.
Изяслав на кровати
Не всегда в появлении темных мест виновен П-16
(1). Возникают они и от неверного членения строки. По признанию
Мусина-Пушкина разобрать рукопись «было весьма
трудно, потому что не было ни правописания, ни строчных знаков, ни раздробления
слов, в числе коих множество находилось неизвестных и вышедших из употребления»
(2).
Все это затрудняло чтение рукописи. Мусин-Пушкин
опасался допустить ошибки, подобные той, какую сделал Щербатов при разборе
грамоты новгородцев князю Ярославу («по что отъял еси поле заячь и Милоацы?»,
вместо «по что отъял еси поле заячьими ловцы?»)
Однако вопреки собственному предостережению,
Мусин-Пушкин допустил при расчленении сплошных строк на слова ошибки, не
уступающие щербатовскои: «Кь мети» вместо «къмети», «въ стазби» - «въста
зби», «мужа имеся» - «мужаимься» и т. д.
Непонятые редактором слова часто писались
с большой буквы и превращались в собственные имена. Так у Мусина-Пушкина
получалось «Кощей» - мнимое имя половца, «Урим» - имя воеводы или соратника
Игоря.
Рассмотрим случай, когда, неправильная разбивка
привела к рождению ложной метафоры. Исследователи, пытаясь поправить Мусина-Пушкина,
тратили много энергии и приходили к результатам еще более курьезным. Литературное
бесчувствие ученых читателей порождает порой в «Слове» чудовищные в своей
искусственности образы, не свойственные и «Слову» и литературе в целом.
«Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ позвони
своими острым мечи о шеломы Литовслiя; притрепа славу деду своему Всеславу,
а самъ подъ чрълеными щиты на кроваве траве притрепанъ Литовскыми мечи.
И
схотию на кровать и рекъ: «Дружину твою, Княже, птиць крилы приоде,
а звери кровь полизаша».
Подчеркнутое место Мусин-Пушкин перевел так:
-На семь то одре лежа произнесъ онъ». Поправок было множество. Наиболее
интересные исправления следующие: 1) «И схоти юнак рова тьи рекъ». Перевод
этого сербо-русского предложения предлагается такой: «И схотел юноша ямы
(могилы) тот сказал». Но в словаре автора есть уже термин «уноша» - юноша,
и «юнак» не проходит, но несмотря на это, продолжали: 2) «и схыти юнак
рова...» - т. е. похитила юношу могила; 3) «и схопи» - т. е. схапала; 4)
«и с хотию на кроватъ и рекъ» - «и с любимцем на кровь, а тот сказал»;
5) «и с хотию на кровать и рекъ» - «и с любимцем на кровать и сказал».
В. И. Стеллецкого шокирует эта картина, и
он предложил перевести - «и с милою на кровать»...
Если бы мне пришлось иллюстрировать «Слово»,
я воплотил бы в красках все сочиненные толкователями образы. И этот эпизод
просится под кисть.
Степь, политая кровью трава; разбросаны тела
литовцев с помятыми шлемами. Среди поля широкого стоит деревянная кровать
с никелированными шишечками. На ней лежит возбужденный Изяслав с любимым
человеком (признаки пола коего прикрыты фиговым щитом). А вокруг кровати
- трупы, а на них - вороны...
Предложенные варианты разбивок отличаются грамматической
и литературной недостаточностью.
Прежде всего грамматической.
1) В разбивке Мусина-Пушкина утрачено по крайней
мере два сказуемых. Они «подразумеваются».
Этот недостаток не устраняется и следующими «членителями».
2) Начинательный союз «и» в памятнике всегда
употребляется перед глаголом. Н. М. Дылевский отметил этот пример как особый:
«встречен только один случай с начинательным «и» не перед глаголом - «и
с хотию на кровать» (3).
Опять исключительная грамматическая ситуация,
как в истории с единичным применением «а» в финальной строке. Я рассматриваю
весь кусок Изяслава как эпический монолит.
Моя разбивка:
...Единъ же Изяславъ сынъ Васильковъ
позвони
своими острыми меча о шеломы Лнтовскiя;
притрепа славу
деду своему Всеславу,
а самъ подъ чръленымя шиты
на кроваве траве, притрепанъ
литовскыми мечи
исхоти
юна кров.
А тьи рекъ: Друживу твою, кпяже,
птиць крилы приоде, а звери кровь
полизаша.
Не бысь ту брата Брячаслава, ни
другаго - Всеволода. Единъ
же
изрони жемчюжну душу из храбра тела.
чересъ злато oжepeлie.
(Один же Изяслав сын Васильков
позвонил своими острыми мечами о
шлемы литовские,
«притрепал» славу деду своему Всеславу,
а сам под красными щитами
на кровавой траве «притрепанный»
литовскими мечами
исходил юной кровью.
А тот сказал: Дружину твою,
князь, птиц крылья приодели,
а звери кровь полизали.
Не было тут брата Брячеслава,
ни другого - Всеволода, Один ты
изронил жемчужную душу из храброго
тела через златое ожерелье...)
«Исходить кровью» - устойчивое сочетание во
многих славянских языках. Значение его - «умирать от потери крови» (Даль).
Вероятно, «исхоти» - написание авторское. Если бы в оригинале значилась
форма - «исходи». Переписчик, несомненно, узнал бы ее и сохранил орфографию.
И грамматически и литературно это прочтение
точнее.
Вместо ужасной кровати на поле кровавой битвы,
вместо любовника Изяславова - простой, известный фразеологизм, точно вписывающийся
в образный строй и стилистику эпического текста.
Дополнение
Обидно. Литературы по «Слову» накопилось за
два века великое множество. За всем уследить просто невозможно. Особенно
за старыми, «провинциальными» выступлениями, которые не попали
в основное русло науки по «Слову».
Когда статья уже была написана, мне в каталоге
одной библиотеки встретилась карточка: Н. И. Маньковский. «Слово о полку
Игореве» - лирическая поэма внука Боянова. Житомир,
1915 г.
Я затребовал и обнаружил в этой книжке разбивку
«юна кров» (стр. 98).
Уже тогда можно было избавиться от «любовника
на кровати».
А он пребывает на оной до сего дня.
Примечания:
1. Условное обозначение Переписчика XVI века. Соответственно
Переписчик
XVIII века - П-18.
2. Калайдович К. Ф. Библиографические сведения
о жизни ученых трудах и
собраний российских древностей графа
А. И. Мусина-Пушкина. Записки и
труды ОИДР, 1824, ч. II.
3. Дылевский Н.М. Лексические и грамматические
особенности языка «Слова о
полку Игореве». В кн.; «Слово о полку
Игореве» - памятник XII века. М.-Л., 1966,
стр.241.
<.....................................>