Кант, как мы говорили о том в самом начале, из четырех вопросов, определяющих поле философского исследования, в своих аналитических работах антропологический аспект исключил. Он исходил из убеждения что три вопроса – что я могу знать, что мне надлежит делать, на что я могу надеяться – тождественны человеческой сути и посему, ответив на эти три вопроса, он этим самым ответит и на основной философский вопрос – что такое человек. Но это так и в то же время не так. Процесс сознательно-иррационального действия, как мы его рассмотрели, близок кантовской концепции и в целом ньютоно-картезианскому мировоззрению. Если же рассматривать этот вопрос с антропологической точки зрения, то подобный процесс (при внешней похожести движения от ни того ни другого к третьему) может потерять свою иррациональность и с первого момента до последнего носить рациональный характер – даже при том, что привкус прыжка в неизвестное будет неизменно присутствовать. Попытаемся объяснить это явление в доступных нашему пониманию пределах. С антропологических позиций нет такого «плохо» и нет такого «хорошо», которые были бы заключены в А и в не-А и при этом не имели никакой причинной связи с человеком их воспринимающим. Этим самым мы хотим сказать, что причины всех «плохо» и всех «хорошо» заключены не в А и в не-А, но в самом человеке, на которого эти объекты действуют. Перейдем к более конкретным примерам, имеющим непосредственную связь с темой нашего исследования. 
   Есть общество, в котором можно выделить три объекта (группы): подчиняющиеся – А, властвующие – не-А и духотворящие (способные к творчеству) – В. Некий мудрый человек решает для себя важнейший жизненный вопрос – что для него лучше – подчиняться, властвовать или духотворить? Изучив весь исторический опыт предшествующих веков, он приходит к выводу, что подчиняться так же плохо, как и властвовать. Плохо, потому что с одной стороны это унижает отсутствием свободы, с противоположной – развращает вседозволенностью. При этом он приходит к выводу, что А порождает – не-А и обратно не-А порождает – А. И кроме всего прочего А и не-А мешают В духотворить. И тогда человек приходит к первому этапу своего решения – к нигилизму: ни А и ни не-А – т. е. ни то, ни другое. Мало того, этот человек, поскольку он сделан из того же самого теста, из которого сработаны подчиняющиеся и властвующие, ощущает, что негативность, исходящая как от властвующих, так и от подчиняющихся, заключена не только в них, но и в нем самом. Плюс к этому он видит, что и А и не-А свою историческую миссию выполнили и в связи с техническим прогрессом превратились в эволюционный балласт. И тут человек попадает в странную ситуацию, ибо отрицание А и не-А приводит к отрицанию всех человеческих ценностей. Идея всеобщей справедливости становится ненужной, ибо отрицаются те, кто в этой справедливости нуждаются. Но при этом отпадает преклонение перед иерархическими формами, ибо отрицаются и те, которые находили высшую справедливость в своем собственном величии. 
   Как видите, мы вовсе не отрицаем, что этот человек ополчился против ценностей любого рода, но это вовсе не означает, что он уличает Аи не-А и с ними все остальное человечество в ничтожестве и никчемности – «смысл здесь другой, – как это утверждает Хайдеггер, – сопротивляясь субъективации сущего до голого объекта, открыть для мысли просвет бытийной истины». Просвет этот заключается в осознанном выборе третьего. Человек утверждает, что третье заключается в том, чтобы лишить объекты (группу населения) А и не-А негативности, внедрив в их гены такого рода наследственность, чтобы последующие поколения от А и не-А принадлежали к духотворящей, к творческой группе населения – к В. Человек говорит, что властвующих и гипнотически подчиняющихся необходимо превратить в духотворящее большинство: животность превратить в духовность. И если человечество пойдет по предложенному этим человеком пути, то можно ли назвать этот осознанный путь иррациональным? С точки зрения осознанного выбора, продуманности и необходимости подобного решения – нет, но с точки зрения недетерминированности ожидаемого развития событий, их последующей непредсказуемости – да. 

