Хаим-Нахман Бялик

Мертвецы Пустыни

                  Поэма

                     Идем, и я покажу тебе мертвецов пустыни.
                                                             кн. Баба Батра

Это не львиная стая на голой земле отдыхает
И не дубравы Башана в расцвете могущества пали
Своды унылых холмов созерцают тела великанов,
Львам задремавшим подобно, средь мрачных барханов лежащих.
Жаркий песок оседает под гнетом тяжелых доспехов,
Воины спят беспробудно, пустыня от зноя пылает.
В их изголовье мечи, на щиты опираются плечи
Каждый колчан полон стрел, а пики в песке увязают,
Черные кудри волною, как пышные львиные гривы,
Вкруг косматых голов по бесплодной земле разметались,
В пасмурно-смуглые лица, блестящие тусклою медью,
Солнце и злобные ветры вонзились, как острые стрелы.
Крепкие лбы их - утесы под небом бескрайним
В гуще бровей, словно в зарослях, страх притаился.
Бороды вьются, свиваясь, как в схватке сплетенные змеи
Высятся крепкие груди, подобно базальтовым скалам.
Глыбища тел-наковален познали ужасную силу
Лет, словно молот тяжелый, от века их твердь разбивавших.
Но пред невиданной мощью спокойно молчали гиганты.
Ветры, светило и дни поглощали они, каменея.
Ныне глубокие шрамы, покрывшие плоть исполинов,
Как письмена, что начертаны гибельной сталью,
Стаям грифов могучих расскажут вернее надгробий
Сколько булатных клинков и не ведавших жалости копий
Сломано, словно о камень, о грозные эти твердыни.
Солнце сияло и гасло, так время текло год за годом.
Смерч, налетев, затихал, засыпала пустыня надолго.
Только, полны удивленья, вдали громоздились утесы
Перед безмолвной красою кичась одиночеством вечным
Тысячи верст прошагав, не услышишь ни слова, ни звука.
Труб боевых голоса утонули в безмолвии мрачном.
Бури скрывают от взора следы исполинов могучих.
Высятся грозные скалы, чернея над мертвым покоем.
Спят беспробудно в пустыне тела силачей-великанов.
Пламенем зноя объята, застыла их мощь, словно камень,
Точит горячий песок их мечи, что лежат в изголовье
А на губительных пиках палящее Солнце играет.
Сотни и сотни огней обжигают безмолвные лица
Воинов грозных, веками лежащих пред златом светила.
Ветры бескрайних пустынь иссушают могучую силу,
Праху земному подобно, бросают ее на попранье.
Только собаки оближут истлевшую славу гигантов
Словно песок невесомый, стирая их образ и память
В небытие погружая бесстрашных воителей время.

Только порой, когда тень над песками пустынь проплывает,
В синем небе паря над станом покойников грозных,
Чертит безмолвно круги, постепенно полет замедляя
И над одним из воинов вдруг неподвижно застынет:
Мрак накрывает тела, в жарком воздухе тень замирает.
Вдруг содрогается небо, и хлопают сильные крылья;
И на добычу внезапно обрушится всей своей массой
Гриф - вершин обитатель, обжора с кривыми когтями
Острыми, что готовы в грудь великана вонзиться.
Клюв изогнутый, крепкий на лик неподвижный нацелен.
Миг - и, обрушившись мощно, столкнется с железом железо
Только гордец, словно воин, меч возвращающий в ножны,
В страхе отпрянул внезапно, смутившись пред вечною дремой.
Сильные крылья расправив, взлетел он стрелой в поднебесье
Мощной волной его крик разнесется пред грозным светилом,
Злато сияния льющим, и тотчас растаял в лазури.
Только внизу будет долго дрожать невесомой пушинкой
Грифа перо, что на пику слетело, а он не заметил,
Как, сиротливо мелькнув, оно канет на жаркую землю
И в тишину завернется пустыня, где спят исполины.

