.
X V. В ДУШЕГУБКЕ...

     Вопреки логике и желаниям гестаповцев - наша жизнь продолжалась. Конечно, жизнью в современном понятии это трудно было назвать. Но мы еще дышали и на что-то надеялись... 
     В камеру к нам посадили еще троих. Среди них оказался паренек лет пятнадцати - Миша Коршун. Я стал его расспрашивать, откуда он? С отчимом его занесло в эти края из Воронежа. Когда город захватили немцы, то мать оказалась отрезанной от семьи, за рекой, в другой части города. И отчим предложил пасынку идти с ним на его родину - в Борисполь, под Киев. Пареньку пришлось согласиться. По дороге все было в порядке. А вот когда добрались до места, то отчим - украинец - стал попрекать куском хлеба, а потом и вовсе сказал, что сдаст его полиции, потому что он еврей... 
     Мальчик решил уйти от ненавистного отчима. Шел долго в направлении Киева, пока. не задержала полиция. Так он оказался в камере. Мы слушали его сбивчивый рассказ и не решались сказать правду, что он попал в тюрьму гестапо. Ведь Миша еще не успел и пожить, как уже появилась реальная угроза расстаться с жизнью... 
     В тревожном ожидании прошла целая неделя, а нам казалось - целая вечность. Что с нами будет? Почему одних из камер уводят, а другие остаются? Чем руководствуются каратели? Эти вопросы оставались без ответа. Наконец случилось то, к чему мы неотвратимо приближались. 17 февраля 1943 года нас перевели в смертную камеру № 14. В число тех, кого из четвертой перегнали в четырнадцатую входили три еврея: я, Леня Долинер, Миша Коршун... 
      На стенах этой камеры мы увидели кровью написанные предсмертные строки. Все царапали почти одно и тоже: фамилию, имя, год рождения и дату, когда уводили для расстрела. Внутренне я уже приготовился, что сейчас последует команда раздеваться и голых нас поведут к месту казни. Но вместо этого всех вскоре вывели в коридор и построили в одну шеренгу. Пересчитали. Заполнили какие-то карточки. Что все это значит? 
     Ждем команду. Еще одна неожиданность: вывели в тюремный двор и посадили в крытую машину. Когда арестанты разместились, дверь заперли снаружи и в кузове стало совсем темно. В нос полез запах гари и пота. Кто-то тихо сказал: 
     - Братцы, мы попали в душегубку! 
     Действительно, похоже на то, о чем догадался кто-то из заключенных. Внутри машина была обита оцинкованным железом. На полу лежали деревянные помосты. Впереди оказался патрубок, через который в кузов поступал отработанный газ. Еще одна деталь, назначение которой мы не знали. В лобовой части была вмонтирована стеклянная трубочка, напоминающая термометр. Зачем? Неужели сейчас начнут душить газом? 
     С того момента, как за нами захлопнулась герметически подогнанная дверь, потекли минуты тревожной неизвестности. Вот звучит команда по-немецки. Автомобиль тронулся в путь. Но газ в кузов не поступает. А может, везут на расстрел?.. 
     Кузов подбрасывает на ухабах. Темно. Волнение нарастает. Куда же нас везут? Если бы хотели удушить, то сняли бы одежду... 
     Прошло после посадки не более получаса. Но что только я ни передумал за этот короткий отрезок времени? И детство свое вспомнил. И Аню, и дочурку Светочку. А вот и машина затормозила. Что-то быстро приехали? 
    

Открылась дверь, брызнул в глаза свет, и мы увидели территорию, огороженную тремя рядами колючей проволоки. 
     Один из заключенных прошептал: 
     - Смотрите, там среди колючки медный оголенный провод. Это высокое напряжение. Только дотронешься - сразу смерть! 
     Откуда он это знал? Никак не мог я этого понять. Хочу привести маленький отрывок из воспоминаний Владимира Давыдова, который примерно в то же самое время из Киева с группой заключенных был доставлен сюда в аналогичной душегубке: 

     «Сырецкий концентрационный лагерь в Киеве был построен  немецкими оккупантами по образцу усовершенствованных лагерей. Общая зона лагеря была обнесена тремя рядами колючей проволоки, которая тянулась на несколько километров. Первый и третий ряды, высотой в три метра, были смонтированы из колючей проволоки, а средний ряд состоял из электрических оголенных проводов, через которые пропускался ток высокого напряжения. Вокруг этого заграждения были расставлены караулы...» 

     Каждый вновь прибывший воспринимал по-своему обстановку, царившую в лагере . Вот как запомнил первую встречу с комендантом Давыдов: 

     «Перед нами, сложив руки на груди, стоял немец. Он был среднего роста, с бритой головой, в очках, лицо - багрово-красное, грудь была увешана всяческими фашистскими отличиями. Возле него сидела собака, Которая рассматривала нас, казалось, с не меньшим вниманием, чем ее хозяин...» 

     Это его первые впечатления. А мне,  например, запомнилось другое. Врезалась в память жуткая картинка, которую я разглядел, пока мы вылезали и построились возле кузова. Невдалеке виднелось небольшое строение: то ли деревянный домик, то ли будка. На двери прикреплен череп и две скрещенные кости. Но это был не рисунок - обычное предупреждающее изображение на трансформаторных высоковольтных будках, - а настоящий человеческий череп с пустыми глазницами... 

Колючая проволока Сырецкого лагеря.
Слева - землянки, в которых жили заключенные. 
 

Эксгумированные жертвы в расстрельной яме 
Сырецкого концлагеря. Снимок сделан в 1947 году 
Комиссией по расследованию злодеяний нацистов.