Лев Фрухтман

1. НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПОЭТЕ М. ФРОМАНЕ

     В 1977 году я готовил публикацию к 100-летию М.А. Волошина и набрел на неопубликованные воспоминания о нем некоего ленинградского журналиста Иннокентия Басалаева, автора мемуарных «Записок для себя». Я поехал в Ленинград, где навестил вдову Бассалаева - Иду Моисеевну Наппельбаум, дочь знаменитого фотографа. В долгой беседе за чашкой чая Ида Моисеевна (1900 г. рожд.) рассказала, что была когда-то в молодости секретарем литературного кружка «Звучащая раковина» (1920-21 гг.), руководимого Ник. Гумилевым и что она была женой в первом браке - известного поэта и переводчика Михаила ФРОМАНА. После его смерти в 1940 г. она, спустя неск. лет, вышла замуж за друга Фромана - Инн. Басалаева. Так из уст Иды Наппельбаум я впервые услышал об имени Мих. Фромана, и стал заносить в память изредка попадавшиеся его переводы в различных изданиях. Имя это незаслуженно забыто. Так, вероятно, считала и его вдова Ида Наппельбаум. И поскольку я интересовался больше записками И. Басалаева о М. Волошине, то о М. Фромане мы говорили мало, к сожалению. 
     Библиографич. разыскания о нем свидетельствуют, что при жизни он был известен, в 1920-е был даже секретарем Союза Поэтов (в Ленинграде), энергично выступал на поприще поэтического перевода, то есть, по-видимому, был зачинателем советской школы перевода, блестяще переводил Г. Гейне и Р. Киплинга. Писал и прозу. На его смерть (которая была скорей всего не насильственной) откликнулись такие известные ленинградские писатели, как Мих. Слонимский (журн. «Ленинград», 1940, №17), Николай Браун («Памяти М. Фромана» /Некролог/ - «Лит. современник», 1940, №10-11) и Николай Чуковский /сын Корнея Ивановича Чуковского/ - «Литературная газета», 1940, №42). Последний упоминает М. Фромана и в своих воспоминаниях, о которых скажу ниже. 
     Необходимо напомнить читателю краткую биографию Фромана: 
     ФРОМАН (псевдоним; настоящая фамилия -Фракман) Михаил Александрович. Родился 5 апр. 1891 г. в Ташкенте - умер 21 июня 1940 г. в Лен-де. Русский сов. писатель и переводчик. Детство и юность, вероятно, провел в Узбекистане. В 20 лет уехал в Германию. В 1911-14 учился в высшем технич. училище в Дармштадте, где начал читать немецкую поэзию в подлиннике. К началу 1920-х перебрался в Лен-д, где начал печататься с 1923 года. В 1927 выпустил сборник стихов «Память». В последующие годы печатает повести «Конец Чичикова» (1929) и «Жизнь милой Ольги» (1930) - где проявились «реалистическая зоркость и острая сатиричность», как пишет КЛЭ (Краткая литерат. энциклопедия, том. 8). 
     С нач. 1930-х годов М. Фроман выступает как переводчик немецкой поэзии и прозы (Генрих Гейне, Леон Фейхтвангер), английской (Редьярд Киплинг). Переводит с украинского (Тарас Шевченко, Павло Тычина и др.) и с грузинского
(Николоза Бараташвили, Алекс. Чавчавадзе). Как пишет в энц. статье Е. Э. (Ефим Эткинд ?): «Стихотворные переводы Фромана отличаются верностью подлиннику, гибкостью и многообразием ритмов, чистотой поэтической речи». Последнее - очень важно для понимания природы поэтического перевода. Творческий путь Фромана завершается именно книгой переводов: Избранные переводы. /Стихи/, Вступит, ст. И. Оксенова, Ленинград, ГИХЛ, 1940,175 стр. 
     Тираж ее был небольшой - 5 тыс. экземпляров, и она теперь является библиографич. редкостью, как и сб-к стихов «Память». 
     В нач. 1970-х в Москве выпускалась 200-томная БВЛ 
(Библиотека всемирной литературы); в однотомниках Генриха Гейне и Р. Киплинга, мы находим несколько переводов М. Фромана. Приведем два из них. 

                   Из «Любовных стихотворений» Г. Гейне:
                                «Очи, смертные светила!» - 
                                Было песенки начало, 
                                Что когда-то мне в Тоскане 
                                Возле моря прозвучала. 
                                Пела песенку девчонка, 
                                Сеть у моря починяя, 
                                И смотрела так, что начал 
                                Целовать ее в уста я. 
                                Песенку и сеть у моря 
                                Вспомнил я, когда, тоскуя, 
                                Увидал тебя впервые, - 
                                Дай же рот для поцелуя! 

                      Мати моя. (Из Редьярда Киплинга):
                                Если мне стянут горло петлей, 
                                Мати моя! О мати моя! 

                                Знаю, чье сердце будет со мной, 
                                Мати моя! О мати моя!

                                Если я в море глухом утону, 
                                Мати моя! О, мати моя!
                                Знаю, чьи слезы дойдут в глубину, 
                                Мати моя! О, мати моя!

                                Если проклятью меня предадут, 
                                Знаю, чьи к небу молитвы дойдут, 
                                Мати моя! О, мати моя!

