К истории СПИ
(1)
Краткий очерк, истории «Слова о Полку Игореве»
и «Задонщины».
В 1791 году А. И. Мусин-Пушкин был назначен
обер-прокурором Святейшего Синода. В том же году, 11 августа, Екатериной
II был издан указ, по которому Синоду разрешалось собрать и изъять из монастырских
архивов и библиотек рукописи, представляющие интерес для русской истории.
Этим занялся А. И. Мусин-Пушкин. Не позже
1792 года (точная дата не установлена) он приобретает сборник XVI века,
в котором обнаруживается список «Слова о полку Игореве».
Жертвой московского пожара 1812 года становятся
дом и библиотека графа. Список XVI века гибнет. В научный обиход приняты
издание Мусина-Пушкина и список, сделанный для Екатерины.
Оригинальная история списка XVI века сразу
же вызвала скептическое отношение к «Слову» у некоторых отечественных и
зарубежных ученых, предположивших, что речь идет о фальсификации, призванной
оправдать империалистическую политику Екатерины аргументами прошлого. Назывались
и возможные кандидатуры исполнителей подделки (в их числе и Мусин-Пушкин).
Исторические и лингвистические доводы скептиков
были столь внушительны, что вся литература по «Слову», накопившаяся за
два века беспрерывного изучения, посвящена одному вопросу - подлинно ли
«Слово о полку Игореве».
Спор скептиков и защитников по сути напоминает
известный диспут Остапа Бендера и ксендзов.
- Бога нет,- сказал Остап.
- Есть, есть,- сказали ксендзы.
Скептики целиком отвергают «Слово», апологеты
с такой же категоричностью признают его.
В первой половине XIX века, когда родилась
скептическая школа в России, многие исторические факты, косвенно подтверждающие
подлинность «Слова», еще не были известны.
М. Т. Каченовский, главный представитель школы,
провозгласивший принцип «Для науки нет ничего приличнее, как скептицизм»
(2), в первой же своей статье «Об источниках русской истории» (3)
подверг сомнению договоры Олега и Игоря с греками. В статье «Параллельные
места в русских летописях» он усомнился в подлинности многих сообщений
древнерусских хроник, полагая, что известия эти вписаны были позже, т.
е. в XVI веке (4).
М. Т. Каченовский и представители его школы
призывали: факты должны быть сопоставлены друг с другом и судить о них
надо в соответствии «с общими законами исторического развития». Впоследствии
другой представитель скептической школы
Н. И. Надеждин писал: «Всякий факт сам по себе имеет внутренние условия
достоверности... Эти внутренние условия создают историческую возможность
факта... Никакой древний исторический манускрипт, никакой известный авторитет,
выдержавший всю пытку обыкновенной критики, не убедит меня в подлинности
факта, если он представляет решительное противоречие этим законам» (5).
Такое отношение к древностям было продиктовано
необходимостью. С ростом национального самосознания наука нередко становится
на службу казенному патриотизму, тогда историография начинает отходить
от истории. Факты или неверно освещаются, или фальсифицируются в угоду
возникающему на прошлое взгляду.
Явление это универсальное. Почти все европейские
историографии пережили такой период. И основатель западной скептической
школы Август Шлецер на реалиях обосновывал необходимость строгого недоверчивого
отношения к историческим источникам. В XVIII зеке и в начале XIX в России
появилось значительное количество исторических подделок. Большинство из
них было разоблачено скептиками и не успело войти в официальную науку.
Скептическая школа (несмотря на целый ряд
неточных практических результатов) сыграла весьма положительную роль в
развитии русской историографии. Она способствовала созданию нравственной
атмосферы в науке, утверждению строгих моральных критериев, без которых
наука как объективное знание существовать не может.
Скептики прошли сквозь «пытку» патриотической
критики. Чрезмерной подозрительности им не прощали и не прощают. Отдельные
ошибки, и серьезные (неизбежные в практике любого научного метода), позволили
противникам объявить эту школу консервативной и т. п.
В XX веке последователей Каченовского в России
уже не осталось. И критика их приобретает особый характер.
«Очень важно отметить, что представители скептической
школы были людьми консервативных, официальных воззрений. Своими реакционными
взглядами был известен не только «парнасский старовер» М. Т. Каченовский,
но и друг Ф. Булгарина - О. И. Сенковский, а также М. И. Катков. И. И.
Давыдов известен тем, что с ним, как с директором Главного педагогического
института, боролся Н. А. Добролюбов» (6).
Интересно, чьим другом был и с кем сражался
К. С. Аксаков, резче И. И. Давыдова выступавший на стороне скептиков (7).
