.
Обретение креста

                          Алёне Ш.
                          и всем жертвии террора
                          посвящается*

Для жертвы нужен агнец без порока.
Всевышний выбирает себе агнца.
Приходит к нам и узнаёт с порога,
Через кого он будет распинаться.
 

1.

Вот тебе гвозди, святая Елена.
Но не на блюдце ты гвозди считаешь.
В собственном теле ты их обретаешь
Грудой осколочной. Воет сирена.

Слышится голос: «Неси осторожно!»
Обувь несущих в крови утопает.
«Тише. Сюда положи. Безнадёжно...»
Скорая помощь, как птица, взлетает.

- Кто эта девочка? Нет документов.
- Некогда, после её опознают.
- Сколько процентов?..
- Да нету процентов!
- На операцию! Пульс исчезает!

Люди столпились в халатах зелёных.
Вечером из дому вышла Алена.
Где же Алена? Не знают... Не знают.
У Дельфинария пахнет палёным.
Кто-то невидимый нашу Алену
В эту минуту собой заменяет.
 

2.

В душе такие странные реальности,
Мучительно похожие на ропот.
В них ни покоя нет, ни музыкальности,
Но правда есть. Ведь человек не робот.

Как спросит тихий ужас: «Кто Ты, Господи?
И что творится у Тебя на свете?»
Страна похожа на военный госпиталь.
Там мёртвые и раненые дети.

Зачем? За что? И это что, продумано?
Зачем? За что? И это что, так надо?
Душа, ты где? Душа... Теперь в аду она,
В неверии. И нету с нею сладу.

Несут для опознанья фотографии,
Везут, везут кровати на колёсах...
Вот девочка. Она смертельно ранена.
И в ней Господь. С них никакого спроса.
 

3.

И всё-таки бывают чудеса.
Идём - к живому или к неживому?
От горечи душа впадает в кому.
Приходим, видим: комната пуста,

Кроватка непокрытая пуста.
И кажется: вот белый ангел встанет
И спросит нас: «Вы ищете Христа?
Его здесь нет! Удостоверьтесь сами».

Его здесь нет... Больничный коридор
И под окошком кресло на колёсах.
Как палуба, качается там пол,
И все туда спешат с немым вопросом.

Жива, жива! И это ясно всем!
И всё-таки - бледней стены больничной.
«Придите, поклонимся, припадем...» -
Звучит в душе, но как-то непривычно.

Молчи, душа, держись особняком.
Из жизни в смерть открыта настежь дверца.
Надежда бьётся, как кровавый ком,
Как вынутое раненое сердце.
 

4.

Как мирно обретение Креста!
Начать как сказку можно: жили-были
Царица с сыном. Верили в Христа,
И в Иерусалим прийти решили.

Приходят, огляделись, не поймут,
Куда попали. Думают: ошибка.
Так долго шли, и вот - напрасный труд?
Жара, кругом черно от пыли липкой.

Скорей переспросили там и тут.
Торговцы утвердительно кивают.
Мальчишки загорелые снуют
И под ноги помои выливают.

Не город - рынок. Ругань, суета.
Спешит разносчик с чёрными усами:
«Вы кто? Кого вы ищете? Христа?
Его здесь нет! Удостоверьтесь сами!

Что-что? Голгофа? А Голгофа есть.
Направо. Вот короткая дорога.
Но только вы гуляйте лучше здесь.
Там это... Грязь и мусор. Много-много!»

Подумали, вздохнули, но пошли.
Разносчик крикнул: «Прихватите палку!
Там есть собаки!» Вот он, центр земли.
Скорей похож на городскую свалку.

Тропинка там ведёт то вниз, то вверх
Крутой обрыв и copy по колено.
По ней плетутся двадцать человек
И на усталом ослике Елена.

Да, неприглядней этих нет холмов.
Промолвил кто-то: «Я теряю веру!»
Вдали рядок ободранных домов,
И длинный горизонт, от зноя серый.

И воздух, как огонь.
- Гортань горит!
- Да здесь Господь не появлялся сроду!
- Зачем идём?
- Царица говорит...
- Ступить противно!
- Экономьте воду!

И вот Гора. На вид невысока.
Но все притихли, про жару забыли.
В пространстве тихо охнула тоска,
И люди это ясно уловили.

Ушли молитвы и неумный смех,
Осталось ощущение потери.
Исчезли мысли и слова у всех,
У тех, кто унывал, у тех, кто верил...

Стоят понуро люди, пот течёт.
И мух зелёных ослик отгоняет.
А солнце так полдневное печёт,
Что, кажется, и камни прожигает.

