Учитывая сказанное, мы в отличие от Канта, принимая в расчет существование трех первых вопросов, основное внимание уделим последнему, надеясь, что именно антропологическое поле исследования поможет нам найти не мнимое исцеляющее средство, а нечто конкретное и существенное, способное вывести человека из эволюционно-исторического тупика. И поскольку исследования Станислава Грофа являются в своей основе антропологическими, мы позволим себе в этой работе использовать результаты его изысканий. Большое количество данных, накопленных при изучении неординарных состояний, позволило Станиславу Грофу картографировать внутреннее пространство сознания. Оно имеет биографический, перинатальный и трансперсональный уровни. Термин «перинатальный» – сложное слово греко-латинского происхождения; приставка peri – буквально означает «вокруг» или «близко», a natalis переводится как «имеющее отношение к родам». Этот термин определяет события, которые непосредственно предшествуют биологическому рождению, связаны с ним или следуют сразу за ним. Прежде, чем продолжать наше путешествие в неведомое, сделаем краткий исторический экскурс, бегло вспомянув основных предшественников Грофа на этом поприще. Надо сказать, что и сам Гроф отдает им должное. В первую очередь основателю глубинной психологии и психоанализа Фрейду и многим талантливым его ученикам – в том числе К Г. Юнгу и Э. Фрому. Главный недостаток теории Фрейда Гроф видит в том, «что в ней нет подлинного признания перинатального и трансперсонального уровней сознания». Все свои теоретические выкладки Фрейд строил, «исходя из последовательности послеродовых событий». Это означает, что Фрейд признавал только биографический уровень сознания и потому считал человеческий мозг в момент рождения лишенным всякой информации, уподобливая его «чистой доске» – то есть tabula rasa. 
   Центральной фигурой среди учеников Фрейда, пришедших (в результате собственных оригинальных исследований) к отступничеству от его учения, является Карл Густав Юнг. «Фрейд и некоторые из его последователей, – говорит Гроф, – добились радикального пересмотра западной психологии, но только Юнг сумел бросить вызов самой ее сути и философским основаниям – т. е. ньютоно-картезианскому мировоззрению». Если Фрейд считал, что корни нашего бессознательного имеют своим началом наш личный биографический опыт, то Юнг, в отличие от Фрейда, находил такое бессознательное «лишь поверхностным слоем». Юнг утверждал, что под этим поверхностным слоем «лежит абсолютное бессознательное, которое никак не связано с нашим личным опытом». Этому абсолютному бессознательному Юнг дал название коллективного бессознательного. Исходной точкой образования последнего служат комплексы – некие «психические величины, которые лишены контроля сознания». Юнг говорит: «Они всегда содержат воспоминания, желания, опасения, обязанности, необходимости или мысли, от которых никак не удается отделаться, а потому они постоянно мешают и вредят, вмешиваясь в нашу жизнь». Вредности проявляются в том, что «комплексам присущи признаки конфликта, шока, потрясения, неловкости, несовместимости». Юнг отмечает также положительное значение этих комплексов, ибо те внутренние препятствия, которые они в нас порождают, являются стимулом к преодолению и к возможности будущего успеха. Комплексы, предполагает Юнг, осаждаясь в бессознательном, принимают «ту или иную архаичную форму». Человеку, например, после такого вытеснения, начинает казаться, что его преследует злой дух: англичане в подобных случаях говорят «скелет в шкафу». «Эта формулировка, – говорит Юнг, – означает, что комплекс принял форму архетипа». В поле нашего бессознательного содержится безмерное количество архетипов – они и составляют в своей сумме то бессознательное, которое Юнг назвал коллективным. Это коллективное бессознательное он не считает «чем-то вроде темного закутка». Оно, утверждает Юнг, «представляет собой господствующий над всем осадок сложившегося за бесчисленные миллионы лет опыта предков, эхо доисторических явлений мира, которому каждое столетие добавляет несоизмеримо малую сумму вариаций и дифференциации». 
   Если экспериментальные данные, полученные Станиславом Грофом, подтвердили достижения Юнга в трансперсональной сфере, то материал, относящийся к перинатальному уровню, в отношении того, что связано с человеческой агрессией, согласуется с наблюдениями Эрика Фрома. 
   В результате экспериментов С. Гроф сгруппировал данные и выделил четыре базовые перинатальные матрицы (БПМ-I, БПМ-II, БПМ-III, БПМ-IV). 
   Для БПМ-I, в случае безмятежной внутриматочной жизни, характерны: реалистические воспоминания об ощущениях «хорошей матки»; «океанический» тип экстаза; природа в своем наилучшем проявлении («Мать-природа»); опыт космического единства; видения Рая и Небес. 
   Для БПМ-I, в случае нарушения внутриутробной жизни, характерны: реалистические воспоминания о «плохой матке» (критическое состояние плода, болезни, эмоциональные срывы у матери, ситуация близнецов, попытки аборта), паранойяльное мышление. 