К. С. Аксаков и вовсе считал, что «Слово»
подделано даже не русским патриотом, а иностранцем.
Новый этап в изучении «Слова о полку Игореве»
начинается с открытием другого памятника - «Слова о великом князе Дмитрии
Ивановиче» (или как принято называть по одному из списков - «Задонщина»)
(8). Считается, что создано оно вскоре после победы Дмитрия Донского
над Мамаем (1380 г.). Автором считают Софония-«резанца», имя и прозвище
которого упоминается в списках. Исследователи гадали, кто же конкретно
скрывается под именем Софония-резанца. Называли то «рязанским попом», то
«брянским боярином».
Б. А. Рыбаков настаивает на второй версии:
«Брянский боярин Софоний (носивший в рукописях
загадочное и ничем не оправданное прозвище резанца)» (9). «Резанцами»
называли скопцов или христиан, подвергшихся насильственной мусульманизации,
обрезанию. «Р занцами» на Волге
и по ею пору прозывают мусульман.
Открыта была рукопись «Задонщины» в 1852 году.
Черт, сближающих ее со «Словом», оказалось так много, что это обстоятельство
поставило в затруднительное положение и защитников и скептиков, одинаково
давая обеим сторонам грозные аргументы. Замешательство продолжалось долго.
Наконец, французский славист Луи Леже в 1890 году опубликовал результаты
своего историко-литературного анализа, который свелся к следующему: «Слово
о полку Игореве» - произведение подражательное и слабое. «Задонщина» -
оригинальное и поэтически сильное. Он усомнился в дате открытия «Задонщины»
и предположил, что эта рукопись была обнаружена в конце XVIII века и на
основе ее неизвестным фальсификатором создавалось «Слово о полку Игореве»
(10).
В последнее время гипотезу Луи Леже решительно
развивал во Франции проф. А. Мазон и группа его единомышленников.
«В этом пестром целом нет единства,-
говорил о «Слове» Мазон,- кроме эпохи и среды. Эпоха - это конец XVIII
века в торжествующей России Екатерины II, среда - несколько образованных
людей, группирующихся в кружок около графа Мусина-Пушкина, библиотечных
работников и людей светских, вдохновленных историческими чтениями; льстецов,
не менее чем патриотов, обративших свое вдохновение на службу своего национализма
и политики императрицы» (11).
Сопоставив поэтику и лексику двух памятников,
А. Мазон выдвинул несколько конкретных вопросов, которые могли, между прочим,
задать себе и защитники.
С возражениями А. Мазону выступили многие
советские ученые: А. С. Орлов, С. П. Обнорский, Н. К. Гудзий, В. П. Адрианова-Перетц
и др., зарубежные - А. В. Соловьев, И. Н. Голенищев-Кутузов, А. В. Исаченко,
С. Леонов (Парамонов), Р. О. Якобсон и др. Ответы защитников составили
не один том, где на все лады повторяется главный аргумент в пользу подлинности
- убежденность в подлинности.
Заслуживает серьезнейшего, аргументированного
ответа такое, например, замечание А. Мазона: «Язычество, самое искусственное,
распространено на всем протяжении произведения вплоть до неожиданного предела
весьма христианского содержания».
Определеннее всех ответил С. Леонов (Парамонов),
австралийский словист. Хотя стиль его ответов далек от академизма и изложение
грешит описательностью (он мало прибегает к доказательствам), заявления
его часто оказываются ближе к искомой правде, чем многие более оснащенные
научной аппаратурой труды других защитников. Он пишет: «Профессор Мазон
настолько силен в своем анализе, что не понимает, что почти все «христианство»
«Слова»- это добавки монахов-переписчиков, которых не могло не шокировать
полное умолчание христианства. Вставки их шиты белыми нитками, в особенности
в конце о «хрестьянах», о которых в «Слове» до этого, кстати сказать, не
было сказано ни одного слова» (12).
Многие защитники игнорируют проблему, поставленную
А. Мазоном. Фигура умолчания не лучшая форма ответа на вопрос, решение
которого прибавило бы нам знания духовной атмосферы древней Руси.
Повторяю, этот вопрос о взаимоотношении искусственного
язычества и искусственного христианства в «Слове» должны были поднять сами
защитники. А проще - исследователи «Слова» без добавочных определений.
Характерно, что в трудах, созданных в форме
ответа на высказывания французского словиста, книга его цитируется не по
достоинству скупо и в такой форме, с такими побочными, не имеющими отношения
к науке комментариями, что непосвященному читателю становится очевидной
некомпетентность А. Мазона. Особенно показателен в этом отношении сборник
статей под редакцией Д. С. Лихачева (13).