     Из мемуаристики мне удалось разыскать лишь отрывочные сведения о М. Фромане в книге Николая Чуковского (сына Корнея Ивановича Чуковского) «Литературные воспоминания» (Москва, изд-во «Советский писатель», 1989), где в одной из глав он рассказывает о знаменитом литературном салоне в Петрограде - литературных сходках в доме-ателье фотохудожника Моисея Наппельбаума (1869-1956), две дочери которого Ида и Фредерика писали стихи. Привожу отрывки из книги Ник. Чуковского. 
     «В переломный двадцать первый год возник новый литературный центр - салон Наппельбаумов... Наппельбаумы жили на Невском, недалеко от угла Литейного, в квартире на шестом этаже. Половину квартиры занимало огромное фотоателье со стеклянной крышей. Но собрания происходили не здесь, а в большой комнате, выходившей окнами на Невский... Свои стихи каждый понедельник читали все присутствующие, по кругу, начиная от двери. Этот обычай оставался неизменен, пока существовал наппельбаумский салон - с 1921 по 1925. ... С 1923 наппельбаумские сборища стали посещать два поэта, только что переехавшие в Петроград из Ташкента, - Павел Лукницкий и Михаил ФРОМАН (выделено мной - Л.Ф.)... В квартиру Наппельбаумов Лукницкого привела пламенная любовь к Гумилеву, которого он никогда не видел. А Фромана привела сюда не менее пламенная любовь к Ходасевичу. И оба они опоздали. Гумилева уже не было в живых, а Ходасевич находился в Германии (в эмиграции, сперва в Берлине, затем в Париже - прим. Л.Ф.) ... Не застав Гумилева в живых, Лукницкий стал расспрашивать о нем тех, кто встречался с ним, и заносил все. что ему рассказывали на карточки... Любовь Фромана к Ходасевичу была не столь энергична, но зато, попав в дом Наппельбаумов, он воспылал иною, более жаркой любовью и примерно через год женился на Иде Моисеевне Наппельбаум (выделено мной - Л.Ф.). Своей женитьбой Михаил Александрович Фроман как бы разрубил всю цепь неудачных любовей (между участниками салона, о чем Ник. Чуковский писал в начале главы книги - прим. Л.Ф.), и все стало на место, - все перестали любить кого не нужно и полюбили кого нужно. Начались браки... На этих браках, собственно, существование салона Наппельбаумов и прекратилось». 
     Итак, счастливый брак Фромана, ему 33 года, он зрелый муж и литератор, у него рождается сын, с 1925 по 1927 он выпускает несколько детских «тонких» книжек... Дальнейшее детальное описание полутора десятилетий его творческой жизни могут дать изыскания в ленинградских (ныне СПб) частных и госархивах. Память о замечательном русском поэте и переводчике нельзя утратить! 

2. ПИСЬМО Б. ПАСТЕРНАКА Мих. ФРОМАНУ

Сам факт, что среди литературных писем Бориса Пастернака, еще не собранных в академическом издании, сохранилось письмо поэту Фроману – удивителен. Оно опубликовано в подборке - писем разных лет, подготовленных сыном поэта Бвг. Бор. Пастернаком, в журнале «Вопросы литературы», №?9 за 1972 год. Это, по сути, отклик Б. Пастернака на книгу стихов, присланную ему Мих. Фроманом из Ленинграда. Вероятно, совершенно неожиданно для Пастернака, который с Фроманом знаком не был. А, может быть, и был знаком, но шапочно. Сохранилась фотография фотомастера М.С. Наппельбаума, чьим тестем был Мих. Фроман, запечатлевшая молодую семью Пастернаков: сам Борис, его жена Евгения Владимировна Лурье с годовалым сыном Женей на руках - 1924 год. Снято, очевидно, в студии Наппельбаума в Ленинграде, куда Пастернак приезжал к родителям жены; и уж конечно, будучи зазван в салон Наппельбаумов, познакомился и с его дочерьми-поэтессами и с Фроманом. Фотография помещена в кн. Е.Б. Пастернака : «Борис Пастернак. Материалы для биографии», М., 1989, стр. 399. В этой книге есть лаконичная строка «20 июля /1924/ Пастернак выехал в Ленинград». И пробыл там до середины сентября, дождавшись премьеры в театре имени Комиссаржевской постановки «Алхимика» Бена Джонсона в своем переводе. Кроме того в Лен-де у Пастернака была уйма литературных дел. Словом, в сумятице лиц и событий, он мог о Фромане и забыть. Но получив от него в подарок книгу стихов в 1927 году, дал обстоятельный ответ, который надо рассматривать как вполне дружелюбный. «Не обижайтесь на меня, - замечает Пастернак в письме Фроману, - я приложил к вам строжайшее поэтическое мерило». Надо думать, что Пастернак потому и подошел к книге столь строго, что увидел в Фромане настоящего поэта и уже искушенного мастера. Любопытно, что письмо Пастернака выглядит как вполне законченная журнальная рецензия на книгу Фромана «Память». Но вряд ли официально в печати Пастернак стал бы распекать собрата по поэтическому цеху. Известны безмерная деликатность Пастернака и его болезненно сложная добросердечность к друзьям и знакомым. Но «преклонение перед чудом подлинного искусства», как пишет Евг.Борисович Пастернак, обязывало большого поэта к строгости критических оценок. Именно с этой точки зрения и надо понимать публикуемое ниже письмо Б.Л. Пастернака к Мих. Фроману.