В полдень златые пески засыпают от страшного зноя
И королевская кобра, царица всех змей ядовитых,
Тихо одна выползает, на солнце пылающем нежась.
То извиваясь с шипеньем, то вдруг замерев неподвижно
Млеет от жаркого света, полдневным огнем наслаждаясь
Как-то проснулась змея и к лучам золотым потянулась,
Сладко зевнула спросонок, блестя чешуею на Солнце,
Словно мальчишка-забавник, любимый ребенок пустыни.
Но встрепенулась внезапно и, прянув всем телом упругим,
Вдаль поползла, извиваясь, скользя по песку, как по морю
Только, наткнувшись внезапно на стан великанов, умолкла
И, приподнявшись на треть, замерла как змея-иероглиф
Вытянув гибкое тело, вперед подалась с любопытством,
Глядя на стан великанов, в безжизненный сон погруженных,
Не было трупам числа, стан велик - без конца и без края
Лица их в небо глядели, нахмурились брови густые.
Тусклая злоба проснулась как память древнейшего Змея,
Вспыхнув зеленым пожаром в глазах разъярившейся кобры,
От головы до хвоста задрожавшей от сильного гнева.
Низко пригнувшись к земле, наливаясь кипящею злобой,
Затрепетала змея, выражая безумную ярость,
Пасть она, к бою готова, с шипением грозным открыла,
Каждому, кто на пути, угрожая раздвоенным жалом...
Но отшатнулась внезапно, от темных громад отступая
В страхе пред вечным покоем, пред мертвенным сном исполинов
Бросилась кобра назад, поползла по пескам без оглядки
Только на Солнце палящем ее чешуя заблестела
И в тишину завернулась пустыня, где спят великаны.

Лунною тьмою укрылись пески и могучие скалы
В черных и белых одеждах окрестность видна и сокрыта
Многие версты пустыни омыл Месяц бледным сияньем
Среди высоких утесов таятся тяжелые тени,
Кои притихли подобно животным из дней первозданных
Вместе пришедших и тайну одну обсуждающих молча
Дабы бесследно исчезнуть, как только заря засияет.
В небе луна серебрится, в безмолвии - тайна тройная:
Месяц, пустыня и древность. И свет на них льется сокрытый
Жуткие сны и виденья печальный сей край одолели,
А над землей раздавался рык - то протяжный, то краткий – 
Лев величаво-могучий из логова вышел неспешно,
Остановившись пред станом заснувших навек великанов.
Вытянув сильную шею, повел он гривастой главою,
Как угольки, заблестели глаза, войско трупов увидев.
Стан их велик и безмолвен – не слышно ни вздоха, ни звука,
Не шелохнется, не вздрогнет никто, даже веко не дрогнет.
Пик неподвижные тени на мертвых телах, как канаты,
Свет серебристый струится на лица и темные брови...
Встал царь зверей, пораженный величием спящего войска.
Стукнув хвостом по земле, лев внезапно взревел, и от рыка
Мрачный пустыни простор содрогнулся от края до края.
Гулкое эхо разбилось о мрачные глыбы утесов,
Тысячи отзвуков малых вспорхнули к краям небосвода,
Взвыли шакалы, и совы заухали где-то во мраке.
Диких онагров стада оглушили пески своим криком.
Словно пустыня сама закричала в тоске беспросветной,
Вдруг пробудившись от боли, томящей усталую душу.
Лев постоял, осмотрелся, заслушавшись собственным рыком,
И отвернулся от трупов - спокойный и гордый, как прежде,
Он восвояси убрался с презрительным блеском во взгляде,
Гривой густою встряхнув, удалился по-царски неспешно.
Долго еще трепетала пустыня, чьи жалкие твари
Горьким стенаньем и плачем внезапный испуг выражали...
И на рассвете сей край, утомленный волненьем и страхом,
Чуть задремал, как страдалец, что горьким рыданием сломлен.
Месяца лик потускнел, побледнели края небосвода,
И

