.
Однажды…

Однажды – вот что: в самый глянец лета
в твой дом – в твой задымлённый погребок
(ах, как ты много куришь!, з день – блок) – 
я со звонком вошла, как на урок
любимого и лёгкого предмета, – 

испанского, к примеру, языка,
чей каждый слог – 
в жару – глоток
из ледниковой крынки – молока...

Тебе же было не до вязки лыка
(ах, как ты много пьёшь! – до райских грёз).
Был зной, и ты был гол, из пор лилось.
Прости, в твой пах – ах-ах! – повязка влипла – 
домашняя, из марли, не всерьёз...

Ты был простёрт, как резаная рана.
К тебе приложен был тампон дивана.
Вся мебель, и камин, и фортепьяно,
и люстра электрических свечей – 
любая вещь ампирной обстановки – 
как бы из хода общего вещей
когда-то выбилась и, став ничьей,
твой дом избрала местом остановки...

А я – сквозь твой полураскрытый глаз
зелёной улицей в тебя проникла,
перед тобой уже не в первый раз
переминаясь – на углх.., на иглах..,

дурманя нюх твой духом трав обочин…
А ты соврал, что ты влюблён не очень. 

Как ты упрямо стар! – не по годам,
а по туманным с просинью глазам – 
под лампой, вздёрнутой на медном стебле. 
Как ты устал! – но я-то знаю: сьмпрэ 
сэ тьнэ вйнтэ ньос – навсегда 
двадцатилетним остаётся сердце 
в одном – эн ун ринкн дэль корасн – 
из тайных закоулков (ах, беда
как пьяниц рьяно смаривает сон!)

 

Мне много задано. Но я – не серость,
я выучу испанский назубок
за слогом слог – как за глотком глоток
из крынки – молока… 

                                   Как дом твой строг!, 
как вид твой плох!, как ты лениво робок!
Облеплен потной марлей, в зной – продрог 
твой африканский мини-жирафёнок,

сиамский твой близнец, так рано – хил, 
но – жив!, но – будоражил и дразнил 
ненайденным истоком речки Нил,
к которому запутана дорога.., 
а был – рукой подать… (ах, недотрога!)

Пекл. Я шла домой. Мой путь пролёг
сквозь вещный хлам, сквозь тени от прохожих,
сквозь туловища в ряд – собак и кошек,
сквозь неодушевлённый городок,

где, неосуществлённо существуя,
гуляют наши дети – Алл и Луйя. 

Шло на закат. Я словно уводила – 
из рая в ад – за твой дверной порог – 
в высокотравье уличных пород – 
как дети – колесо, держа водило, – 
твоей каминной кочергой – само Светило!: 

своё волнение 
               в протуберанцевой оправе,
такое грешное, 
            что быть в живых – не вправе. 

<.......................>
.

п