.
Леонид Финкель
Раисе Финкель
Зечем в ней столько тихих чар?
Николай Гумиилев
«ЭТА ЕВРЕЙКА НЕФЕРТИТИ!»
(начало)
«...мы с вами встречались на углу
Хеопской пирамиды. Отлично помню».
Ирина Одоевцева
1
Подруге-писательнице я сказал:
- На Песах мы с женой едем в Египет. Мысленно,
я уже пустился в путь по горячим пескам Египта, которые пересекает единственная
в мире великая река, текущая с юга на север. Я уже был в мире непонятного,
загадочного, священного, таинственного, и, как казалось мне, глубоко человеческого.
Трубили рога. Песок сжигал ступени и солнце
кожу. И не было больше сил идти...
- Что ты там потерял? - удивилась подруга,
- Если не ошибаюсь, мы только что вышли оттуда...
И впрямь, подумал я, такого дурака свалять!
Действительно, это же было только вчера. И прошел некто в дом Леви. И взял
в жены дочь Леви. И зачала жена. И родила сына. И видя, что он хорош, скрывала
его три месяца. А после, взяла короб из папируса, обмазала его асфальтом
и смолою, и положила в него младенца, и поставила в тростнике у берега
реки. И сошла дочь фараона к реке умыться. И увидела короб в тростнике.
И послала рабыню свою. И та взяла его. И увидела его, младенца: этот из
детей евреев...
С того все и началось...
И пошли они - голодные и злые. И было их много,
кто исчислит песок Иакова. И каждый вел с собой скот свой, и жен своих,
и детей своих. И было жарко и страшно...
А потом - все пошло с космической скоростью.
От Моисея к царю Давиду.
От царя Давида к царю Соломону.
От сотворения Храма до его разрушения...
Вавилонское пленение. Иудейская война. Изгнание
за изгнанием. И вот председатель Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных
Наций грозно вопрошает Давида Бен-Гуриона:
- Есть ли у вас мандат на владение вашей землей,
Палестиной?
Делегаты, кажется, не дышат, так напряженно
их внимание. Этот коварный вопрос - последнее оружие, точно бедро красавицы,
распахнувшей халат...
В 331 году н.э. Александр Македонский остановился
в Иерусалиме. Он сидел в тени дерева и думал, кто из рожденных от Б-га
совершил столь опасные, многотрудные и тяжкие подвиги, кроме Геракла и
его самого, Александра?
Из поступлений в царскую казну и другого добра,
он многое отдал озадачившим его иудеям, не допустивших его, Царя Поднебесной,
в заветное место Иерусалимского Храма: «Нельзя вторгаться в обитель Б-га!»
- Я сам Б-г! - воскликнул Александр.
- Мы поступим лучше, - сказал первосвященник,
- всем мальчикам, которые родятся в этом году, мы дадим имя Александр и
ты будешь жить, пока жив еврейский народ...
Иудеи нравились Александру. И он охотно раздавал
дары.
- Что ж ты оставляешь себе, Александр? - спросили
его.
- Надежды, - ответил он.
- В таком случае и мы хотим иметь долю, -
сказал кто-то из стоящих рядом с первосвященником иудеев.
Александр улыбнулся.
- Я дам вам ее...
Еще несколько дней назад он принял послов соседних
стран - гиргашитов, исмаэлитов и египтян, которые предъявили три гражданских
иска против иудеев.
- Да, - сказали они, - ты Царь и просто невозможно
перечислить все примеры того, как прекрасно, истинно по-царски ты пользуешься
своей властью. Но восстанови справедливость...
Гергашиты требовали вернуть им Эрец-Исраэль,
который ТАНАХ называл «страной Ханаан» и, которая, по их мнению, принадлежала
только им. Это ведь, гергашитам, Иегошуа бин-Нун поставил ультиматум: хотите
жить - переселяйтесь в Африку. И они переселились. Добровольно. И сейчас
по-справедливости требовали компенсации за эвакуацию...