Именно в нем Н. К. Гудзий провозгласил тезис,
благодаря которому можно объяснить все несуразности и грамматические, и
литературные, и орфографические, которыми изобилует текст «Слова». Устав
от щекотливых вопросов коварных «французов» и «немцев», уважаемый ученый
сказал, как отмахнулся: «В качестве возражения и Мазону, и Унбегауну можно
было бы указать прежде всего на то, что язык «Слова» - поэтический; он
мог отклоняться и на самом деле отклонялся от общепринятого языка...» (14).
Ироническое заявление А. С. Пушкина - «поэзия
должна быть глуповатой»,- мне кажется, было понято слишком прямолинейно
и
стало основой предрассудочного отношения ученых к поэтическому языку.
...В последние десятилетия советская «словистика»
находится в состоянии динамичной статики, природа которой не в самой науке,
а возле нее.
Научный коллектив, говорят математики, дееспособен
до тех пор, пока в нем есть некая критическая масса, то есть сумма полярных
идей. Когда все сказали «да», то или тема исчерпала себя, или коллектив
исчерпал свои возможности.
Незримый коллектив специалистов по «Слову»
существует в нашей стране издавна. И все говорят «да». Любые попытки изменения
всеобщего взгляда на биографию «Слова» вызывают немедленную анафему (15).
На поле - одна команда и вся состоит из защитников.
Нападающие давно ушли в раздевалку. Команда имитирует яростную борьбу с
жупелами - игра в футбол по телефону.
Прочтения, переводы, комментарии защитников
опубликованы, признаны и вошли в учебники. Отречься, усомниться в ценности
всего этого, десятилетиями накопленного багажа, на котором зиждется авторитет
имени, трудно. Наука поставлена в зависимость от ученого.
Скептикам, целиком отвергающим «Слово», не
доставало доверчивости; апологетам, целиком принимающим,- здравого скептицизма.
Не только сомнение - двигатель науки, но и
не только безоглядная вера. Иначе историческая реликвия становится одним
атрибутом двух религий - нигилизма и патриотизма. Знать источник важнее,
чем знать то, что нужно получить от него.
В этих условиях самая ценная фигура в науке
- скептик. Сохранить его - значит, продлить жизнь науке. Защитники бессознательно
понимают это, потому нашли себе противника за рубежом. Негласный лозунг
- сохранить А. Мазона! - читается между строк апологетических трудов. Скептик
- это пчела с жалом, которую невежественный садовник отгоняет от цветов
заповедного сада. Но именно пчела, вторгаясь в цветок, опыляет его. Охраняя
от мохнатого разбойника драгоценный нектар, мы губим будущие плоды.
Если бы математика и физика испытали такое
насилие патриотического подхода, человечество и сейчас каталось бы на телеге.
Способность увидеть вопрос в толпе восклицательных знаков,- редкое качество.
Сохранить А. Мазона! Носится по полю одинокий всадник, преследуемый толпой
разъяренных пехотинцев.
Совершенно «в стиле» пишет свою критику С.
Лесное (Парамонов): «Чтобы покончить с проф. Мазоном и более к нему не
возвращаться, отметим, что критику эту мы пишем, конечно, не для того,
чтобы разубедить проф. Мазона - его методы мышления и пользования научным
материалом показывают, что это совершенно безнадежное дело. Мы не запрещаем
проф. Мазону и его единомышленникам высказывать сомнения в подлинности
«Слова», ибо из столкновения мнений рождается истина. Но мы решительно
протестуем против того, что проф. Мазон называет «Слово» посредственным,
бессвязным, вялым и т. д.» (16).
В этом отрывке великолепно действует научное
местоимение - «мы».
«Некоторые наши друзья сочли наши критические
замечания слишком резкими по форме. Мы хотели бы указать им и всем придерживающимся
принципа непротивления злу, что 1) всякому терпению бывает конец, 2) и
в науке должна быть ответственность, безнаказанности здесь нет места!..
Хуже то, что в вопросе о «Слове» объединились
русские всех цветов: «белые», «красные» и «зеленые» - очевидно, их единодушие
имеет под собой более солидную базу, чем даже их разногласия» (17).
Любопытное наблюдение.
...История - интересует, историография возбуждаег
интерес. Я погрешил бы, заявив, что «Слово» так увлекло бы меня, если бы
не кружилось оно в водоворотах тмочисленных толкований. Без них оно могло
стать обычной музейной редкостью, как многие другие древности с более благополучной
судьбой, и не оказало бы воздействия на русскую литературу, искусство и
филологическую науку последних двух столетии. За два века ораторства в
библиографии по «Слову» накопилась не одна сотня названий, в которых, как
в болоте, буксуют одни и те же аргументы, не всегда научные, но всегда
патриотические?. И литературе этой никакой пожар уже не страшен.