   Для БПМ-II характерно космическое поглощение, а именно: безмерные телесные и душевные муки; невыносимая и безысходная ситуация, которой не видится конца; чувство загнанности в ловушку или клетку (нет выхода); разнообразные видения ада; мучительное чувство вины и неполноценности; апокалипсическое видение мира (ужасы войн и концлагерей, террор инквизиции, опасные эпидемии, болезни, запустение, смерть и т.п.); бессмысленность и абсурдность человеческого существования, «картонный мир», атмосфера искусственности и ерунды; зловещие темные цвета и неприятные телесные проявления (ощущение гнета и давления, сердечная недостаточность, жар и озноб, потливость, затрудненное дыхание). 
   Для БПМ-III – усиление страданий до космических размеров; грань между болью и удовольствием; «вулканический» тип экстаза; яркие цвета; взрывы и фейерверки; садомазохистские оргии; убийства и кровавые жертвоприношения, активное участие в жестоких битвах; атмосфера безумного авантюризма и опасных приключений; сильные сексуальные оргиастические чувства; сцены гаремов и карнавалов; опыт смерти и возрождения; культы кровавых жертвоприношений (муки Христа и крестная смерть, ацтеки, Дионисий и т. п.); мощные телесные проявления (сдавливание и боль, удушье, мышечное напряжение, судороги и подергивания при расслаблении, тошнота и рвота, жар и озноб, потливость, сердечная недостаточность, трудности контроля сфинктеров, звон в ушах). 
   Для БПМ-IV – огромное понижение давления; расширение пространства; «иллюминативный» тип экстаза, видения гигантских помещений; яркий свет и прекрасные цвета (небесно-голубой, золотистый, радужный; яркий, как павлиний хвост); чувство повторного рождения и спасения; осознание простого способа жизни; улучшение сенсорного восприятия; братские чувства; гуманитарные и благотворительные тенденции; иногда маниакальные действия и чувство величия; переход к элементам БПМ-I; приятные ощущения могут прерываться пупочными спазмами (острая боль в пупке, сбои дыхания, страх смерти и кастрации, смещения в теле), но без внешнего сдавливания. 

   Прежде чем продолжать предпринятое нами философское путешествие, попытаемся кратко и упрощенно рассказать каким образом, исследуя феноменологические аспекты сознания, Станислав Гроф выделил четыре перинатальные матрицы – такое отступление необходимо для того, чтобы читатель не воспринимал эти матрицы, как нечто надуманное, далекое от жизни. 
   Используя в процессе эксперимента психоделические препараты а также нефармакологические методы (например, гипнотическое воздействие), ученый определил, что пациенты, вспоминающие болевые точки своего прошлого, довольно часто затрагивают события, не имеющие отношения к биографическому материалу – это могло касаться конкретных воспоминаний периода их внутриутробного развития, начиная с внедрения сперматозоида в яйцеклетку, вплоть до мучительного продвижения по родовому каналу перед моментом рождения. Иногда Станислав Гроф получал информацию, не имеющую никакого отношения к реальной жизни пациентов (некоторые рассказывали о своем участии в исторических событиях, имевших место за несколько веков до собственного появления на свет; иные рассказывали о том, что в прошлом они существовали в образе другого человека, или даже животного, подтверждая тем самым существующую в восточных религиях веру в реинкарнацию). С поразительной научной точностью описывались инстинкты животного, способы размножения, среда обитания, строение внутренних органов и их работа, вплоть до химических реакций в процессе обмена веществ – и все это даже в тех случаях, когда участвующие в эксперименте не обладали высоким интеллектуальным коэффициентом и нигде о сообщаемых ими фактах информацию почерпнуть не могли, ибо никогда подобного рода литературой не интересовались. Именно данные этих экспериментов были Станиславом Грофом картографированы – рассортированы по однотиповым психическим признакам – и в результате получены четыре базовые перинатальные матрицы – БПМ. Кроме БПМ, исходя из экспериментальных данных, ученый не сомневается в существовании трансперсональных динамических матриц (однотиповые психические признаки, связанные с доутробными воспоминаниями), «однако, – говорит Гроф, – из-за чрезвычайного богатства и более свободной организации трансперсональных сфер им не так просто дать исчерпывающие описания». 
  

Здесь следует еще раз отметить, что в этом вопросе Гроф среди прочих ученых выделяет Юнга, интересовавшегося в основном трансперсональными сферами сознания, учение которого об архетипах и коллективном бессознательном, как показывает это Гроф, полностью подтверждается экспериментально. Отдавая должное Юнгу, Гроф неоднократно говорит о том, что в ряду ученых Юнг один из первых нанес удар по ньютоно-картезианскому мировоззрению. В особенности тем, что ввел понятие акаузально связующего принципа – синхронности, которое обозначает необъяснимое с точки зрения причинности, но тем не менее осмысливаемое совпадение некоторых событий, разделенных во времени или в пространстве. Станисав Гроф (позволим себе маленькую критику в его адрес) при частом употреблении юнговского понятия синхронности, не нашел нужным расшифровать это понятие на доходчивом конкретном примере. Восполним же это упущение Грофа, памятуя о том, что наша книга предназначена не только для узкого круга специалистов, но для всех жаждущих проникнуть (более существенно, чем это общепринято) в тайны того мира, в котором они живут. 