Ишмаэлиты вознамерились вернуть себе две трети
наследства Авраама, чей сын от Агари - Ишмаэль - был первенцем Патриарха.
Дважды Александр выносил судебное постановление
в пользу иудеев, но напор египтян и ему показался небезосновательным.
Ссылаясь на книгу Шемот (1):
«А сыны Израиля... взяли в долг у египтян вещи серебряные, и вещи золотые,
и одежды... и опустошили Египет», они потребовали, чтобы евреи возвратили
им все имущество, конфискованное при Исходе из Египта тысячу лет назад...
...Александр смотрел на иудеев. На задумавшегося
первосвященника. На окружающих старейшин. С налитыми кровью глазами, они
оседали наземь, подломивши колена, точно быки на арене...
И тогда пред очи Александра вышел человек,
который, как показалось ему, занимал больше пространства, нежели другие.
- Как зовут?
- Гевиа бен-Песиса...
Александр вдруг почувствовал, что внутри,
похоже, что-то сорвалось, раскололось. Звучало чужое имя, а он слышал собственный
голос.
Только сейчас он заметил, что Гевиа бен-Песиса
- горбат. И что, судя по виду, он не отличается ни знатностью, ни богатством.
Позже стража Александра наведет справки: действительно, Гевиа бен-Песиса
не выделяется среди соплеменников ни умом, ни красноречием...
- Ты желаешь выступить ходатаем за безнадежное
дело? - грозно спросил Александр.
- Если я одержу победу, - сказал Гевиа бен-Песиса,
- то скажут, что это жребий такой, как мясо с кровью. Дескать, дело настолько
простое, что даже Гевиа бен-Песиса сумел опровергнуть обвинения, лишь процитировав
соответствующие отрывки из Священной книги. Если же я, не дай Б-г, проиграю
дело, то иудеи смогут потребовать пересмотра на том основании, что Гевиа
бен-Песиса - простак и вел защиту недостаточно компетентно...
- Ты можешь воспользоваться удачей, - благосклонно
ответил Александр.
И Гевиа бен-Песиса грустно сказал:
- Египтяне правы, царь... Иудеи действительно
брали в долг... И, может быть, даже пришло время возврата... «Да, - подумал
Александр. - Кактус. Пальма. И солнце
встает с Востока вроде бы мягко и лукаво, а приглядись - жестоко. Что
ж, неужто этот горбун сразит соплеменников?»
Поскучнели в этот момент иудеи на всех широтах,
но Гевиа бен-Песиса продолжил:
- В той же книге Шемот (2)
сказано: «Времени же пребывания сынов Израиля в Египте - четыреста тридцать
лет». А посему пусть египтяне сами вычислят, сколько они задолжали сынам
израилевым за бесплатный труд 600 тысяч рабов на протяжении 430 лет, и
тогда будет ясно, кому в действительности положена компенсация...
Юридическая победа горбуна Гевии, достигнутая
24 числа месяца нисан, отмечалась как полупраздник в эпоху Второго храма.
Думал ли об этом Бен-Гурион, когда там, в
зале ООН, воспользовался единственно возможным аргументом? Подняв над головой
Библию, он сказал:
- Вот наш Мандат...
Разве не вчера это было?
- Все равно, - говорю подруге. - У нас в Египте
- свой интерес. Во-первых, там мы расплодились... Этакие старорежимные
старички... Не то два, не то три миллиона... Впрочем, кто сочтет множество
Израиля?! И это, когда в родном эС-эС-эС-эР единственным средством предохранения
был аборт! Потом - Исход. Пустыня. В общечеловеческой психологии - пустота,
заброшенное место, нуль по любой шкале. А в еврейской судьбе пустыня -
это корни, породившие целое древо Добра и Зла, бездну экзистенциальных
символов. Какая драма разыгралась на потаенном ее уголке! Перипетии той
пустыни и множества других - в любом из нас: «Каждый человек должен себя
чувствовать так, как если бы это он вышел из Египта» - гласит старинное
сказание об Исходе, которое по еврейской традиции повторяется каждый пасхальный
вечер. И сегодня мы - с Пушкиным в сердце и с сибирскими пельменями в желудке,
со своим социально-российским способом бытия, страданиями по России, разрывающиеся
между утерянной империей и толком не обретенной родиной - не у дальнего
ли мы предела пустыни?