В спорах о «Слове» зачастую терялось чувство
реальности, сгоряча пересматривалось отношение к понятиям общечеловеческим.
Эмоциональные верхи памятника, доступные приблизительному пониманию, расцветали
в ученом прочтении фантастическими до ядовитости цветами.
«Слово» дошло одним списком XVI века. Были
ли другие экземпляры? Слухи о них ходили. В 1948 году в парижской газете
«Русские новости» (№ 186) появилась статья, подписанная А. Л-ский:
«Журнал «Вопросы истории», в свое время, напечатал
призыв акад. Тихомирова о необходимости организовать сбор древних русских
рукописей, погибающих в глухих уголках огромной Советской страны. Журнал
получил в ответ много письменных откликов и в последнем номере открыл кампанию
за осуществление и проведение в жизнь «похода за рукописями», желая придать
этой грандиозной экспедиции характер широкого общественного движения и
привлечь к ней специалистов, учащихся и вообще все культурные силы страны.
Мы по своим личным воспоминаниям знаем, что
почти в каждом русском доме, особенно в старинных городах, в имениях или
монастырях где-нибудь на чердаках, в обитых железом сундуках хранились
пожелтевшие связки писем, грамоты, рукописи всякого рода, книги с медными
застежками. Большие архивные собрания и библиотеки в первые годы революции
были увезены в города, но целые охапки рукописного материала оставались
на местах, и все это необходимо собрать, чтобы не сделались добычей пожаров
драгоценные, может быть, памятники русской письменности.
В ответ на письмо акад. Тихомирова журнал
приводит отклики ученых и архивоведов, особенно рекомендующих обследовать
северные области, приволжскую глушь, Алтайский край, Прибалтику и Западную
Украину...
Но самый волнующий отклик получен от работника
Псковского музея Л. А. Творогова, письмо которого о его поисках так называемого
олонецкого экземпляра «Слова о полку Игореве» нельзя читать без волнения.
Творогов сообщает, что проф. Троицкий в бытность свою воспитанником Олонецкой
семинарии видел на занятиях в классе в руках у преподавателя рукопись,
о которой этот преподаватель сказал: «Вот здесь содержится другой список
«Слова о полку Игореве», но гораздо более подробный, чем тот, который напечатан».
Но учитель вскоре умер, а рукопись куда-то исчезла.
Работая над текстом «Слова», Творогов очутился
в 1923 году в Петрозаводске и там познакомился с одним из преподавателей
Олонецкой семинарии, который подтвердил существование и характеристику
рукописи.
Конец этой истории печален для русской культуры.
Проф. Перетц рассказывал, что один из его учеников видел в Астрахани воз
со старыми бумагами, которые крестьянин продавал на базаре. Студент обнаружил
на возу среди всякого хлама несколько рукописных сборников, в одном из
которых был список «Слова о полку Игореве». Но у него не было при себе
денег, чтобы купить рукописи и какой-то казах купил воз целиком, свалил
вещи и книги в свою арбу и уехал...»
С каким намерением купил этот апокалипсический
казах воз древнерусских рукописей трудно сказать, однако, зная, какими
случайными путями входили в науку многие бесценные хронографы, можно предположить,
что еще большее число их исчезло в ситуациях, подобных той, которая произошла
на астраханском базаре.
Могли никогда не дойти до современного читателя
уникальные экземпляры таких бесценных памятников, как список Лаврентьевской
летописи, в которой содержится единственный список «Поучения» Владимира
Мономаха. Мусин-Пушкин случайно приобрел Лаврентьевскую летопись в 1792
году - купил ее с возом книг наследника петровского комиссара Крекшина.
Уникальность списка «Слова» не давала покоя
некоторым «ревнителям» древности русской, и сразу же после публикации Мусина-Пушкина
появились подтверждения в виде подделанных списков. Всего таких мистификаций
было обнаружено четыре.
Известный археограф, собиратель и знаток древнерусской
письменности М. П. Погодин рассказывал в некрологе А. И. Бардину (18).
«...Покойник мастер был подписываться под
древние почерки. И теперь между любителями рассказывается один забавный
случай, как подшутил он над знатоками - графом А. И. Мусиным-Пушкиным и
А. Ф. Малиновским. Граф приезжает в восторге в Историческое общество: «Драгоценность,
господа, приобрел я, драгоценность!» - восклицает он, и все члены изъявляют
нетерпеливое любопытство:-«Что такое, что такое?» - «Приезжайте ко мне,
я покажу вам».