   Юнг был знатоком систем восточной философии. В своих психологических комментариях к тибетской «Книге мертвых» он говорит о различии в понимании психического в восточной и западной философии. «Восточная мудрость», утверждает Юнг, не знала принципа каузальности, но зато вместо времени она в опыте медитации исследовала мгновение. На этой базе Юнг разработал парадоксальную теорию «акаузальной синхронной связи» – внешние и внутренние события, «синтезируя» мгновение, входят при этом в особую внутреннюю связь, на улавливании которой и основаны парапсихологические явления, а так же деятельность древних оракулов и астрологов. Попытаемся объяснить синхронность на одном из примеров парапсихологических экспериментов, заключающихся в передаче мыслей на расстоянии. В таком эксперименте есть два участника – реципиент (человек, принимающий информацию о каком-либо конкретном объекте) и перципиент (человек, воспринимающий информацию об этом объекте – т. е. познающий). Условия эксперимента таковы – реципиент не должен быть знаком с перципиентом ни до экспериментируемого периода, ни в процессе; перципиент получает задание на начало опыта первый – так как ему необходимо время для того, чтобы добраться до объекта, указанного в задании; в тот момент, когда перципиент начинает воспринимать объект, получает указание реципиент на начало приема передаваемой информации; для соблюдения чистоты опыта задание перципиенту выдает в виде конверта автомат. Выдача происходит способом вероятностно-механическим – никто из участников эксперимента не знает задания, содержащегося в конверте. Допустим, что такой автомат установлен в предполагаемой парапсихологической лаборатории Иерусалимского университета. Реципиент нажал кнопку, получил конверт, вскрыл его и получает задание вылететь  в Москву, подойти к Мавзолею В. И. Ленина и передать информацию о внешнем виде этой усыпальницы и о часовых, стоящих у входа. Куда он поехал и о каком объекте будет передавать информацию сотрудникам лаборатории неизвестно. За минуту до того, как он прибыл на место, они, согласно условиям эксперимента, получают радиосигнал, что передача мыслей на расстояние началась. Реципиент тут же получает задание на прием. О чудо! – он рисует нечто похожее на египетскую пирамиду и двух сфинксов с винтовками в зубах. Эксперимент завершился удачно. Но весь ход его не выходит за пределы каузальности, ибо перципиент получает информацию, передает ее и, соответственно, реципиент – принимает. Теперь представим себе такой же эксперимент, построенный на иных принципах. Реципиенту говорят, что перципиент прибыл на место и что необходимо начать прием, хотя этого еще не только не произошло, но больше того – никто к установленному в лаборатории автомату еще не подходил и никакого задания не получал. Но при этом реципиент берет лист чистой бумаги и рисует египетскую пирамиду и двух сфинксов у входа с винтовками в зубах. После этого перципиент подходит к автомату, нажимает кнопку, и из огромного числа вариантов ему выдается конверт, в котором указано поехать в Москву, подойти к Мавзолею В. И. Ленина и передать информацию о его внешней форме и о часовых, стоящих у входа. Такое совпадение событий, исходя из порядка следования причины и следствия, является парадоксальным. Здесь следствие опережает причину. Явления именно подобного порядка Юнг назвал синхронными и на этой основе разработал парадоксальную теорию «акаузальной синхронной связи». 

   Жизнь человека, его поведенческая система выбора не только в стрессовых ситуациях, но и в рутинных условиях повседневности, зависит от функционирования в нем бессознательного от того, какая из четырех БПМ задействована в его духовном содержании наиболее активно (от их взаимного бессознательного взаимодействия – констелляции). Наиболее важными из этих констелляций, – по мнению Грофа, – «являются системы конденсированного опыта (СКО)», интегрирующие сознательный материал биографического характера и соответствующую бессознательную информацию базовых перинатальных матриц (БПМ). При этом, – говорит Гроф, – «по характеру эмоционального заряда нужно отличать негативные управляющие системы (негативные СКО, БПМ-П, БПМ- III, негативные аспекты БПМ-I, негативные трансперсональные матрицы) от позитивных управляющих систем (позитивные СКО, БПМ- IV, позитивные аспекты БПМ-I, позитивные трансперсональные матрицы)». 
   Теперь, приблизительно посвященные в практические и теоретические изыски Станислава Грофа, вернемся к нашему предыдущему рассуждению о несправедливости, которая рождает по отношению к себе два противоположных полюса – с одной стороны покорность, с другой – бунт или революцию. 
   Результаты экспериментов, проведенные Грофом, показывают, что человек под влиянием БПМ-П, подверженный насилию (несправедливости), ведет себя, как беспомощная жертва – т. е. склонен к покорности. В то же самое время динамика матрицы БПМ-Ш связана с политикой силы, тиранией, эксплуатацией и подчинением других. Эти же самые матрицы – БПМ-II и БПМ-Ш, по мнению Грофа, обеспечивают «почти весь военный символизм»; они же, утверждает Гроф, в равной степени определяют характер протагонистов революционной схватки (с одной стороны тирана-диктатора, с другой – революционера) «независимо от того, в какой роли они выступают – жертвы или агрессора».