чтобы материей чего бы то ни было, значит и сущности, было то, что таково в 
возможности; соотнесенное же не есть сущность ни в возможности, ни в действительности. Поэтому нелепо, а скорее невозможно, считать, что не-сущность 
есть элемент сущности и первее ее, ибо все [остальные] категории суть нечто последующее по отношению к сущности. Далее, элементы не сказываются о том, элементы чего они есть , между тем многое и немногое порознь и вместе 
сказываются о числе, длинное и короткое - о линии, а плоскость может быть и 
широкой и узкой. Если же существует также некое множество, о котором всегда 
говорится, что оно немногое, например два (ведь если два-многое, то "одно" было 
бы немногим ), то должно существовать и безусловно многое, как, например, десятка 
есть многое, а именно если нет числа больше ее , или десять тысяч . Как же в таком 
случае получится число из немногого и многого? Ведь о нем должны были бы 
сказываться либо то и другое, либо ни одно из них; между тем здесь сказывается 
только одно из двух.

>