. Александр Шойхет

Народ на войне
(Хроника событий одного дня)

     6-е августа  2006г. 7. 30  утра. Тель-Авив. Центральная автобусная станция.

     На мой вопрос диспетчеру отдела информации , где находится автобус номер 845,отходящий на Кирьят-Шмону, и ходят ли вообще туда автобусы, внезапно откликнулся проходящий мимо  высокий солдат-милуимник бригады «Голани», нагруженый как верблюд,винтовкой, солдатским мешком и бронежилетом с каской– «Ходят. Седьмой этаж,четвертая платформа,идем со мной...» Молча иду за солдатом. На  четвертой платформе   ждут автобуса солдаты и солдатки разных частей,молчаливые,сосредоточенные. Из гражданских лиц только я и пожилая женщина явно «русского» облика.  Через минут пять подкатывает автобус,солдаты быстро загружаются,без обычных в таких случаях шуток и смеха. Женщина садится рядом со мной и неожиданно спрашивает: 

     – Вы тоже в Кирьят-Шмону? Надолго? А что ж вы билет взяли в одну сторону? Купили бы сразу обратный, это гораздо дешевле.

     Пользуясь случаем, расспрашиваю о положении в городе. Итак ,первое  интервью по дороге в во фронтовой город Кирьят-Шмона с жительницей города,репатрианткой с Украины, Зиной В.

     Зина В.:  – Ты что,журналист? А почему едешь к нам без бронежилета?
                                      – А разве нужен бронежилет?-
           З.В.:  – А как же! У нас, в киббуце Хагошрим, где я работаю в гостинице, размещены многие журналисты. И сабры есть, и «наши». Так у всех бронежилеты.В каждом номере валяются. Как же ты передвигаться-то будешь? У нас же самый настоящий фронт! Снаряды эти летают с утра до вечера. Вот скоро сам почувствуешь.
                     – «Катюши» ?
           З.В.:  –Не-ет, «катюши» у нас раньше летали. Я в Кирьят-Шмоне уже восемь лет. Так нас всегда обстреливали. Но сейчас совсем  другие ракеты. Если попадет в дом – все! Дома нет. И 
еще эти...шарики стальные летят во все стороны. Я вот тут у дочки в Тель-Авиве неделю прожила – от тишины оглохла. Сейчас еду назад, хочу мужа и сына уговорить, чтобы уехали...Невозможно так жить. Вот, вы не понимаете, как это все время жить в «миклате», как крысы какие...
                    – Муж и сын не хотят уезжать?
           З.В.: – Не хотят. Вот, еду упрашивать. Муж говорит – дом свой, хозяйство. Уедем – так пропадет, разворуют.
                   – А что,бывает и  такое? 
          З.В.: – Все бывает. Мы-то еще не старые, можем работать, в магазин ходить,а  есть у нас старики или больные, выйти не могут, да и страшно им, пешком под обстрелом. Вот и сидят, голодные, дома, а бомбоубежища не во всех домах есть. Банк не работает, деньги снять негде. 
А магазин у нас только один, «русский» его держит, Алекс, единственный, кто остался, но до 
него еще дойти надо.
                  – А  работники ирии,служба тыла, мэр, наконец? Они совсем ничего не делают? 
         З.В.: – Знаете... Я так вам скажу. Ни государству, ни нашей ирие до нас дела нет. Мы их не видим. Кто побогаче, с деньгами, тот давно уехал. Остались в основном «русские», много больных стариков, или таких, кому некуда ехать. Так им помогают добровольцы. У нас в городе есть «матнас», там Центр помощи репатриантам. Есть там такая Аня Верник. И еще группа волонтеров. Как приедете, идите сразу туда. Они вам все покажут и расскажут, в «миклаты» отведут, где люди сутками сидели без еды, без кондиционеров, с забитой канализацией... Они единственные, кто помогает, организуют вывоз людей  в другие города.

       Зина дала мне телефоны Центра помощи, обьяснила, как дойти до «матнаса» и, когда автобус уже подьезжал к  Кирьят-Шмоне, сказала:

     – Запомни, журналист,  у нас здесь шумно – артиллерия бьет и ракеты падают. Так вот, если после грохота – эхо, значит это наша пушка ударила, не страшно. А если сначала свист и шелест в воздухе, а потом взрыв – это  ракета. Бронежилета на тебе нет. Как услышишь свист, прячься. Ну,удачи тебе! 
 

     Кирьят-Шмона. 10 часов 45минут. Центральная автобусная станция.