Сидение на кухне. Водочка. Разговоры о повсеместной
продаже хозяйственного мыла вперемешку с Достоевским. Христос вкупе с Марксом
и Лениным - самое важное для нас начальство. Господи, ну кто заставил евреев
шептать с придыханием: «Поле, русское поле...»
О, Россия, родина, мать! Писатель там - святитель,
а здесь что-то вроде заведующего отделом абсорбции, да еще на общественных
началах!
После очередного сидения на кухне, панически
улыбаясь, говорю подруге:
- Еврей - это не национальность, это настроение...
А она смотрит большими бархатнми глазами с
длинными ресницами, которые я вижу даже сквозь расстояние. И я понимаю
смысл этого взгляда: пить надо меньше...
Никто не спорит...
На том конце трубки молчали. Видимо, утомила
жизнь, в особенности такие ее составные, как вечные рефлексирующие размышления
и чисто еврейская черта - самоедство. И я про себя решил: или кончаю жизнь
самоубийством или все-таки еду в Египет. Тянет, точно магнитом. Возвратились
же евреи туда после разрушения Первого храма. И это после 430 лет рабства!
Вернулись...
И в Польшу, и на Украину - после зверств Хмельницкого.
В Германию после Гитлера.
Что нам до уроков истории! Наши хваленые мозги
просто что-то неуклюжее, что шевелится под волосами. Зато - элита Александрии,
элита всего эллинского мира (элита всего мира)!
А бегство в Египет при царе Ироде, изгнание
при римлянах?..
- Интересно, сколько евреев сейчас в Египте?
- прерывает меня подруга.
- Вот, хочу выяснить... - уверяю я и про себя
думаю, что эта более чем уважительная причина для поездки человека, состоящего
на пособии по безработице....
- Родная! Да ведь мы, евреи, вообще странно
живем. В общем, слушай: однажды к Бен-Гуриону пришел еврей, представитель
коммунистической партии Франции. И сказал:
«Давид, у нас будет серьезный разговор. Только
не думай, что я с тобой буду говорить, как еврей с евреем. Я буду говорить
с тобой сначала как коммунист, потом как гражданин Франции, и только потом,
как еврей...»
«Не имеет значения, - сказал Бен-Гурион, - мы все равно читаем справа
налево...»
Наша жизнь - вся «справа налево».
Не случайно неевреи ничего в ней не понимают
(евреи, кажется, тоже). Французский вельможа Станислав Клермон (1747-1792)
сказал: «Евреям как нации мы должны отказать во всем. Евреям же как отдельным
личностям, мы должны предоставить все» (3).
Ну да, поспешили!
Английский поэт Самуэль Тейлор Колридж (1772-1834):
«Еврейская религия - это свет, но свет, излучаемый
светлячками: светлячки не греют и светят одним только
себе» (4).
Из таких цитат можно составить претолстую
книжку:
- Еврей рождается старым (французский публицист
Анатоль Лерой-Бюлью (1842-1912) (5).
Бернард Шоу как-то заметил:
- Евреи, как правило, предлагают истинные
ценности. Они заставляют вас платить, но зато взамен предлагают вещь. Мой
опыт меня учит, что если кто-нибудь и хочет что-нибудь за ничего, - это
непременно христиане.
Современная политическая ситуация в Израиле,
показывает, что речь идет не только о христианах, и что есть другие любители
хотеть «за ничего»...