Поехали после собрания; граф выносит харатейную
тетрадку, пожелтевшую, почернелую... Список «Слова о полку Игореве». Все
удивляются, радуются. Один Алексей Федорович (Малиновский) показывает сомнение.
- Что же вы?
- Да ведь и я, граф, купил вчера список подобный!
- Как так?
- Вот так.
- У кого?
- У Бардина.
Тотчас был послан нарочный, привезена рукопись.
Оказалось, что оба списка работы покойного... не тем будь помянут».
Такие «шутки» еще более сгущали тень .подозрительности,
окружавшую «Слово».
:
Если Мусин-Пушкин не мог распознать подлог
Бардина, то где гарантии, что сгоревшая рукопись тоже не была чьей-то фальсификацией,
Мусиным-Пушкиным не узнанной? И если бы Бардин продал только один свои
список, так ли скоро мистификация бы открылась? Метод химического анализа
чернил тогда не применялся, а бумага могла быть действительно старой с
подлинными знаками XVI века. Запасы ее дошли до XVIII века в монастырских
библиотеках.
Вопросы вполне законные. И ответ на главный
- было ли «Слово», или это подделка XVIII века?- мы можем получить лишь
из анализа текста публикации Мусина-Пушкина в сопоставлении с текстами
списков «Слова о великом князе Дмитрии Ивановиче».
В этих двух перекрещивающихся направлениях
и повелась работа защитников. И сделано, безусловно, много, однако, все
результаты в совокупности пока не способны конкретно ответить на вопрос
главный.
Причины малого КПД работы огромного штата
защитников по ходу рассказа моего были названы, остается подчеркнугь сторону
чисто техническую - неправомерно приуменьшена доля творческого участия
переписчика XVI века в дошедшем до нас тексте. От него идет языковой, стилистический
и идейный эклектизм памятника.
Стремясь во что бы то ни стало убедить себя
и других в том, что все в «Слове» подлинно (т. е. принадлежит XII веку),
защитники усложняют ситуацию.
Мне кажется, следует хотя бы условно попытаться
принять факт таким, какой он есть, и признать, что «Слово» - литературный
памятник, по меньшей мере, двух временных срезов - XII и XVI веков. Что
в нем сохранено от протографа и что привнесено Переписчиком? Отделить «зерно»
от «плевел» может помочь «Задонщина», которая послушно следует поэтике
«Слова». Настолько подробно она повторяет композицию и образы великого
оригинала, что часто свидетельским показаниям «Задонщины» веришь больше,
чем списку Мусина-Пушкина. Некоторые поэтические фигуры она передает точнее,
не давая им лексического развития, что нередко случается в позднем «Слове».
Задача автора «Задонщины» иная, чем у Переписчика.
Первый использует лишь форму и потому, если
встречаются детали непонятные или устаревшие, он их попросту опускает,
или передает средствами современными.
Переписчик же обязан был донести и форму,
я содержание, причем подать так, чтобы было понятно современному читателю,
и потому неясные места ои расшифровывал, архаизмы пояснял надстрочными
словами, тюркизмы (если смысл их был понятен) - переводил. Расшитые страницы
собирал, стремясь не нарушить последовательность текста, что ему не всегда
удавалось.
Он стремится не только нанести на «Слово»
некоторый христианский налет, но, что особенно печально, пытается, и небезуспешно,
придать ему в нескольких местах достаточно патриотический характер в духе
своего времени.
Может статься, что я пережимаю перо, но наличие
цветной штукатурки на древней фреске безусловно установимо. И будущие исследователи,
пользующиеся более совершенным инструментом анализа, поправят меня.
Пока попытаюсь испробовать предложенный метод
восстановления протографа. Совпадения в текстах «Задонщины» и «Слова» Мусина-Пушкина
могут служить доказательством того, что эти места принадлежат оригиналу
или древнейшим спискам «Слова», приближенным к подлиннику более, чем исследуемые
произведения.
Формальные черты сходства «Слова» и «Задонщины»
защитники объясняют так: «Слово» лежало на столе Софония-рзанца,
когда он писал свою повесть о победе Дмитрия Донского. «Задонщина» повествует
о реванше, которого добились русичи на поле Куликовом за свое поражение
на Каяле. Она писалась как своеобразный ответ на «Слово».
Эта схема отвечает не на все вопросы и рождает
новые, но я, в общем, соглашаюсь с ней. Не исходил из нее, а прихожу к
ней, как к вероятной.