     Я жил в этом маленьком, тихом, цветущем городке Севера в самом начале своей репатриации, в 90-м – 92-м годах. В городке было полно магазинчиков и кафе, где в любое время  собиралось довольно много народу, хотя население тогда (вместе с новыми репатриантами) едва достигало 20 тысяч. Сегодня я не узнал города. Выбитые стекла витрин Торгового центра. Изуродованные реактивными снарядами стены домов. Огромные ржавые пятна  выгоревших  лесов на склонах  гор. И вымершие улицы. Только армейские грузовики для прибывших тель-авивским рейсом солдат «Голани» и «Нахаль» и замершая на остановке такси пара дежурных «монитов». И главная примета фронтового города – грохот артиллерийских батарей, расположенных здесь же, рядом с окраиной  Кирьят-Шмоны. «Артиллерия бьет. Артиллерия бьет...»  Водитель автобуса,привезший меня в войну, флегматично(наверное, привычка) обьяснил на прощанье:
     – Отсюда автобусы на Тель-Авив идут не по расписанию. Зайди к «садран-авода», узнай, а то застрянешь.

      Никакого «садран-авода» на автобусной станции не оказалось, несколько солдат и офицеров  в полевой форме, с оружием, ждали автобуса. Может быть, подьедет. Я поразился их спокойному, даже отрешенному виду. Они не реагировали ни на грохот артиллерийских залпов, ни на сирену воздушной тревоги, взвывшую над городом ровно в 11 часов. Никто и не думал куда-то бежать и прятаться. Уже потом, пробыв в городе несколько часов, я  вспомнил фразу Михаила Зощенко – 
«человек не вошь, ко всему привыкает». Но в первые четверть часа пребывания в Кирьят-Шмоне я еще не обвык к обстановке и поэтому не пошел сразу искать артиллерийскую батарею для взятия у солдат интервью, а позвонил в Центр помощи,  Анне Верник. 
 

     Кирьят-Шмона, 11часов 20 минут. Центр помощи репатриантам. 

                                    «Это не героизм. Просто так сложилось.»

      Анна Верник ответила мне сразу, одновременно разговаривая с кем-то по другому телефону. 
Я представился и она мгновенно среагировала: 

     –Машины у тебя нет? Стой там,где стоянка такси. Я подьеду,тебя заберу. 

     После ее звонка сразу по городу ударили реактивные снаряды, я увидел взвившиеся столбы дыма и тут же по ушам хлестнула наша артиллерия. В обстановке войны человек учиться быстро, и я уже мог отличить тонкий свист и шелест реактивного снаряда от оглушающего «буха» родной пушки, отраженного горами. Далее все происходило молниеносно, Анна подрулила к стоянке, я прыгнул в машину, через пять минут мы были в прохладной комнатке «матнаса», где и располагается Центр помощи...нет, не репатриантам, а просто жителям Кирьят-Шмоны, оставшимся в городе. 

     –Извини – отрывисто сказала Аня, – я буду отвечать на твои вопросы и, одновременно, отвечать на звонки. У меня много работы. Я должна устроить двенадцать семей в  какой-то из городов Центра. Понимаешь, в любой стрессовой ситуации люди проявляются и в хорошем и в плохом смысле. Вот я сейчас говорила со здоровым тридцатисемилетним мужиком. Он сидит дома, у него семья и двое детей, а он сидит дома, палец о палец не ударяет, чтобы хоть чем-то помочь и кричит на нас – «вы должны что-то сделать, вы должны нас вывезти». Мы – добровольцы, мы н е   д о л ж н ы ему и таким , как он, ничего. Государство должно 
было позаботиться о тысячах таких беженцев, но государство и его чиновники с начала войны 
не сделали и не делают  н и ч е г о! Но я понимаю таких людей, как этот крикун. У них семьи, дети. Они  н е  о б я з а н ы   б ы т ь   г е р о я м и. Граждане Израиля  должны чувствовать себя защищенными! У меня нет никакой обиды на этих людей, бьющихся в истерике. Поэтому я взялась им помочь и делаю все, что могу. У меня и моих помощников главная проблема – вывоз тех, кто хочет уехать, и обеспечение всем необходимым тех, кто в силу многих причин, остался здесь.» 

       В это время снаружи истошно завыла сирена – угроза ракетной атаки. И тут же зазвонил один из трех пелефонов. Анна совершенно спокойно, не обратив внимания на сирену, ответила по телефону. Кто-то кричал, что волонтеры не доставили ему и его жене порции горячей еды. Она успокоила звонившего, что еду обязательно доставят, и перезвонила по другому пелефону  ответственным за доставку. И тогда я услышал близкий разрыв снаряда и характерный шелест  стальных шариков шрапнели в воздухе. Анна перехватила мой взгляд и сказала: 

     – Ну,ладно. Пойдем, спустимся в «миклат».

