Одесса, Пушкинская 

     Даже год сегодня точно вспомнить не могу. То ли 1960-й,  то ли 61-й. Здесь это не имеет большого значения. Важно, что в то время я стал писать стихи и вскоре был принят в одесское областное литературное объединение. Принимали не всех. Требовался определенный уровень, который должна была  подтвердить подборка стихов, опубликованная в областной (не ниже!) газете. 
     Объединение насчитывало десятка два  членов. И еженедельно мы собирались в  зале областного отделения Союза писателей Украины, в доме Пушкина. То есть в том доме, где жил Александр Сергеевич в пору своей южной ссылки. Это были молодые, крепкие, как  свежие боровички поэты Борис Нечерда, Сергей Александров, Людмила Гипфрих, Юрий Михайлик, Михаил Симаконь (он был немного старше) и еще какие-то люди, имена которых в памяти не удержались. Отдельно от всех держалась маленькая группка украинских поэтов – Валентин Мороз с молодой женой (а может быть невестой) и Володимир Яворивский (то же –  с юной дамой). 
Эти ребята меня отталкивали своим, как мне казалось, крайним национализмом. Никто из них никогда ни с кем не разговаривал по-русски, хотя все знали этот язык не хуже меня. Да и не могут быть привлекательными утверждения типа «Ваш Пушкин нашему Тарасу в подметки не годится». Лидером этой группки был способный украинский поэт Валентин Мороз. Ходил он только в украинском национальном наряде. Подчеркнуто. Перестал здороваться с Борисом Нечердой, узнав, что тот перевел свои украинские стихи на русский. 
     Я в то время неплохо знал украинську мову, и с удовольствием слушал стихи этих ребят. А одно коротенькое стихотворение Валентина Мороза так запало мне в душу, что несколько лет спустя, уже в Сибири, куда я уехал из Одессы, перевел его все-таки на русский. Мне кажется, что Мороз не разрешил бы мне этого сделать, обратись я к нему с такой просьбой. Но вот, охота пуще неволи.

 Валентин Мороз

     * * *
Черт его знает, чем пахнет солома,
Полем ли, дымом далекого дома
Иль украинским хмельным чебрецом.
Ляжешь, уткнешься в солому лицом,
Тело расправишь – исчезнет истома.
Черт его знает, чем пахнет солома!

       Сколько лет уже прошло, а стихи эти все держатся в памяти. Почему? Так ведь черт его знает! 

 .

            На снимке, сидя: Людмила Гипфрих и Михаил Беркович. 
Стоя, справа налево Валентин Мороз его дама, Володя Яворивский. 
Имен следующих троих не помню.