Ни кустика кругом. Земля мертва.
И жаром преисподней камни дышат.
Вдруг кто-то говорит: «А здесь трава!
За валуном. Смотрите! Чуть повыше!»

Взошли. Царица тихо сорвала
Одну травинку. Пахнет, как в апреле.
«Да это базилик! - произнесла, -
В такую пору... чудо в самом деле!

Ну слава Богу! Нам теперь пора
Вернуться в город. Там наймём рабочих
И отдохнём, пока спадёт жара.
Начнём раскопки на исходе ночи».
 

5.

И вот он, Крест. Огромный, чёрный весь
И крепкий весь - ни трещины, ни слома.
Какая цельность притаилась здесь!
Он тяжелее, чем грехи Содома,

Гоморры, Рима, Иудеи всей,
Лесов бескрайних Скифии звериной.
Он древо истязаний и страстей,
И потому он цельный, он - единый.

И потому не может он истлеть,
Ни в пламени сгореть, ни быть разрублен.
Он вечно будет в людях жить, болеть
И побеждать. Он чистой кровью куплен.
 

6.

Скажи на милость, что такое Крест?
Две палочки сложил и не подумал.
И заигрался. Только ветер дунул -
Твои былинки улетели с мест.

Мгновенно разлетелись казнь и милость,
Ведь я таких ещё не знаю слов.
Душа на свет едва лишь народилась,
А крест её - смотри - уже готов.

Потом поймёшь: он существо живое,
И каждый день меняет он черты.
Крестильный крестик - небо голубое
Над необъятным клёном золотым.

Он - розочка на вышитой подушке
И бабушкиной кухни сдобный дух.
Висит на шее крестик мой - игрушка,
Мягка моя защита, словно пух.
 

7.

Болеешь и взрослеешь как-то сразу.
Уже ни с кем не дружишь года три
И чувствуешь в себе не то что разум,
А чью-то силу страшную внутри.

Завалишь книжной кучей полку, столик,
Кладешь огрызки яблок под кровать
И замечаешь вдруг, что пишешь в столбик
И прячешь основательно тетрадь.

Потом прочтешь. Подумаешь: «Прекрасно!»
И полетишь, как журавли летят.
Несёшься в небесах крестообразно,
Все говорят: «Способное дитя!»
 

8.

Я прыгаю по полю и кричу:
«О Боже, я быть ангелом хочу!
Сияющим, блестящим, белым-белым,
Смеющимся, весёлым, быстрым, смелым!

Как весело сегодня на душе!
Скорее, Боже, крылья мне пошей!
Хочу промчаться, вспыхнуть и блеснуть!»
Меня Господь благословляет: «Будь!»
 

9

Господи,

Боже спасения нашего,
Где же тепло благодати Твоей,
Если путь ангельский труден и страшен,
Путь же Господень трудней и страшней?

Нету ответа, лишь слышу, как всходит
В ближневосточной горячей глуши
Сила страдания, что превосходит
Силы любой человечьей души.
 

10.

Казак ли запорожский пьян бывал,
Всё пропил и в одних портках остался.
Но сабли и креста не пропивал,
Ведь крест ему от Господа достался.

Сей верности Господь не проглядит,
Господь к прямому обратится прямо.
Он сердце человека проследит
И привлечёт его, как Авраама.

И скажет человеку: «Я хочу
С тобой великим горем поделиться.
Я нынче в жертву Сына приношу.
Со Мной в тот час ты будешь ли молиться?

Разделишь ли со Мною ужас Мой?
Мою победу ты прославишь пеньем?»
А человек моргает, как немой,
А человек молчит в недоуменье.

Он не откажет. Господа любя,
Он не задаст ни одного вопроса.
Он примет эту тяжесть на себя
И понесёт по Виа Долороса.
 

11.

Ночь. Безмятежно спит вся Божья тварь,
Не ведая, что разыгралась драма,
Что в темноте расширился алтарь,
И что он вышел за пределы Храма.

Он в стороны разросся, вверх и вниз
И здесь, у моря, будто захлебнулся.
И всех еврейских кладбищ антиминс**
Под алтарём невольно шевельнулся.

Трепещет и дрожит вся Божья тварь:
Как с этим делом можно примириться?
Везде алтарь, алтарь, алтарь, алтарь -
Кафе, автобус, улица, больница...
 

12.

Там служат. Там слова молитв звучат,
И скоро середина Литургии.
В прихожей одноклассники сидят,
Их не пускают в нейрохирургию.

Там Херувимы всем небесным классом
Стоят над Тем, Кто ко кресту прибит.
Господь мне в сердце смотрит синим глазом,
Большим, спокойным. А другой подбит.

А голова... Её не описать
И, как ни плачь, оплакать невозможно.
Как сердце Божье можно растерзать
И снова сшить большое сердце Божье!..