Впрочем, все тот же Бен-Гурион говорил: «Не
важно, что говорят гои, важно, что думают евреи».
Если о самих себе, то ничего хорошего. Во
всяком случае, сплошь иронично. Израильтянин? Это тот, для кого голос мечты
звучит громче, чем звук сирены в День памяти погибших солдат (Эли Мирон),
это тот, кто лучше тебя знает, что для тебя хорошо, и руководит всем миром,
не вставая со своего кресла (Иегудит Шварцман), человек, который знает
все новости, даже если он сегодня не включал телевизора и не читал газет
(Михаль Легев), тот, кто звонит тебе после трех лет молчания и говорит:
«Это я» (Асаф Нини), в конце концов, человек, который покупает что ему
не нужно на деньги, которых у него нет, чтобы похвастать людям, которых
это совершенно не интересует (Рони Рацави).
Это говорят случайные прохожие, которых ты
остановил на улице из простого любопытства, причем каждый из них на вопрос:
«Израильтянин?» отвечал утвердительно, добавляя, что на восьмушку он все
же иракец, на восьмушку - немец и наполовину марокканец. Русский? На все
- «Меа ахуз!»*
- А если исход из Египта придется на субботу
- ничего? - спрашиваю подругу.
И она отвечает неразборчиво, как будто в трубке
кто-то занялся государственным устройством. И громко смется: видимо, до
самого моего приезда ей уготовано время наслаждаться. Телефонный разговор
неожиданно прерывается.
Вечер сгущался. Странная одноглазая израильская
луна смотрела в упор, представлялась невидящим оком ночи, звезды были похожи
на светящихся паразитов, а я все думал и думал о том, что же такое таинственное
сказала подруга. Конечно, можно было бы перезвонить, но в тот день я дал
слово, ничего не делать вторично. А после - забыл. И вспомнил только когда
вдруг увидел, как изо рта Моисеева бьется пена. И с пеной шли звуки, непонятные,
но страшные...
Начались сборы. Друзья-сабры продолжали настаивать:
«Что вы забыли в Египте?»
А после случился теракт на Дизенгоф, в Тель-Авиве
(март 1996). Ранним утром я шел к месту кровавого пиршества. Улицы были
пустынны. В автобусах - ни одного человека. На углу Дизенгоф и Кинг Джордж
- разбитые витрины, искореженные каспоматы, самодельные листовки, банки
с обгоревшими свечами...
Медленно стал собираться народ, озабоченные,
с потухшими лицами, озлобленные люди. Кто-то молодой выкрикнул:
- Перес - долой!
На него напали старики:
- Что ты понимаешь, сопляк?! Ты еще не устал
от разрушений? А эти залитые кровью карнавальные маски - это не Апокалипсис?
На тумбу забрался человек в костюме Ахашвероша.
В руках у него плакат: «Ближний Восток - кровавое казино!» Другой, дюжий
молодец, сначала кричал что-то неразборчивое, я, во всяком случае, ничего
не понимал,
только завороженно смотрел, как он поднимает к небу руки, сам тянется
за ними, оголяя волосатый живот.
Потом до меня дошло:
- Во всем виновата русская мафия! Они дают
арабам деньги на взрывчатку! Русские и арабы одинаково ненавидят Израиль!
Да, да, они, русские, всегда вооружали наших врагов...
И тут все заговорили одновременно.
Все стали обзывать друг друга.
Все стали оскорблять друг друга.
И это те, кого еще в античном мире называли
«трезвенники среди пьяниц» и «мечтатели среди трезвенников»!
И тут я снова услышал бесноватого Моисея,
который умел говорить с Б-гом, но не умел говорить на языке Израиля.
Но кто теперь умеет говорить с Б-гом?!
Читая газетные сводки, точно сводки с фронта,
жена собиралась в дорогу без всякого энтузиазма. Я же хорохорился:
- Узнаем, наконец, сколько евреев в Египте...
