Баухауз иерусалимский, в отличие от камерного тельавивского, монументальный, возвышенный... А баухауз Хайфы - мистический... С минорным настроением. Тельавивский баухауз лиричнее. «Нежность просит уплотнения. Арка ищет приближения к линиии...». С тремя «и»... - это из моего стихотворения... Для тельавивского баухауза послужили образцом вовсе не немецкие, тем более не американские работы, а работы Корбюзье, та же вилла Савой или предместье Пуансон... Она холодна, эта вилла, в отличие от более тяжелых израильских баухауз... Итак, мы сопоставляем виллу Савой Корбюзье с домом архитектора Якова Пинкерфельда по бульвару Бен-Гурион, 75 в Тель-Авиве. Одно сопоставление этих двух зданий баухауза вызывает невыразимое наслаждение. Главное, что эти здания сделаны в одном стиле. Но тем не менее по духу они совершенно разные. Вилла - это блестящий рисунок на бумаге, дизайн полукрылатый, летящий, серебристый, ослепительное видение, легкость. В здании Пинкерфельда - тяжелая правая сторона, легкое левое крыло, планка слегка поднимается вверх, к концу здания. Утяжеление уравновешивается псевдопортиком, стеклянной тумбочкой с изогнутой крышей, которая тоже поднимается к концу, противоположному подъему левой планочки на левой стороне. Таким образом, здание Пинкерфильда вызывает чувство женственности: головка, утяжеленный таз. Теплый, элегичный баухауз, в котором не замечаешь, в отличие от западного, никаких конструкций. Тельавивский стиль передает настроение, сложный психолбгический тип. Элегичность, как в мандельштамовских строках: «...сестры тяжесть и нежность, одинаковы ваши приметы...». Нежность, лирика требует контраста легких и тяжелых компонентов, а не одной сплошной легкости... 
    Ле Корбюзье построил несколько особняков, но все это ниже виллы Савой, попытка превзойти свой шедевр в том же стиле обычно кончается неудачей. С шедевром можно сравняться только в ином стиле... Точно так же, как Барма и Постник пытались превзойти храм Василия Блаженного и построили несколько храмов в других местах - ни в одном из них не сравнялись с собственным шедевром, точно так же как не удались многочисленные имитации Парфенона, который теперь уже есть даже в Америке... Даже равноценной копии не удалось создать.. Или подражания римскому Пантеону... Вряд ли это возможно... 
    Ле Корбюзье выступил в конце концов с другими шедеврами, предложив гениальный проект общественно-культурного центра в Москве... Московская комиссия отвергла проект Корбюзье и вместо него выбрала свадебный помпезный пирог... Не восхищаясь московскими храмами, его гений оказался выше его же представлений о них. И он создал замечательный памятник разрушенному Храму Христа Спасителя (в рамках культурного центра). 
    Дворец советов должен был быть построен на месте разрушенного Храма. И Корбюзье создал очень трагическое, необычайно изящное сооружение... 
     Хочется еще сказать об утерянных шедеврах в стиле баухауз. Мне кажется, что самая большая потеря - гибель дома Каца и Батшевы архитектора Шломо Баркая. Это была иллюстрация к Казимиру Малевичу, к его супрематизму. Непостижимо изящное здание, которое строилось на незаметном изменении геометрической фактуры. Чуть приподнималась нижняя планка окошка. Тут приходит на память гениальное стихотворение русского авангардиста 60-х годов Станислава Касавицкого... Вариации на тему Вячеслава Иванова... (Опубликовано вт.1 «Антологии» Кузьминского). «Этот цветок, что завял и свалился...» Здесь гениально соединяется глагол с союзом «и». Обломовское скатывание в обрыв... Нежное и елейное начало православной литургии,единственное в русской поэзии выражение чуда самой литургии, ее нежности, незалтейливости. даже всей России. Сочетание изящества и скоморошества, елейности... благости... света... Всей красоты... И она выражена в стихотворении, которое девяносто девять процентов читателей даже не сочтут за стихотворение; я сопоставляю с погибшим шедевром Шломо Баркая... «Этот цветок, что завял и свалился/ Золотом вечным горит в песнопеньи./ Этот цветок, что завял, повалился/ Голосом бельмы и золотом песни/ Зволосом весчим и горосом резче». 
   