     Мы выскочили на улицу,вниз по ступенькам и направо,под защиту толстых стен строения. У входа  в убежище стоял «милуимник» Офир, ответственный за безопасность. 

     – Быстрей! Анна! В убежище!– крикнул он. 

     Мы с Анной зашли по ступенькам внутрь и за нашими спинами прогремел новый взрыв. 

     – Это центральное убежище. Здесь наш штаб помощи. Сейчас ты познакомишься  с другими добровольцами. Пойми, то, что мы остались здесь и помогаем людям, это не героизм. П р о с т о    т а к  с л о ж и л о с ь.»
 

     Кирьят-Шмона. 12 часов15 минут –16 часов. Центральное бомбоубежище при «матнасе». 

     В штабе помощи народу оказалось много. В основном это добровольцы,молодежь из окрестных мошавов и киббуцев и довольно пожилые «милуимники». Одни отвечают на телефонные звонки, принимают жалобы от населения, сидящего уже две недели в «миклатах», другие выезжают по вызовам, развозят готовые порции горячей пищи. Две девочки-солдатки печатают на компьютере списки и адреса жителей Кирьят-Шмоны, которые не могут передвигаться и выходить из дома. Таких обеспечивают едой и лекарствами в первую очередь. Кому-то нужна психологическая помощь и для этого существует телефонная линия, на которой дежурит Анат, волонтерка из близлежашего мошава, солидная интеллигентная дама в очках, похожая на учительницу. 

          Я:  – Как ты относишься к  тому,что Франция и Америка выдвинули совместную инициативу о немедленном перемирии?
    Анат:  – Я приветствую это решение. Я хочу, чтобы этот ад прекратился, наши мальчики перестали погибать в Ливане, а люди вернулись к нормальной жизни.
          Я:  – Но ты понимаешь, что Хизбалла не согласится прекратить обстрелы, а если мы уйдем из Ливана сейчас, то это будет нашим поражением, Насралла снова станет героем, международный контингент не защитит наши границы, и через год-два будет новая война?
    Анат: – Смотри, кто такой Насралла и его организация? Это Сирия и Иран. Вот поэтому не мы должны все время воевать с ними, а мировое сообщество должно давить на них. Не Израиль, а  цивилизованнный мир должен заставить Сирию и Иран, и , разумеется, Хизбаллу прератить насилие и сесть за стол переговоров.

    

Но у большинства волонтеров на этот счет другое мнение. 
 

     Надав Шошан, волонтер, 30 лет, житель Кирьят-Шмона:

     – Я против этой передышки! Так и напиши в своей газете. Я готов сидеть в «миклате» сколько нужно, две недели, месяц! Пока мы не добьемся полной победы. Я офицер запаса и жду  призыва. Я был в Ливане и пойду снова, пока мы не уберем эту Хизбаллу...
 

     Анат, волонтерка, 24 года, жительница Крайот (Хайфа).

     – Я хочу продолжения этой войны. У меня в семья  в Кирьят-Моцкин и никто не уехал. Мы должны сражаться до конца, до победы, и если надо сидеть в убежище еще месяц или два, то 
мы посидим. Лишь бы армия победила.
 

     Офир, офицер безопасности, житель Кирьят-Шмона, 26 лет.

     – Мы ни в коем случае не должны прекращать наземную операцию сейчас и наше правительство не должно реагировать ни на решения ООН, ни на этот план Франции. Они только свяжут нам руки, как это было раньше. Да, в Кирьят-Шмона сейчас тяжело, многие убежали. Но если мы сейчас отступим, то через год или два Насралла будет обстреливать 
Гуш-Дан и тогда куда бежать, в Эйлат? Но вся страна не может  сидеть в Эйлате. У нас нет выбора или победа или смерть государства.

     Я выхожу из убежища на воздух, подышать, пока не летают ракеты. Наверху синее небо, красивое белое здание «матнаса» и тишина. Внезапно подьезжает «легковушка» оттуда выскакивают двое в черных бронежилетах и один из них, по виду типичный «марокканец», ругаясь с кем-то по пелефону, бежит в  «миклат». 