- Нам бы только загибать пальцы, - вяло отбивалась
она, -столько-то евреев-лауреатов Нобелевской премии, сколько-то Ленинской...
- Ты непременно сфотографируй место Исхода,
- просил друг. - Ну, Синай, конечно... Надо попытаться сбалансировать на
канате между Вхождением и Исходом. Представляешь, позади Египет, впереди
- земля Ханаан...
- Конечно, конечно, - соглашался я со всеми
и видел, как Израиль дрожал и выл, и падая на колени, молил о прощении.
Впереди была пустыня...
- Но сам-то он ходит по твердой земле, а не
по канату,- сомневалась жена и вдруг зафилософствовала: - Все, что увидишь,
между прочим, можно вычитать в книгах...
И она назвала имя известного ученого, который
в Москве был невыездным и по этой причине стал путешествовать мысленно.
Затем увлекся, стал писать о странах, где путешествовал. И написал замечательные
книги. Разве в юности я сам не писал таким образом о Златой Праге, о пивной,
в которой Швейк рассказывал свои истории? О кафе «Мадлена», где сидел Кафка.
И денег не надо тратить. А до Каира, между прочим, на автобусе часов шесть
езды. Укачает вусмерть...
- А меня увлекает человек посреди бескрайних
песков. И как там жили наши предки. И почему пришли в Египет. И почему
ушли...
Экзотический колорит Востока завораживал. Иногда
казалось, что я рожден здесь, на Востоке и все для меня привычно. И все
вызывает приступы радости, с которой я не могу совладать...
Конечно, я все читал о Египте. И все перемешалось
в голове: Древнее Царство, Среднее Царство, Нижнее Царство... Царь Нермер
- «дробитель голов», гениальный Эхнатон, его жена Нефертити...
В ульпане, кажется, на вторую неделю после
приезда в Израиль спросил учительницу: «Кстати, при каком фараоне евреи
совершили исход из Египта?»
«Паро - зе шем мишпаха» **, - отрезала она
философски, покуривая сигарету.
С тем и разошлись...
Читать сегодня книги советских египтологов,
даже с мировыми именами - занятие непростое, а зачастую раздражительное.
«Давящая власть», «классовое рабовладельческое
общество», «застойный азиатский деспотизм» - с ума сойти можно! Все с неизменных
«классовых позиций», «позиций атеизма», «ленинско-сталинского мировоззрения»...
Каких ученых погубили! Сколько догадок убили,
можно сказать, в самом зародыше! Но вот мелькнет где-нибудь надпись знаменитого
зодчего XVI века до н.э. (!): «То, что мне было сотворить - было велико...
Я искал для потомков, это было мастерством моего сердца... Я буду хвалим
за мое знание в грядущие годы теми, которые будут следовать тому, что я
совершил» (6).
И сразу - человеческий простор!
Какие фантастические книги о египетских пирамидах
написали, пренебрегая «марксистско-ленинскими позициями», западные путешественники,
историки, археологи, тот же К.Керам (7).
Роман археологии! Дух захватывает...
- Едем, едем! Уж что-то я найду там непременно!
Гюстав Флобер созерцая в Египте водопад и
Нил с горы Гебель Абузир, воскрикнул:
- Я нашел! Эврика! Эврика! Я назову ее Эмма
Бовари...
А я?
Готовая повесть без финала лежит в ящике письменного
стола уже больше года. Видите ли - имя главной героини не придумал. А оно,
это имя, по замыслу должно сыграть в финале этакую мистическую роль...
А что если это имя «Нефертити»? Чем не мистика?
Собрав штук семь больших бутылей воды (чтобы
там не пользоваться местной) и еще что-то по мелочам, глотнув аэрона, утром
следующего дня двинулись в путь.
От Ашкелона до Беэр-Шевы и далее до пропускного
пункта Ницана - никаких впечатлений, ну просто ничего...