Сохранилось здание Шломо Баркая, отдаленно напоминающее дом Каца и Батшевы, это - дом Лупин-хауз в Рамат-Гане. Но это несравнимо слабее. Погиб дом поэтессы Эстер Рав с огромной затаенной нишей... 
    Далее - стиль арт-нови, или, как его еще называли, стиль модерн. Этот стиль возник не только как стиль модерн, но и как ретро. Стиль рожден индустриальной революцией. В России его основатели - Шехтель, Кекушев, Гоген, Зеленко, Валькот. 
    Шотландец Валькот приехал в Россию и принял участие в конкурсе проектов центрального отеля Москвы - гостиницы «Метрополь». Комиссия присудила ему первый приз, Валькот стал русским архитектором. Прославился именно этим зданием. 
Арт-нови делает разномасштабными любые элементы здания. Огромное окно и рядом - несколько маленьких оконцев. Или псевдоколонны и изогнутые формы крыши... Есть здесь определенная эклектика... Но все подчинено единому эстетическому плану и делает их разнообразными, игрой фантасмагорий. Стиль модерн возник на рубеже 19-20 веков, а ретро закончился в конце 19-го. В Израиле стиль модерн называют арт-нови, потому что он другой, здесь нет игры разномасштабностей, но этот стиль здесь довольно строптив. Классиками этого стиля в Тель-Авиве считаются уже упомянутый Иегуда Магидович и Иосиф Берлин. Одно из лучших сооружений Магидовича (мы уже о нем говорили) - дом Ковалькина, он снесен (сдерот Ротшильд, 44), дом Левина восстанавливается (уже два года). Он почти завершен. Уже видна его весенняя красота. Весна. Тель-Авив. Авив - этои есть весна. Название и здание как бы сливаются. Когда-то там было советское посольство. Далее, дом 88 по ул.Алленби, на пересечении со сдерот Ротшильд. Дом с башенкой: Недавно обновлен отель «Нордау» Иегуды Магидовича. Красивое здание, озаренное как бы изнутри. Здание большой синагоги тоже построено Иегудой Магидовичем на Алленби, долго оно мне не нравилось, никак не мог к нему привыкнуть, но, по крайней мере на фотографии, действительно интересно. Оно должно было бы производить громоздкое впечатление, но архитектор поставил над колоннами маловыдающийся купол и колонны как бы к нему скучиваются (стремятся), подобраны пропорции корпуса и колонн, и здание выглядит уже по-другому, в особенности с улицы, а не с переулка. 
    Хочется еще раз вспомнить .и удивительное казино Иегуды Магидовича, тоже снесенное. Оно было сделано в духе людей навеселе. Находилось на побережье, возле улицы Алленби, где сейчас высится здание «Опера». Оперы уже там нет, ее перенесли в Центр Голды Меир.. А казино - просторное, легкое здание, точно сделано из картона... 
    Здание «Опера» - двадцатитрехэтажное, построенное по принципу контрапункта, главная здесь - идея лестницы, уступов. Она проходит и по самому зданию. И балконы, как уступы... Этот принцип доминирует в здании в разных тональностях. 
Когда смотришь со стороны улицы Алленби на Мигдаль Ор, видишь и уступы здания «Опера» и Мигдалут (со стороны Бен Иегуды напоминает абстрактную скульптуру, сделанную из гипса, а со стороны Яркон - странного человека, может быть, старика Хоттабыча). Сочетание этих трех зданий -необычайно античное и как бы фантастическое... Между ними - отель «Синай», реставрирован в лучшую сторону после пожара. 

    Сама набережная Яркон прекрасна, с каждым новым зданием, которое здесь строится, она становится все лучше. 

<..................................>