КАИН И АВЕЛЬ 

                         Зло априорно. 
                            Иосиф Бродский 

История, навязшая в зубах, 
порядком поднадоевшая, 
гуманистов оставившая на бобах 
и в кровавых хрониках осевшая. 
Вечность пронеслась, 
а Каин не раскаялся; 
века, как облака, 
проплыли в горней выси, 
бедняга Авель кровью истек и отмаялся, 
а у брата в глазах 
ни одной искупительной мысли. 
Бьется Ягве над ним, 
вновь и вновь всю картину прокручивая, 
сокрушаясь: вражду посеял из-за ягня, 
из Каиновых лап 
суковатую палицу выкручивая, 
ожесточаясь: стервец, как огорчил он меня! 
Мужлан, от сохи, 
ты же черств, как валун полевой, 
бессердечен, что дуб, и уперт, как тот же валун. 
Чем ты смерть отвратишь? 
Волком вой над разбитой главой! 
Я ведь Бог всего-навсего, 
а не какой-то колдун. 
Как безлюдна земля; 
безутешен Адам, Ева в обмороке, 
и в слезном ручье можно выстирать плат кровяной; 
очертания нежные Авеля 
им видятся в каждом проплывающем облаке, 
и оба казнятся в сердцах 
безвинной его виной; 
он был кроток, меньшой, 
он обидеть старшого не смел, 
беспрестанно твердил: 
«Я люблю тебя, брат, горячо! 
Ты ведь первым возделать 
каменистую почву сумел, 
и шел день-деньской по полям, 
торбу семян положив на сожженное солнцем плечо!» 

Был труженик Каин, оратель, 
хлебный выращивал злак, 
и кузню завел, чтобы лемех ковать, а не нож... 
Так за что ж, о Господь, 
на челе его этот убийственный знак, 
эта мета убийцы, уголовника, татя, за что ж? 
За минутную ярость, 
за ослепленье и гнев - 
сеял доброе Каин, а пожал только слезы и кровь; 
нет прощенья ему, 
только жаль, что, Добром насладиться еще не успев, 
он изгоем пойдет по Земле, отвергая любовь. 
Только зло, только зло, 
след кровавый за ним на века; 
так в проклятье своем он дойдет до освенцимских зол; 
что ни век - то погром, 
что ни шаг - то кровавая плещет река, 
и разбой, и пожар, и зола человечьих костей, 
удобрявших подзол. 

Но не каялся Каин, и к раскаянью не был готов, 
видя в жертве самой 
корень

зла злодеяний своих; 
ведь наследники Авеля 
(читай: Мандельштама, Михоэлса, Бабеля!) 
были богу угодней, и призрел-то он первыми их. 
Вот и славно: их души обретаются нынче в Раю, 
а ведь Рай, как ни кинь, все же Ада не хуже, а лучше, 
а прклятый Каин 
неприкаянным ходит у пропасти на краю, 
и вовеки никто не столкнет 
эту сволочь с убийственной кручи. 

Потому что хранит его Бог, 
а зачем, нам понять не дано; 
и ни властен над ним никакой Нюрнберг, 
и ни суд мировой, 
кабы не эта печать,
уже шлепнул бы кто-нибудь тайно его; 
да кому же охота попасть в черный список 
под номер «второй»? 
Так и длится все Каина век 
бесконечным проклятьем, 
вот уж скоро Мессия грядет, 
а убийствам не видно конца... 
А ведь стоило лишь помириться двум братьям, 
и во имя грядущего мира 
выпить по чарке винца, 
так и не было б распри людской с сотворения мира, 
да и не был столь страшен трагедии древней конфликт, 
вечной Песней Любви зазвучала бы звонкая лира 
и невиннее агнца рисовался бы Каина лик. 
Смеху было бы в этой истории всей, 
да истории не было б вовсе - вот незадача; 
породили бы Каин и Авель тьму худосочных детей 
и почили бы дряхлые в Бозе, 
да Господь рассудил их иначе. 
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
А заманчив сюжет: все решить полюбовно и ладом; 
Авель - пастырь овец, мол, а Каин - кузнец-молодец; 
кабы сон человечества 
не тревожим был тем усатым в оспинках гадом, 
кабы из памяти стерся 
тот с челкой носатый стервец. 

                                               Лод, 1993-1995