Чем-то провинился шофер-араб и мы часа два
ожидали автобус, сначала на одной стороне границы, потом на другой. Пройти
с израильской территории на египетскую - минут десять-пятнадцать, а кажется
- целое столетие: грязная таможня с некрашеными полами, ободранные стены,
много чиновников (красивьк мужчин). Что-то там заполняем, кто-то уже меняет
деньги.
Подхожу к одному из служащих. Улыбается. Тычет
пальцем в портрет холеного мужчины и спрашивает на иврите:
- Кто такой?
Ну, тут меня не проведешь, закален на портретах
членов Политбюро ЦК КПСС!
- Мубарак! - выпаливаю.
- Да, - соглашается он.
В двух-трех предложениях, рассказывает, что
закончил факультет археологии Каирского университета, но работы по специальности
нет, вот и устроился на таможне.
- Как выглядит самая маленькая израильская
монетка? - спрашивает он неожиданно и лицо его при этом строго и бесстрастно.
Вынимаю пять агорот.
Он вертит в руках, рассматривает, кладет на
стол.
- А большая?
Протягиваю десять агорот.
- Еще большая?
Даю полшекеля, затем шекель, пять шекелей
- щедрость для еврея немыслимая!
- Ну? - подгоняет он.
Размышляю: дальше - десять шекелей, но я и
сам не так часто вижу эту монетку - жена не дает. Кажется, за пять лет
в Израиле каспоматом не пользовался. И чековой книжкой тоже - это царство
супруги, но как ему объяснить?
- Перебьешься, - говорю по-русски и улыбаюсь.
Он, сообразительный, - тоже. Достает рекламный проспект.
- Пожалуйста... Это Нефертари...
- Нефертари? Вы не ошиблись? Нефертити...
Смотрю на него победно, как сокол: «Ну, лезь
в петлю!»
К моему невежеству он явно снисходителен и
начинает терпеливо объяснять что Нефертари - главная царица Рамсеса II
- «умиротворяющая богов» и что с Нефертити ее нельзя путать ни в коем случае,
и с серьезным видом аргументирует: потому-то и потому-то. Я согласно киваю
головой, не понимая ни его иврита, ни его жестикуляции. Конечно, конечно,
я просто ослышался...
И я представил вдруг Нефертари и оценил всю
степень артистизма, заключенную в ее имени.
С чиновником мы расстались друзьями.
Еще каких-то два часа в ожидании автобуса
(в перерыве - туалет, первый на египетской земле, так что сразу понимаешь:
у евреев истощилось терпение, вот и вышли из страны Хама) и мы с женой,
оказавшись на первых местах, рядом с шофером, всматриваемся в даль: интересно,
с какого места входили в Египет наши предки. И впрямь, как это было?
Впереди автобуса - автомашина с полицейскими.
У одного из них ботинки зашнурованы шнурками разного цветами. У другого
- под защитным свитером с вырезом - шотландская рубашка. Хмурые, унылые,
неприветливые. Чуть что - сразу рычат...
Полицейские мчат впереди автобуса, так что
нельзя остановиться, не вызвав их недовольства. Известно, что после убийства
Садата до сих пор в Египте не отменен Закон о чрезвычайном положении. Вопрос
рассматривался египетским парламентом и срок действия этого Закона решили
продлить...
Как всегда на юге, темень наступила неожиданно.
Замелькали придорожные огни. Справа от нас - Синайская пустыня: кустарник,
палатки или полуразваленные хибарки бедуинов и песок. Кругом песок. Ничего,
кроме песка...
- Ну вот, дождался, - говорит жена, - Человек
среди песков.
- Где ты видишь человека?
Машин на дорогах - мало. Людей - и того меньше.
Иногда попадаются ослики, верблюды, мальчишки, гоняющие овец, наконец,
город. Почему-то темный. В окнах - нет света. Потом заметили - в окнах
и стекол нет.