...Хочу высказать одну из возможных версий
происхождения «Задонщины» и коснусь при этом главы неофициальной биографии
«Слова».
В драме «Слова», на мой взгляд, участвуют
четыре главных персонажа: Автор, Переписчик, Софоний-рзанец,
Исследователь (будем подразумевать под этим именем обобщенный образ защитника).
Первый акт пока опускаем.
II акт. Место действия - Южная Русь. Время
действия - 1240 год. Взятие Киева ордами Батыя. Пожжены княжеские и монастырские
книгохранилища. Уцелевшие книги из южнорусских библиотек вывозятся в северные
области. Среди них несколько списков «Слова о полку Игореве». Это копии,
сделанные в XIII веке, еще довольно точно передавали оригинал. Хранились
они, как и вообще литература светского содержания, в княжеских или боярских
библиотеках и большой популярностью среди церковников не пользовались ввиду
своей явной «чернокнижности». (Надо полагать, что церковь и до нашествия
уничтожила не одно произведение древнерусской литературы, в котором воспевались
языческие боги или хотя бы была в ходу терминология дохристианских культов.
Достаточно сказать, что церковники преследовали даже такие слова, как «вещий»
- мудрый, потому что в применении к жрецам язычества оно приобрело переносное
значение - «волшебник», «чудесник». В «Повести временных лет» историческое
имя Олег Вещий потребовало специальной оговорки: «И прозвали Олега «Вещим»,
так как были люди язычниками и непросвещенными».
В эпоху «избиения волхвов» произведения, насыщенные
языческим колоритом, попросту смывались, и пергамент использовался для
«правильных» писаний. Церковь причинила древнерусской художественной литературе
не меньше вреда, чем пожары Батыя.
Итак, уцелевшие рукописи из разоренных княжеских
собраний южнорусских городов перемещаются в северо-западные монастыри и
попадают в руки церковников. Острая нехватка писчего материала для священных
писаний могла оказаться фактором решающим в судьбе и некоторых списков
«Слова». Историческое содержание его и отдельные моменты поэтики, вероятно,
использовались при переписке и редактировании летописей и отдельных произведений
светской письменности, которые по причине «нейтральности» или важности
исторического содержания сохранились.
«Слово» же повествовало о деяниях малозначительного
Новгород-Северского князька, о событиях к тому же печальных, что не могло
в эпоху тотального поражения от степняков не сказаться на отношении к повестям
с подобной фабулой. Воспитанию патриотизма они не способствовали и, следовательно,
были бесполезны, если не вредны. Требовались произведения, воспевающие
былую славу христианского оружия, рассказывающие о победах над погаными.
И по этой причине могло быть непопулярным «Слово».
До XIV века уцелело в анналах северо-западных
монастырей, по большей мере, два списка «Слова».
Акт III. Место действия - один из московских
монастырей. Время действия - некоторое время спустя после 1380 года (дата
битвы на Куликовом поле). Действующее лицо - Софоний-рзанец.
Творческо-производственная характеристика: монах-копиист летописей, достаточно
образованный по тем временам книжник, имеет склонность к литературному
творчеству, развитую многолетними упражнениями по переписке и редактированию
старых рукописей; этим же занятием воспитана способность к подражательству,
оригинальным художническим даром не обладает. (Вероятно, существует в природе
искусства такое понятие - «капельмейстерекая музыка». Ходит человек
всю жизнь во главе духового оркестра. И однажды садится и пишет свою симфонию.
Так как музыка звучит у него больше в ушах, чем в душе, то и получается
произведение, скомпилированное из обрывков «Амурских волн» и похоронных
маршей. Некоторые композиторы достигали в этом деле высот совершенства.)
Софоний обнаруживает в монастырской библиотеке
«черную книгу», литературный стиль которой соответствует его представлениям
о настоящей словесности. Содержание же фабульное и идейное резко контрастирует
с мировоззрением Софония, с современными событиями и настроениями Руси
тех лет. Судьба «черной книги» решена.
Софонии, человек грамотный, много читавший,
понимает, что «Слово» непопулярно и быть таковым не могло. Он о нем ничего
не слышал раньше. Понимает, что перемещен этот список (а возможно, думает
он,- оригинал) из сожженного Киева. Он уверен, что это единственный уцелевший
экземпляр. До него в книжных завалах хранилища, которые, возможно, не разбирались
с XIII века, никто не видел этой рукописи, иначе она уже была бы смыта.
