.
2. Господину Цукерману портят настроение
Вот его мастерская.
Но что же молчат молотки?
Разве нынче суббота? Мазурики!
Дай им потачку!..
Беспардонно усевшись на убранные верстаки,
Подмастерья бастуют.
В его заготовочной – стачка!
Он напрасно одел свой парадный костюм!
Вот так раз!
Что вы с ними прикажете делать?
Прогнать или высечь?
Погибает заказ! Погибает богатый заказ!
Погибает шесть тысяч, а это не шутка –
шесть тысяч!
Цукерман побледнел.
Он, привыкший казаться грозой,
Заикаясь от злости, от скрытого гнева серея,
Говорит, как отец, убедительно и со слезой:
«Что за шутки друзья? Разве так поступают
евреи?
Это срочный подряд, даже больше:
военный подряд.
Понимаете дети?» – И кто-то сказал:
«Понимаем.
Мы управимся к сроку, ребята у нас говорят,
Если будут расценки повышены
к первому мая».
Цукермана немножко знобит – очевидно
сквозняк..
Он пиджак разодрал:
«Кровопийцы! Исчадия ада!
Можешь пить мою кровь! Я – бедняк!
Я – последний бедняк!»
«Мы прибавки желаем, хозяин.
А крови не надо».
Господин Цукерман достает золотые часы,
Отражаясь на крышке,
дрожат его пальцы кривые.
«Я пошел, господа. Намотайте себе на усы:
Через десять минут к вам пожалуют
городовые».
И жандармы пришли. Околоточный выпил
воды,
Подтянул кобуру и сказал, постепенно зверея:
«Есть жиды и евреи. Которые спорят – жиды,
А которые хочут работать, то эти евреи».
Но из синих штанов
вынимает цветной карандаш
И командует, дергая шеей, кирпичной
от гнева:
«Кто бунтует – направо и шагом,
в полицию, марш,
А которые смирные, будьте любезны – налево.
Торговаться, патлатые, вздумали? Я вам задам!
Захотелось прибавочки к праздничку?
Я вас погрею!..»
Молча, словно козлы, подмастерья уходят
к «жидам»,
Мастера посолидней, как овцы, отходят
к «евреям».
Цукерман победил.
Подмастерьев уводят штыки,
Конвоирует – птичий глазок трехлинейной
винтовки.
Мастера, помолчав, опускаются за верстаки,
Мастера, помолчав, разворачивают заготовки.
Нелегко обернуться с подрядом
одним мастерам:
Далеко не уедешь на этих почтенных калеках...
В коридоре – шаги.
Кто там поднял такой тарарам?
Цукерман обомлел: на пороге –
уволенный Леккерт.
«Что вам надобно, Гирш? Уходите,
паршивый пижон!
Что у вас за листовки, безбожник,
торчат из кармана?»
Гирша Леккерт молчит.
Он играет сапожным ножом
И глядит на рабочих сквозь пляшущего
Цукермана.
Что за скверная рожа, обструганная,
как доска!
Словно выкрест презренный,
он пейсы и бороду бреет.
«Молодой человек!
Вы забыли про три волоска. –
Говорит Цукерман, – что растут на лице
у еврея!»
«Нынче дело не в этом!
Для споров найдется пора.
Я зайду к вам в субботу,
и мы потолкуем о вере...
Расходитесь, штрейкбрехеры!» –
Леккерт велит мастерам,
Мастера потихоньку шмыгают
в открытые двери.
В низких окнах – закат, мастерскую пора
закрывать,
Цукерман не глядит на высокие тихие звезды
Он приходит домой и обрушивается в кровать,
Проклиная Егову за то, что он зачат и создан.
<..............>
________________________________________________________
|