- Что, дорога электроэнергия? - спрашиваю
гида.
- Просто этот город построили для бедуинов,
а они не хотят в нем жить... И правительство ничего не может сделать...
Я понимающе киваю. Правительства всех стран
- соединяйтесь! Они все одинаковы: сначала делают, потом думают...
Снова уставился в окно. Чудятся какие-то силуэты,
не то люди, не то овцы...
И вдруг понимаю главное: евреи входят в Египет.
Я уже думал, как замечательно напишу об этом.
И даже заключительную фразу придумал: «все разъехались по домам, довольные
и хмельные». И вздохнул. И поставил точку. И перечитал написанное жене:
замечательно! Тридцать шесть лет ты со мной прожила, Раиса бат Зейлик,
так и не сообразив, с кем ты их, собственно, прожила!
Из кухни явственно услыхал ее голос: «Господи!
Когда все это закончится!»
Оглядываюсь на голос. В темноте похрапывают
пассажиры. Жена мирно дремлет на моем плече.
2
Семьдесят евреев тронулись в путь.
Семьдесят душ.
Здесь не простая арифметика, и она не очень
соответствует правилам современного счета. Томас Манн, например, считал,
что тут царила точность лунного света, которая не подобает нашему веку.
Но тогда это принималось за истину. Безусловно, число это что-то означало,
было каким-то символом, как и вообще семерка: семь сыновей, например, иметь
всегда лучше, чем восемь или девять. Но поскольку у советского человека,
даже бывшего, сложные отношения с мифами - здесь надо подумать, погадать.
В любом случае пастухи, погонщики, рабы, возницы, грузчики были не в счет.
Вообще караван был шумным и, думаю, даже по
тем временам, весьма экзотическим. Впереди шли стада, поднимая клубы пыли,
столь радостные для кочевников. Многие шли пешком, с посохом (древние любили
ходить пешком, ходили на большие расстояния), большинство же - ехали верхом
на верблюдах, ослах, лошадях, украшенных всякими побрякушками. Мужчины
- в вязаной шерстяной одежде, в куфие, укрепленной на темени войлочными
кольцами (за плечами колчан, лук, стрелы), женщины, черноокие, черноволосые,
с серебряными и медными цепочками на запястьях, с монетами на лбу. А между
ними, в паланкине, который несли юноши, - патриарх Яаков...
Десять из семидесяти уже успели побывать в
Египте. Приезжали на разведку (как некоторые из нас, перед репатриацией
в Израиль). Хотя, собственно, что было смотреть, что разведывать? Положение
в Ханаане - хуже не придумать. Одно слово - голод. Следовательно, опять
же, как и многие из нас сегодня, шли не «сюда», а «оттуда» - все в жизни
евреев повторяется, все восходит на круги своя...
Здесь некогда побывал Авраам (мысль о нем
очень утешала Яакова, ведь он тоже отправился в Египет, чтобы жить пришельцем!
Здесь египетская и библейская истории вообще соприкасаются: «среди имен
царей гиксосов фигурирует и имя царя Иакова. Не библейский ли это Иаков?
Неизвестно», - заключает авторитетный исследователь (8).
В Египте бывали кочевники из Аравии. Просили
обменять «зеленый порошок» на зерно. И в Аравии была жесточайшая засуха.
Голод. И в других землях. Они несли в дар фараону газелей, каменных баранов.
Среди египтян жили ливийцы, негры. Теперь вот шли потомки Авраама, семья
Яакова...
Лазутчики хоть и немного времени провели в
Египте, а все ж видели величественные храмы, дворцы, великолепные сады,
каменные резервуары для воды; вся эта роскошь так понравится, что многие
иудеи уже не захотят расстаться с Египтом, как не захотят расставаться
с Вавилоном, с Римом, с Москвой.