Может быть, Софонии обследовал анналы как
раз с такой практической целью - найти книгу нерелигиозного содержания,
чтобы использовать ее пергамент для своих работ. После прочтения Софонию
приходит мысль написать подобную вещь, но другого, современного содержания.
Жар куликовского события еще не остыл в сознании.
«Слово» повествовало о битве русских со степняками
на подходах к Дону. (Наша повесть будет о битве за Доном).
«Слово» рассказывало о поражении русских от
степняков. (Наша повесть будет о победе).
«Слово» - о несчастном князе Игоре.
(Наша повесть - о великом князе Дмитрии).
На имеющемся запасе пергамента, предназначенном
для другой работы, он начинает писать «Слово о Дмитрии Донском» («Задонщину»).
Перед ним лежит великий образец. Зная наверняка, что «черная книга» будет
все равно смыта (возможно, им же самим), Софонии-рзанец
без оглядки скальпирует ее, делает пересадки живой ткани и органов обреченного
гиганта.
...Если бы Софонии хотя бы подозревал, что
перед ним не единственный экземпляр, что «Слову» еще предстоит самостоятельная
жизнь в русской литературе (да еще какая!), едва ли он решился бы так просто
и легко использовать его поэтику в собственном произведении, к тому же
подписанном.
...«Задонщина» пришлась впору. Она прославила
имя Софония-рзанца. Размножилась
в большом количестве экземпляров (хотя подлинник и не дошел до нас). Других
повестей Софоний более не написал. Видимо, за неимением образцов.
Приложение к третьему акту.
Иначе представляется картина создания «Задонщины»
в нашем литературоведении.
Полагают, что «Слово» в XIV веке ходило огромным
тиражом. Было широко известно и любимо народом за красоты стиля и высоту
мыслей. Величие его литературное, уже тогда осознавалось широкими массами.
Одним из ревностных поклонников стал «брянский боярин Софонии Рязанский».
Восхищенный памятником, он садится и пишет ответное послание, в котором
из чувства величайшего уважения к образцу, копирует поэтическое содержание
его.
Читатели и слушатели «Задонщины», волнуясь,
сравнивают оба популярных и чтимых опуса и мысленным взором окидывают расстояния,
пройденные за два века родной словесностью.
Примерно, такое представление получаешь, читая
объяснения, подобные тому, которые дал академик Б. А: Рыбаков.
«Победа Дмитрия Донского была воспета Софонием
Рязанцем в «Задонщине», сложенной вскоре после битвы за Доном. С первых
же строк автор начинает цитировать «Слово о полку Игореве», вдохновляясь
им и настраиваясь на его торжественный лад. Очевидно, и читатели, и слушатели
«Задонщины» хорошо знали «Слово о полку Игореве» и могли вполне оценить,
какой великий образец был выбран для песни о Куликовской битве... Его (автора
- О. С.) неотступное следование «Слову о полку Игореве» и его влюбленность
в поэтику «Слова» объясняется торжественным великолепием избранного им
образца, данью уважения к гениальности безымянного киевлянина 1180-х годов
и его благородным помыслам» (19).
Такие одические тосты еще более запутывают
и без того сложный вопрос.
Акт IV. Место действия: один из псковских
монастырей. Время действия: XV-XVI века. Действующее лицо: неизвестный
монах-переписчик. Творческая характеристика: копиист с ярко выраженными
задатками редактора - соавтора (качество, весьма характерное почти для
всех переписчиков произведений светской литературы). Сюжет совпадает с
предыдущим только вначале.
...Монах разбирает запасы монастырской библиотеки,
в которой хранятся и остатки рукописных собраний, завезенных с юга в грозные
времена. Его интересует и пергамент, которого все еще не хватает для размножения
религиозных сочинений, и древняя литература, спрос на которую все увеличивается.
На Руси уже в ходу новый письменный материал - бумага. Она дешевле, хотя
и недолговечней пергамента. Появление бумаги спасло древнерусскую литературу
от полного уничтожения. Теперь нецерковные тексты не просто смываются,
а предварительно переносятся на бумагу.
Круг грамотных на Руси расширяется. Книга,
даже бумажная, стоит дорого, и монастырям (издательствам того времени)
это выгодно. Книгопроизводство становится очень доходной статьей монастырского
бюджета.
Анналы библиотек, пребывавшие долгое время
в забвении, перетряхиваются и на свет божий извлекаются старинные своды.
В этих сборниках встречаются вещи, явно нехристианского содержания. Но
и они будут размножены на бумаге с небольшой редакцией.
В связи с разрешением пергаментного кризиса
- либеральнее и церковная цензура. К тому же изменилась и культурная ситуация.
