. Эва Замалина
.
Белый мешочек черных сухарей

     Вот уже два года, как Санька с мамой и младшей сестренкой живут в эвакуации. Сюда, на станцию Чу, к ним изредка прибывают папины письма с фронта, эти долгожданные треугольнички, путешествующие по дорогам войны. Забытая Богом среди песчаных барханов, саксаулов и редких колючих цветов пустыни, станция Чу стала для них временным пристанищем после нескончаемой серии переездов и мытарств.
     Из окошечек небольшой глиняной хибарки с низкой земляной крышей, куда их приняли на постой, виднелась железнодорожная станция, сплошь заваленная саксаулом. Хозяин хибарки пожилой казах едва говорил по-русски. Он жалел Санькину маму и помогал, чем мог. Называл ее единственным известным ему русским именем Марусечка. И, хотя оно не имело ничего общего с ее настоящим именем, она, пряча улыбку, откликалась.
     В здешних местах топили саксаулом. Это невысокое крепкое дерево с узловатыми стволами, напоминавшее кустарник, хорошо горело. Холодными зимними вечерами тепло горящего саксаула было благодатью, а летом на нём готовили пищу. Его разгружали трудармейцы, в основном чехи, направленные на принудработы. Ослабленные и голодные, плохо экипированные, они тяжело переносили стоявшие здесь суровые зимы и часто умирали прямо на ходу.
     Восьмилетний Санька давно забыл, что значит наесться досыта. Однажды 
поселившееся под ложечкой чувство голода уже не покидало его, мучая по ночам кошмарами. Найти работу Санькиной маме не удавалось, да и детей оставлять без присмотра было боязно. Когда пайка нехватало, Санька с мамой выменивали что-нибудь из сохранившихся вещей на продукты. Но это бывало иногда, а голод мучил постоянно. К счастью рядом с хибаркой размещалась солдатская столовая. Повар, рослый крепкий грузин Ираклий, частенько подбрасывал остатки незатейливой армейской пищи. Тогда на их столе появлялись варенные рыбные головы со свеклой, а в комнате стоял уютный вкусный запах домашней еды. Но больше всего им не хватало хлеба - обыкновенного черного хлеба, рыхлого и липкого, с неповторимым кисловатым запахом.
     Все чаще по репродуктору сообщали об успехах нашей Армии на фронтах. В сводках мелькали названия городов и населенных пунктов, отвоеванных у фашистов. Уже освобожден родной Харьков. Забрезжило долгожданное возвращение домой. Было ясно, что обратный путь не будет легким, и к нему нужно хорошо подготовиться. Главное - запастись продуктами. А где их взять, если семья живет впроголодь?!
     Санькина мама рассчитала, что домой придется добираться минимум месяц. Чтобы в дороге каждый мог съесть три сухаря в день, девять -  втроем, их нужно было заготовить около трехсот. Тогда хватит до Харькова.
      Подготовку начали загодя. Отоваривая по карточкам вожделенную норму хлеба на себя и детей, мама отрезала от дневного пайка пять тоненьких ломтиков и, подсушивая,. опускала в белый, сшитый из льняного полотна мешочек
   

Устраиваясь возле разогретой печи, дети, не переводя взгляда, следили за каждым маминым движением, провожая глазами сухарики, исчезающие в мешочке. Это действо повторялось каждое утро, и мама, превозмогая жалость, четко выполняла задуманное. Для учета завела тетрадку, куда вносила свою нехитрую бухгалтерию. А детям строго-настрого запретила прикасаться к сухарям, объясняя, что иначе они могут  в дороге умереть с голоду.
     Долгое время они не подходили к сухарям, а только издали вдыхали их призывный запах, не в силах отвести взгляд. Они не могли думать и говорить ни о чем, кроме, как об этих слегка подрумяненных в печи, сухих ломтиках хлеба. Осмелев, Санька брал беленький мешочек с черными сухарями в руки, вдыхая сам и давая сестренке почувствовать знакомый кисловато-тёплый аромат.  Было что-то очень волнующее в этом неторопливом ритуале. Мешочек притягивал к себе, как магнит, и казалось нет ничего вкуснее на свете этого засушенного в печи черного «лакомства». 
    Уже начали выдавать разрешение на выезд и возвращение эвакуированных домой.. Желающих вернуться было много. Глубокой ночью, преодолевая страх, Санькина мама одна, иногда с кем-нибудь из попутчиц в кромешной тьме, пешком шла в райцентр. Несколько раз ее ночные походы закончились ничем, но однажды вернулась сияющая и показала Саньке драгоценную бумагу, в которой было написано, что они имеют право на возвращение.
    .По-прежнему ежедневные пять сухарей отправлялись в заветный мешочек. Но вот  однажды мама с удивлением заметила, что он не увеличивается,  и как будто уменьшился в объёме....
     Только вечером, глядя на притихшего Саньку, догадалась - заглянула в мешочек снова и... обнаружила, что часть сухариков уменьшились в размере… Под пристальным маминым взглядом, потупив взор, Санька раскрыл тайну своего мошенничества. Он громко и безутешно плакал. В тон ему не совсем понимая суть происходящего, горько всхлипывала четырехлетняя сестричка.
     Слегка пожурив детей за обман и хитрость, мама заставила себя улыбаться, а когда дети уснули, тихонько, чтобы не разбудить, выплакала накопившуюся боль...
     Обратный путь был нелегким и долгим, но предвкушение близкой Победы и встречи с домом придавало надежды...

     В Харьков они прибыли в сумерки и Саньке это почему-то запомнилось....

                                                                                                                               20.05.2000