Многие останутся после Исхода (скорее всего
и после «исхода» Авраама тоже кого-то из своих иврим не досчитались, таки
остались в Мицраиме), предположительно, тысяч пятьсот. Если учесть, что
на горе Синай стояло 600 тысяч мужчин (всего 1,5 миллиона израильтян),
то, что написано в Торе: «А сыны Израиля расплодились и размножились, и
возросли и усилились чрезвычайно, и наполнилась ими земля та» (9),
можно читать буквально. Существует мнение, что еврейские жены в те времена
рожали сразу по шесть младенцев. Не иначе, разошлись родительницы наши!
А вообще же так хотел Бог, а женщины только
весьма серьезно относились к назначенному природой труду.
(Упрямый Бен-Гурион, который полагал, что
Израиль должен действовать уменьем, а не числом все же считал, что на горе
Синай стояли не 600 тысяч мужчин, а только 600 человек. Перебрал десятки
книг, проверяя. И понял: «Не хочу учиться, учиться и еще раз учиться.»)
А все начиналось с тех семидесяти.
Вернее с десятерых сынов Израиля (младший
Биньямин остался дома). Началось даже с одного - Иосифа.
Кажется, нет человека, который не знал бы
истории Иосифа, сына Яакова, первенца любимой жены Рахели. История эта
так прекрасна и так коротка, что ее захотел продолжить и Гете, у которого
появилось искушение изложить все подробнее, дорисовать детали. И Томас
Манн, и многие другие. Гете свою повесть сжег, она показалась ему «слишком
бессодержательной». Томас Манн развернул в серию романов: уж очень хотелось
додумать, как это было на самом деле...
Иосиф - один из всех продан в рабство!
Один, без родителей, без родственников, без
друзей, даже без соплеменников - подумать только - какое презрение, какое
страшное одиночество ожидало этого хабиру, этого раба!
Вдребезги разбилась его вера, его представления
о мире, его уверенность, его любовь: что сделали братья с агнцем их отца!
Круто обошлась с ним природа, круто. Тут-то
и сказать; «Образумься, человек!»
А было все до удивления просто.
Был Иосиф - «сын старости» Яакова, который
растил и воспитывал его 17 лет. С такой же чуткостью и нежностью Иосиф
будет ухаживать 17 лет за отцом в старости.
То, что сам Яаков определил в Иосифе как пророческий
дар, его дети приняли за наушничество, доносительство, грубо говоря «стукачество»
- прямо скажем, не очень редкая черта у евреев, вполне можно было ошибиться!
Потом - всплеск ревности у братьев. Недоброжелательство, которое только
усилилось оттого, что Иосиф рассказывал братьям свои пророческие сны, в
которых он, Иосиф, неизменно возвышался над братьями.
Сны Иосифа - особая статья. Это сны, о которых
Фрейд, вероятно, мог бы написать не одну замечательную книгу. Фрейд увлекся
историей Моисея, доказывал, будто бы он не еврей, а египтянин - возможно,
это и увело его в сторону от Иосифа и его снов, в которых Фрейд был действительно
знатоком.
Наконец, братья открыто восстают против Иосифа.
Собираются его убить, но в конце концов продают Иосифа проходящим мимо
купцам измаильтянским и мадиамским за чисто символическую плату - двадцать
серебряников, а те, купив прекрасного юного раба, отвозят его в Египет,
надеясь получить за него у какого-нибудь вельможи гораздо большую цену.
Право, совестно пересказывать эту замечательную
историю, если бы не мой сосед по дому, который ежедневно спрашивает внука-школьника:
- А это че, Шлемочка (показывает на пальму)?
А это про кого, Шлемочка (слушает по радио РЭКА рассказ о празднике Пурим),
че за имя такое, Естер? А Мордихай? А свиток, че за свиток? Неужто тогда
бильбаотека была?!
____________
Примечания:
* Сто процентов!
(ивр.)
** Фараон - это фамилия (ивр.)