     – Что случилось?- спрашивает  Офер у второго «жилета», степенного сухого старика в вязаной кипе. 
     –Порций опять не хватило, – отвечает тот, – в ...(он называет микрорайон города) в пустом доме двое стариков, «русские», на иврите не говорят, позвонить не могут. Мы даже не знали,
что там кто-то есть... 
     – Но, ведь, этим должна зниматься ирия, – встреваю я в разговор, – у них должны быть списки жителей, адреса. И вообще  этими людьми должно заниматься государство! 
     – Государство!? – внезапно взрывается старик в кипе, – государство –  это  я! Государство – 
это ты! Государство – это он! – старик тычет пальцем в Офира. – Другого государства я сейчас не знаю! 

     В это время из «миклата» выходит тот самый «марокканец», что ругался в пелефон, вытаскивая на руках поднос с с завернутыми в фольгу порциями горячего обеда. 

     – Поехали, Моше, надо успеть, а то опять обстреляют.
     – Я поеду с вами, – говорю я, – хочу посмотреть, как вы работаете, да и со стариками поговорю...
     –  Куда ты, мотек, – сурово останавливает старик, – оставайся здесь. У тебя бронежилета нет. 
А лишних нам не дают. 

     Они  быстро уезжают кормить брошенных стариков. И в этот момент я слышу свист реактивных снарядов, летящих из-за гор на Кирьят-Шмону.
 
 

Трагедия в Кфар Гилади

     В бомбоубежище работает телевизор, все свободные от телефонных переговоров с микрорайонами собрались вокруг и взволнованно переговариваются. На экране дымяться машины, бегают полицейские в касках и «жилетах», мелькает машина с «маген-давид-адом».  Оперативно работают все же наши тележурналисты! Из восклицаний я понимаю, что это произошло здесь, рядом с нами, возле той самой артиллерийской батареи, куда я так рвался попасть. Это те самые ракеты, которые мы слышали несколько минут назад. 

     – Это в Кфар Гилади! – говорит Офер, – там наши артиллеристы. Из текста бегущей строки понимаю, что в результате ракетного удара десять наших солдат-резервистов убиты и еще четверо ранены,  двое из них тяжело.  – Это не просто так, продолжает Офер, – ракетчики «Хизбаллы» пристрелялись.» 
     – Ты уверен? 
     – Да,уверен. Мы слишком много болтаем по телевизору. Мы много показываем наши боевые действия. Они там, в Ливане, не дураки. Все эти репортажи и показы надо прекратить. У нас же идет война...

     Я смотрю на экран, где суетятся полицейские и санитары, и думаю, что может быть среди погибших резервистов есть ребята, с которыми всего пару часов назад я ехал в одном автобусе.
 

     15 часов 30 минут. Центральный «миклат» при «матнасе» Кирьят-Шмоны.

Тамара Грекова

     Ее нельзя не заметить. Когда  эта крупная сильная блондинка появилась в убежище, 
как-будто по помещению прошел ветер. Она о чем-то перекликалась с Аней Верник, потом кричала по пелефону,ругала кого-то. 

     – Вот это Тамара Грекова – говорит мне Аня, – помнишь, я тебе о ней рассказывала? Координатор  «мокеда 106». Поговори с ней. ( Мокед 106- горячая линия связи Центра помощи жителям Кирьям-Шмоны. По ней можно позвонить в любое время  по любому вопросу и вам ответят. Мокед работает 24 часа в сутки). 

     Мы сидим с Тамарой возле входа в «миклат» и дышим воздухом, пользуясь перерывом между обстрелами. Тамара рассказывает и я чувствую, как  у нее болит душа за все что здесь 
происходит:

     – Знаешь, когда здесь все это началось, ( многочасовые обстрелы города начались десять дней назад), то наш мэр и работники ирии должны были начать эвакуацию города и прежде всего беспомощных, больных стариков, у которых нет родственников, нет денег и им некуда податься. Их надо было пристроить в спокойные места! В ирие должны были быть списки этих людей, адреса,телефоны! Но у них ничего этого не оказалось. Особенно пострадали «русские». Многие из пожилых людей не знают иврита и даже когда они звонили в ирию и в Центр помощи, и начинали говорить по-русски, то координаторы-израильтяне бросали трубку. И только когда мы, добровольцы, взялись за это дело, то за две недели нам удалось выяснить, где у нас живут люди, которым надо помочь.  Ведь было как? Все «трумот», продуктовые посылки, обеспечили нам кураторы от партии НДИ; нам, например, очень помог Борис Годовский, (координатор Чрезвычайного штаба при НДИ) и, вот эти продукты волонтеры доставляли сюда и развозили по домам. Но местные волонтеры-сабры возили  эти горячие обеды прежде всего своим, а до «русских», наших беспомощных и скромных стариков, вся эта еда не доходила! Тут еще и менталитет виноват. Наши сидят по домам и ждут, а местные, особенно те, кто помоложе, поздоровее, выскакивают и хватают лишние порции. У меня были жуткие случаи, когда старики, ветераны войны, по несколько дней не получали еды. Один такой дедушка, когда я ему привезла горячий обед, хлеб целовал от радости, что теперь не помрет с голоду. Но мы взялись за дело, я, Ання Верник, Наташа Алтунина, Женя Крельштейн, Алекс Мельников,с оставили списки нуждающихся, на телефонах есть люди, говорящие по-русски. Но на все это ушло две недели!  Самое обидное, что даже в ситуации войны израильтяне-сабры помогают своим в первую очередь, а то, что наши старики лежали в обстреливаемых  домах  голодные, никому дела нет. 
 