В XVI веке древнерусское язычество уже не опасно. Боги Перун и Белее, Стрибог
и Хоре - прочно забыты в народе и не могут соперничать с Христом. Элементы
язычества сохраняются в народной культуре, но они не оформлены идеологией.
Жалкие осколки былого монолита, разбитого в прах молотами православия.
Лешие и домовые - не в счет. Суеверие - не религия, милый анахронизм. И
это понимают церковники. Да и само христианство переживает на Руси этап,
которого не избежала ни одна религия - оно превращается в привычку.
Уничтожив главных соперников, воцарившись,
идеология становится верой, потом - обычаем. Она эрозирует, стареет, погрязает
в быту, притупляется. Она уже испытывает нужду в щекочущих воспоминаниях.
Ей, одряхлевшей, заплывшей жиром власти, бесплотные тени древних врагов
необходимы для постоянного самоутверждения. Так постепенно религия избавляется
от категоричности. Дух ее угасающий еще поддерживают еретические течения.
В борьбе с ними она продлевает свою жизнь. Внимание ее отвлечено в эту
сторону. Ибо здесь - живые, дерзкие программы, покушающиеся на авторитет
ортодоксальной церкви. Их книги еще сжигаются торжественно при народе.
А Велесы и никудышные шамкающие Мокоши не выдвигают никакой программы,
они - звук пустой и страшны церкви не более чем деревянные идолы самоедов.
И лег на стол монаха последний пергаментный
список «Слова о полку Игореве». Подновив, он выпустил его в свет в бумажных
сборниках, один из которых приобрел в XVI II веке Мусин-Пушкин. Другой,
возможно, мелькнул на Печоре в XX. А третий увез с астраханского базара
таинственный казах...
Примечания:
1. Аббревиатура СПИ давно принята в науке.
2. Каченовский М.Т. О «Римской истории»
Нибура. «Вестник Европы», 1830, №
17-20, стр. 75.
3. «Вестник Европы», 1809, № 18.
4. Там же
5. Надеждин Н. И. Об исторической истине.
СПб, 1837, т. 20, стр. 153.
6. Лихачев Д. С. Изучение «Слова о полку
Игореве» и вопрос о его подлинности.
В кн.: «Слово о полку
Игореве» - памятник XII века. М- Л., 1962, стр. 21.
7. Аксаков К. С. Поли. собр. соч. Ломоносов
в истории русской литературы и
языка. Т. 11, М., 1875, стр. 142-147.
8. Известны несколько списков «Задонщины»: Список
ГПБ (Государственной
публичной библиотеки) из собрания
Кирнлло-Белозерского монастыря № 9/1086
(К-Б); список из собрания Ундольского
№ 632 (У); список ГИМ
(государственного исторического музея),
собрание музейное № 2060 (И- 1);
список ГИМ, собрание музейное
№ 2060 (И-2); список ГИМ, собрание
Синодальное № 790 (С) и другие.
Мы будем в дальнейшем цитировать
«Задоищину» по изданию «Слово о полку
Игореве» и памятники Куликовского
цикла», под редакцией Д. С. Лихачева
и Л. А. Дмитриева, издательство «Наука»,
М.-Л., 1966, раздел «Тексты Задонщины».
9. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве»
и его современники. М., 1971, стр. 27.
10. Луи Леже. Славянская мифология.
Воронеж. 1908, стр. 4 -5 перевод с
французского
издания, 1900.
11. Mazоn A. Le slovo d'lgor. Paris,
1940.
12. Леонов С. Слово о полку Игореве.
Вып. 2, Париж, 1951,
стр. 179.
13. Сб. «Слово о полку Игореве» - иамятник
XII века, М.-Л., 1962. 2 См.
указанный
сборник. сто. 113.
14. См. указанный сборник, стр. 113.
15. Показательна в этом отношении судьба
двухтомного труда А. А. Зимина, не
так давно
изданного на ротапринте количеством в насколько десятков
экземпляров.
В этом исследовании известный литературовед попытался
оспорить подлинность
«Слова». Материалы сокрушительной дискуссии,
развернувшейся
вокруг этой работы, были опубликованы в популярных
изданиях гораздо
большим тиражом, чем сам обсуждаемый труд. Я не
согласен с
выводами А. А. Зимина, но трудно согласиться и с методами
подобных обсуждений.
16. Леснов С. Слово о полку Игореве. Вып. 2, Париж,
195L стр.181.
17. Там же.
18. «Москвитянин», 1841, № 3, стр. 245.
19. Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве»
и его современники. М„ 1971, стр. 26.
_______________________________________________________________________________________
|