(Одной поэтессе.)
Прокрутив мне
динамо-баранку,
Ты, ей Богу,
была не права,
На лесбейскую
графоманку,
Променявши
пустынного льва!
И душа,
словно Волга на суше,
Рьяно выйдя
из берегов,
Своим собственным великодушьем —
Наделяет своих
врагов!
Вместе с ней,
утопившись в пустыне,
Я кричу тебе
из-под песков: —
Не люблю твои
вирши пустые,
Только голос
твой слушать готов! —
Твой —
порывистый, низкий и страстный,
Лишь услышу,
— и падаю ниц,
Он — с
интимностью, нежной и властной,
Тянет в
сумрак дворцовых темниц!
В смертный
час, — с откровенностью голой
Я — из стыни
шепну гробовой: —
Не хочу твоей
Музы бесполой,
Только голос
беру я с собой! —
Погружаюсь в
него без боязни,
В нём
истомная нега тигриц,
И последняя
нежность пред казнью,
И мурлыканье
императриц!
В нём
старинное «Слово и дело»,
Близость
плахи! И наши грехи!
Голова, — что
почти отлетела,
Стон и
скрежет! И эти стихи!
<............................>