   В итоге высказанных нами соображений мы видим, чем наш подход отличается от всех предшествующих философских концепций, вольно или невольно привязанных к ньютоно-картезианскому мировоззрению. Основное отличие состоит в том, что какой бы процесс предшественниками не анализировался, человек считался чем-то неизменяемым, стоящим над анализируемым объектом – все вращалось вокруг человека, вокруг его непогрешимого подобия Господу. Первым в ряду засомневавшихся был Ницше. Но он, отодвинув разум на периферию, воспевая в человеке бессознательное, дионисическое начало; его волю к власти, порождающую иерархию, тиранию, жестокость; невольно, хотел он того или нет, отдал предпочтение в человеке животному его началу. Мы же показали, что именно животность человека и присущее этой животности свойство к слепому гипнотическому подчинению, является тормозом дальнейшему эволюционному развитию. Мы последовали совету хайдеггеровской мудрости, утверждающей, что философии пора перестать довольствоваться объяснением и вращаться в «абстрактных спекуляциях» – она обязана прийти «к практическому изменению мира». 

   Можно было бы на этом поставить точку. И действительно, в нашем исследовании есть нюансы, которые можно было бы, если не обойти молчанием, то оставить на потом. Но, поразмыслив, мы решили коснуться их именно здесь, ибо они, в единстве с предыдущим материалом, сделают общую картину нашего исследования и объемнее и перспективнее. Начнем с того, что кьеркегоровское «или-или» базируется на аристотелевском исключении третьего (возможно только А или не-А). Мы понимаем для чего Кьеркегору понадобилось «или-или». Если возможно или только А или только не-А, то в переходе к вопросу морали возможны только моральное отношение к жизни и не моральное. Под моральным (этическим) Кьеркегор понимал всевозможные аскетического рода ограничения. Под неморальным (эстетическим) – удовлетворение желаний – путь наслаждения. Различными способами философ в своей работе «Гармоническое развитие эстетических и этических начал в человеческой личности» подталкивает нашу мысль к преимуществу этического начала. Такого же порядка (в иных его работах) рассуждения о вере и безверии – о теистическом и атеистическом. Возможно только одно из двух положений – или то, или другое – или вера в Бога, или безверие. И поскольку доказать существование Бога невозможно, то предлагается тертуллиановское решение вопроса: «Верую, ибо абсурдно». Но в принципе, бездоказательное предположение о существовании Бога настолько же абсурдно, как и противоположное – бездоказательное утверждение, что Бога нет. По этой причине «не верую» имеет такое же право на существование, как и тертуллиановское «верую». Наше решение – ни то (отсутствие веры), ни другое (вера в Бога) – гораздо ближе к истине. И если кто-нибудь скажет, что в таком случае истины вообще нет и быть не может, мы на это ответим – тогда это и есть истина. И если мы ни за то, ни за другое, то каков наш путь? Он в поиске третьего. Но как искать? Андрей Белый отмечает в своей философской работе «Эмблематика смысла» древние слова мудрости (по-видимому, взятые из священной книги «Дзиан», или из творческого наследия Блаватской): «Ищи путь, отступая все более внутрь; ищи путь, выступая смело наружу. Не ищи его на одной определенной дороге... Достигнуть пути нельзя одной только праведностью, или одним религиозным созерцанием, или горячим стремлением вперед... Ищи путь, пробуя всякие испытания, чтобы понять рост и значение индивидуальности». Таким образом, методика у нас есть – так и поступим. Первый этап – отступление внутрь – то есть сократовское «познай самого себя». Но обратим внимание и на то, каково мнение по этому вопросу у Юма. *(Он говорит, что не существует впечатления самого себя и поэтому нет идеи о самом себе. «Что касается меня, то когда я самым интимным образом вникаю в то, что называю своим Я, я всегда наталкиваюсь на ту или иную единичную перцепцию – тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, страдания или удовольствия. Я никогда не могу поймать свое Я отдельно от перцепции и никак не могу подметить ничего, кроме какой-нибудь перцепции». Возможно, иронически допускает он, могут быть некоторые философы, способные воспринять свое собственное Я; «но, оставляя в стороне подобного рода метафизиков, я решаюсь утверждать относительно остальных людей, что они не что иное, как связка или совокупность различных перцепций, следующих друг за другом с непостижимой быстротой и находящихся в постоянном течении, в постоянном движении»). Очевидно, что Юм отрицает существование Я по той причине, что как бы мы не старались уловить существование этого Я, мы в нашей памяти ничего, кроме следов