Дитя молчит и через трубку дышит,
Живот исколот, личико в слезах.
О чём-то богословы книги пишут,
О чём-то люди молятся в церквях,

А здесь Господь, живой и настоящий,
Скорбит и плачет, на кресте вися.
«Твоя от Твоих, Тебе приносяща
О всех и за вся!..»
 

13.

- Баба Куца, на чём стоишь?
- На льду!
- Что продаёшь?
- Квас!
- Лови мышей, только не нас!

Завяжут дети мне глаза платком,
Меня раскрутят, сами разбегутся,
А я верчусь вокруг себя волчком
И пустоту ловлю. Я Баба Куца.

Верчусь я без орбиты, без оси,
Единственное «Господи, спаси!»
Из головы всё время вылетает,
Остановиться духу не хватает.

А дети скачут, надо мной смеются,
Меня толкают, я кричу им: «Кыш!»
А ты, Земля, большая Баба Куца,
На чём стоишь?

- Стою на деньгах, отданных колючкам,
На жизни, что унёс несчастный случай,
И на труде, проделанном напрасно,
И на лампадке, что горит без масла!

Смотри, какая хитрая Земля,
Она скрывает правду от меня.
Земля, на чём стоишь?

- Стою на печке,
На детском плаче,
На субботней свечке,
На выплатах, налогах и долгах,
На пончиках, блинах и пирогах!
 

14.

И пироги печёт, печёт Израиль,
Ни на какие беды не взирая,
Как будто здесь один лишь мёд течёт
И молоко - он пироги печёт.

Особенно под праздник и к субботе,
Описывая плавные круги,
В любом окне, на каждом повороте
Плывут, плывут, как мысли, пироги.

Кто соберётся к бабушке, кто к тёте,
Кто правнуков захочет навестить:
«Шабат шалом! Входите! Как живёте?»
Родных ведь нужно чем-то угостить.

Листают «Кулинарные секреты»,
Толкут орехи, спорят, что вкусней.
Горячие и сладкие приветы
Плывут под вечер от родни к родне.

Морковный цимес, струдели и халы,
Миндальный торт в серебряной фольге,
Творожный пудинг. Вечное начало
Благоухает в каждом пироге.
 

15.

Твори добро, и сделанное дело
По жизни впереди тебя пойдёт.
Вот человек идёт в рубашке белой,
А впереди себя пирог несёт.

А вот семья идёт за человеком -
Его жена и семеро детей
В нарядах девятнадцатого века,
Один другого краше и милей.

«Шабат шалом!» - приветствуют соседа,
Но без поклона. Господу - поклон.
А вот Господь идёт за ними следом,"*
За ними следом и со всех сторон.
 

16.

Идёт Господь, как будто прикрывает
Невидимые пасти чёрных ям.
Кому-то все долги легко прощает.
А за кого-то платит по счетам.

Он платит от рассвета до рассвета
За всё, что там начтут тебе и мне,
И всё какой-то странною монетой -
Кусочком хлеба, смоченным в вине.

Опреснок тела делится на дольки,
И, как вино на Пасху, кровь течёт.
Поскольку плата принята, постольку
Израиль снова пироги печёт.

Готовятся начинки, всходит тесто,
И в Кане Галилейской длится пир.
Израиль - внепространственное место.
Здесь вечно будет благодать и мир.

Здесь вечно будет пятница - суббота -
Неуловимый предвечерний час,
Когда покинут ангелы высоты
И белою толпой обступят нас.

Над нашим беспорядочным движеньем,
Где кровь и месть, и снова кровь и месть
Небесное проступит отраженье,
В котором все мы лучше, чем мы есть:

Самоубийцы, матери, министры,
Свой первый камень бросивший малыш.
Но ты, Земля, вертящаяся быстро,
Смотри, не позабудь, на чём стоишь.

Декабрь 2001 г.
____________________________
* Поводом к написанию этих стихов стал 
взрыв, произведённый палестинским 
террористом-самоубийцей у входа в 
тель-авивскую дискотеку «Дельфинарий» 
в ночь на 1 июня 2001 года. Погиб 21 подросток. 
Более ста были ранены. Среди них 
четырнадцатилетняя девочка Алена - маленький
боец поневоле. Она получила в ту ночь тяжелейшие 
ранения, с удивительным мужеством боролась 
за жизнь и выжила. 
** Антиминс - «вместопрестолие», 
четырёхугольный плат из льняной или
шёлковой материи, на котором изображается 
положение Христа во гроб, а на верхней стороне 
вшиваются частицы мощей святых. На нём 
совершается освящение Святых Даров 
во время Литургии.

<...........................>

________________________________________________________