средь могучих утесов пропали полночные тени.
Серые глыбы гранита глядели неласковым взором,
Затрепетали пески пред красой величавой и грозной,
И на мгновенье еще возмутилась безмолвно пустыня...
Солнце взошло, и, в угрюмый покой погруженный,
Край, где лежат исполины, вновь сном своим вечным забылся.
Только порою пустыне наскучит покой сей безмолвный,
И за безжизненный сон она хочет с Творцом расквитаться,
Вихрем горячий песок до лазурного свода вздымая.
Смерч, неожиданно взвившись, Престол колеблет небесный.
Злоба бескрайних пустынь, как из чаши огромной, прольется.
Кажется, нет больше мира - и хаос царит, как вначале.
Вспыхнет Всевышнего гнев, и нахмурится грозное небо,
И на мятежную землю прольется расплавленной медью,
Алым потоком кипящим и в гневе клокочущем грозно,
Отсвет которого вспыхнет на скалах и темных ущельях.
И возмутится пустыня и вдруг в своих недрах смешает
Тьму преисподней и небо. Сольется весь мир воедино.
Мощный закружится вихрь, всех тигров и львов увлекая,
Жалок теперь царь зверей - полный страха, с растрепанной гривой.
Только искрятся глаза, рык, похожий на стон, раздается.
Лютые звери смущеньем и ужасом темным объяты
В грозный сей час...
Чувствуя силы прилив, пробудились гиганты пустыни.
Сбросили воины сон, встрепенулись. Теперь от гордыни
Очи их молнии мечут.
                  К мечам потянулись их руки!
А голоса загремели подобно небесному грому.
Крик их пронесся, как буря, с пустыней ревущею споря,
Взвился над вихрями он, заглушая все прочие звуки.
Что же кричали они?
«Мы - герои! Пустыня, взгляни!
Род - предвестник свободы,
                 Презревший рабскую долю.
Силы напрягши, своею могучей рукою
С жилистой шеи мы иго смахнем вековое,
Глянем в высокое небо, гордые выпрямив спины.
Мы пред тобой - твои дети, о край величавый, пустынный,
Тучи над нами, а рядом - гранитных утесов вершины.
Только с орлами разделим мы небо и волю.
Нет над нами господ!
Мертвый покой навязал ненавистный нам мир.
Но, взбунтовавшись, теперь покорим мы весь мир.
Строй сомкнули! Равняйсь!
                  Путь к свободе пробьем мы мечами.
Что нам Неба Закон?
                  Пусть над строем реет как знамя
Копий острый булат.
                  Кто сразиться попробует с нами?
Смело вперёд! Мы не знаем дороги назад!
Даже если покинул 
                  Нас Всемогущий Творец
В сем краю, где ничья не ступала нога,
Мы и сами к победе придем наконец.
Пусть Он гнев свой прольет - нет для страха причин,
Покорится нам мощь величавых вершин,
Сокрушим мы в сраженье любого врага -
В этом наше призванье.
Клич «смелее!» разносит бурь завыванье.
Меч из ножен! Раздвинут холмы
Наши мощные спины,
Иль наши трупы падут
                  Безобразною кучею глины.
К победе! Вперед! Наступила пора!
                  Эй, подвинься, гора!»
.................................................................................................................

Грозная мощь в разъяренной пустыне таится,
Вой наполняет простор.
Кто с ревущею бурей сразится?
В сердце своем
Край песков потревоженных тщится
Пламенный гнев превратить во всемирный костер.

Буря утихла внезапно. От пыли очистилось небо,
Вновь засияв горделиво. Вернулось в пустыню безмолвье.
И караван, под утесом искавший защиты от ветра,
Встал и продолжил свой путь, воссылая хваления Богу.
А на песке, как и прежде, лежали тела неподвижно,
Так же спокойно-беспечны, ибо Смерть их с Творцом примирила.
И никому не известно, где встали они, и где пали –
Собраны грозною бурей, их горы песка окружили.
Лишь иногда смелый всадник летит, караван свой покинув.
Словно свободная чайка над гладью морскою бескрайней,
Мчится на резвом коне он, в седло напряженно вжимаясь,
С силой бросает копье и на полном скаку его ловит.
Кажется, молния, с неба упав, от него убегает,
Он догоняет ее и, поймав, отпускает на волю.
Вот по пескам он летит и вдали, словно тень, пропадает,
И на горячем коне прямо к тучам взлетает по склону.
Чуть покачнувшись, в седле замер всадник, назад отклонившись,
Взор горделиво воздев...Но, увидев по левую руку
Грозную тень, развернулся, внезапным охваченный страхом,
С силой пришпорил коня, вниз по склону помчавшись стрелою
И, караван свой догнав, рассказал он друзьям все, что видел.
Слушают молча его, даже слова никто не промолвит,
Ждут, что же скажет мудрец, - убеленный сединами старец - ,
Прорицатель известный. Он скажет:
«Ох, помолись, правоверный. Клянусь бородою пророка,
Ты со скалы увидал мертвецов - великанов пустыни.
Род исполинов древнейших, могучих, как грозные скалы,
Племя бойцов, чьи сердца были крепче гранита и стали.
Против пророков и Бога восстать они как-то посмели,
Но в окружении гор вечным сном в сей пустыне заснули.
Стражником верным при них Бог поставил навеки барханы,
Дабы не смог правоверный их платья коснуться случайно.
Глупый араб как-то вырвал из их облачения нитку.
Высохло тело его и раскаялся он в том что сделал
Это - древнейшие предки народа, признавшего Книгу»
Так говорил мудрый старец, и все, кто в тот час его слушал,
Слово промолвить боялись, в молчании благочестивом
Стопы направив к верблюдам, поклажей навьюченным тяжкой.
Долго вдали пропадал караван - шли неспешно верблюды,
И вереница горбов проплыла, как ожившие горы,
Вдаль унося все преданья о грозных бойцах-исполинах.
Белые шали людей растворились в бескрайней пустыне.

                                                                               1902

                                Перевод с иврита Антона Паперного

.
<........................>
.

п