.

.
Оазис
                             Когда б ты знал...
                                              Б.П.

Голос мамы, зовущий обедать,
из раскрытого настежь жилья,
ты не слышишь, ты должен исследовать
поведенье шмеля.
Вот, что значит, изведав разлуку
оглянуться-вернуться назад,
в ту прозрачную, дачную скуку,
в одиночный азарт.
Ты опять одичалый шлимазл
в приусадебном тесном раю
все его закулисье излазал,
будто память свою.
Он тебя, как родного, повяжет,
приголубив и сделав другим,
прежде чем на лицо твое ляжет
несмываемый грим.
А твое неуютное тело
стать еще не успело смуглей,
как с души воспитанье слетело,
словно пепел с углей.
Так что, мама, зовущая кушать,
мельтешит и волнуется зря.
Ей бы вместе с тобою послушать
бормотанье шмеля.
Шмель гудит над кипящей сиренью,
над сиренью лиловых кровей,
мол, сирень неподвластна старенью
по преданью шмелей.
Легендарное это растенье,
между тем, угасает уже,
но жужжи и дрожит в иступленьи
шестикрылый Моше...
Даже если знаменьем сюжета
был его окрыленный прыжок
(«Заблуждения жатва и жертва»,
«Вожделенья ожог»),
ты, едва ли, осмыслил знаменье,
покидая подмостки свои,
ухватив, между тем, краем зренья
побережье вдали.

Там случайная чайка кружилась,
реял пляж золотистой каймой,
изумрудное море клубилось
кружевною волной.
Там веселый кораблик рыбачий,
как печальный шарманщик незрячий,
промышлял нариду до поры –
обещаньем люови и удачи,
обещанье игры.
.  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .  .
Но когда ты в пустыню заброшен,
обещания, право, не в счет -
и песок, прожигая подошвы,
под ногами течет.
Ты бредешь и не чаешь привала,
потому что застыли вдали
лишь белесые волны, в три балла
и ни грамма земли.
Для чего этот край основался,
этот храм тишины гробовой?
-Не иначе, как здесь столовался
ураган столбовой.
Не иначе, природа, ответив
на удар, залегла второпях,
как пехота, хлебнувшая смерти,
как язык в словарях.
Ни войной не поднять, ни парадом,
ни досужей морокой, мирской -
сколько хочешь окидывай взглядом
поголовье песков.
Сколько хочешь распутывай тропы,
караванов слепой серпантин,
ни быка не найдешь, ни Европы –
ты, как палец – один.
Безымянный, погрязший, последний, поза-
бывший в тщете о родстве,
сколько хочешь выпестывай бредни
о воде и листве.
Не забрезжит листва над водою,
не запляшет вода над листвой,
только зной над пустыней седою
поиграет с тобой.

<.............................>