     Кирьят-Шмона. 16 часов 30минут. Центр помощи при «матнасе».

     Мы снова в той маленькой комнатке, где начиналось утром мое путешествие в войну. Анна Верник и Алекс Мельников обсуждают перипетии этого нелегкого дня и радуются удаче – 
Анне наконец удалось договориться с руководством Реховота (Знаешь, там есть такой замечательный человек!) и сегодня вечером туда отправляют еще девяносто человек на временное проживание. 

     – Мы вывезли уже 230 семей, – сияет Анна, – а надо еще 35! Я думаю – вывезем всех». 

     Алекс Мельников – это тот самый «марокканец», который развозил горячие обеды вместе с волонтерами под обстрелом «катюш». В «матнасе» он отвечает за работу с молодежью. 

     – Я не  склонен утверждать, как Тамара, что у нас тут есть какое-то разделение на сабр и «русских», когда дело касается раздачи еды, – говорит он. – Просто, пока мы всех взяли на учет, пока узнали, кто где у нас живет, а под постоянными обстрелами это сделать нелегко, прошло время. И сегодня у нас нет голодных. Но есть другое – люди постоянно сидят в бомбоубежищах, они напуганы ,так что психологическая помощь – это не менее важно. У нас тут постоянно стреляют пушки днем и ночью, мы спим , зажав уши... 

     – Может быть, лучше, если, как предложила Франция, прекратить обстрелы и бомбежки Ливана, отвести войска и дожидаться политического решения?

     Они оба , и Алекс и Анна, дружно отвечают, – нет! 

     – Мы были плохо готовы к этой войне, – говорит Алекс. – Потому было много ошибок в начале. Но теперь, я думаю, мы должны продолжать военную операцию до победы. Мы 
согласны еще терпеть лишения и сидеть в «миклатах», только бы армия победила! 
 

     Центральная автостанция  Кирьят-Шмоны, 16 часов 55минут.

     Анна Верник подвезла меня на своей видавшей виды машине прямо к автобусу. 

     –Лучше уезжай сейчас, пятичасовым. Потом может опять начаться обстрел, а когда будет следующий  рейс на Тель-Авив, неизвестно. Знаешь, я хочу сказать...Помнишь, мы говорили утром о героизме? У меня двое сыновей сейчас в южном Ливане. Но дело даже не в этом. Все  люди – бояться. И я, когда еду под обстрелом, везу кому-то еду или лекарства, мне тоже 
страшно. И нашим мальчикам-волонтерам  страшно. Но старикам, что лежат, беспомощные, никому не нужные, в пустых домах, им еще страшнее.  И я не уеду отсюда, потому что нужна 
этим людям. И мы обязательно победим.

     Я уезжал из  фронтового города Кирьят-Шмоны вместе с солдатами-резервистами, измотанными боями в Южном Ливане, оглохшими от постоянного грохота артиллерии и разрывов реактивных снарядов. Война продолжается и никаких перерывов в стрельбе и боевых действиях пока не предвидится.  Есть довольно известная и пошлая пословица о том, что 
каждый народ заслуживает свое правительство. Но глядя на наш народ, ведущий сегодня 
тяжелую войну с бандитским «государством в государстве», я бы несколько переиначил эту  мысль – а заслуживает ли наше правительство такой мужественный, терпеливый, ко всему готовый и отважный народ? Хватит ли у этого правительства духа выстоять перед усиливающимся давлением «мирового сообщества антисемитов» и быть достойным своего народа, согласного сидеть в бомбоубежищах, терпеть ракетные атаки, чинить под обстрелом дороги и линии элетропередач, гасить пожары и терять в боях своих солдат, и стремится к победе, несмотря на жертвы и кровь, ибо бескровных побед не бывает.

                                                             Кирьят-Шмона. 7-е авгу ста 2006г. Северный фронт.

============================== 
=============