воздействия на нас внешнего объекта, найти не можем. И он конечно же прав. В соответствии с исследованиями Станислава Грофа, содержание БПМ (базовых перинатальных матриц) – результат воздействия на нас внешних объектов... Хорошая матка, плохая матка, условия продвижения по родовому каналу – сдавливание, удушье, рождение, отделение от пуповины – все это воздействие объектов внешних. Но где же тогда наше Я? Как почувствовать его и как выразить? Если нет его в БПМ, то, может быть, мы найдем его в ТМ (в трансперсональных матрицах)? Но мы знаем, что основное содержание ТМ – коллективное бессознательное. Здесь можно встретить представление как о божественных созидательных силах, так и о сатанинских разрушительных и даже отождествление с ними. Но все это, относящееся к коллективному бессознательному, является отражением человеческого опыта, уходящего своими корнями в глубину веков и фактически относится к следам внешнего воздействия. Т.е. все более и более углубляясь в себя, мы изучаем весь исторический опыт тысячелетий, но где во всем этом наше индивидуальное Я? В глубине самопогружения мы можем встретить наше представление о Боге – то ли в виде многорукого Шивы, то ли в виде распятого Христа, то ли в виде безликого Яхве или Аллаха. Но где же само Я? Где найти его там внутри и как о нем рассказать? Вероятнее всего, что за Я принимаются те или иные характеристики ТМ и БПМ, влияющие на нас сильнее прочих монад тех же самых ТМ и БПМ. Если же учесть еще и неповторимость биографического материала, начиная с внутриутробного развития, то вполне понятно из каких элементов складывается неповторимость каждой индивидуальности. Но индивидуальность эта никакого отношения к нашему Я не имеет, ибо состоит она из элементов внешнего воздействия. Наша индивидуальность не более, чем констелляция (стечение обстоятельств). Пытаясь подойти к истинной природе нашего Я, увеличим глубину нашего самопогружения. О, какие бездонные глубины! Человек кончился, а углубление продолжается. Оно идет по генеалогической линии тех животных, от которых произошел человек. Пошли растения. И, наконец, вот оно – то жалкое одноклеточное, та жалкая протоплазма – отправная точка филогенеза. Проделав этот путь, потрясающий по своей регрессивности, мы вынуждены признаться, что нигде нашего Я не встретили. Но удивительнее всего то, что жажда поиска в нас никак не остыла. Мы ощущаем, что наше Я где-то недалеко. Но где? Тяжело вздохнув, мы решаемся на дальнейшее самопогружение. Но, что это? Мы перестали ощущать биение сердца. Мы мертвы. Мы – неживая природа – сера, водород, кислород, медь, калий и кальций – элементы, из которых эта протоплазма составлена. Быстрее назад! Туда – к дыханию и свету – к протоплазме. Но, увы – обратный путь невозможен. Мы не знаем, как эти химические элементы соединились таким образом, что произошло это чудо, способное к самовоспроизводству. Мы пытаемся соединить химические элементы так и этак. Скопировать протоплазму. И вот, путем проб и ошибок, нам это удается. Мы получили точно такую же, но жизни в ней нет. Искусственное дыхание и прочие манипуляции не помогают. Протоплазма мертва. И если мертвая она, по своему химическому составу, идентична живой, то почему в ней отсутствует дыхание жизни? Именно здесь спрятана тайна нашего Я – оно есть дыхание жизни. И если искусственным путем переход от мертвого к живому невозможен, то, спрашивается, кто вдохнул жизнь в то первое хотя и удачное, но все еще неживое сочетание химических элементов, случайно появившееся (как это предполагают ученые-материалисты) в пучинах моря, путем грома и молнии и прочего хаотического разгула всевозможных стихий? Вероятно, если не Бог, то нечто идентичное этому понятию – например, Космическое Сознание. С тех пор (с минуты этого Сотворения нас) Оно и присутствует в каждом из нас, передаваясь известным образом от живого к живому. Когда мы умираем, Оно покидает нас, чтобы возродиться в подобном же состоянии – именно поэтому эстафета жизни неугасима. Вне нас этого Космического Сознания нет. И в то же время Оно есть, ибо каждая частица его повсюду – во всех уголках Вселенной. Из этого следует, что нашего Я, как такового, в нас нет. Есть частица Космического Сознания, которое в каждом из нас не лучше и не хуже того, чем Оно должно быть. В этом плане мы неотличимы один от другого, ибо как совершенное может отличаться от совершенного? 
  

Имея в себе эту частицу Космического Сознания, не остановимся на тех элементах, которые составили нашу родоначальницу – протоплазму. Погрузившись в любой из этих элементов, став одним из них, мы превратимся в протоны, нейтроны, электроны и прочие частицы. Но пойдем дальше. Погрузившись в сами частицы, мы перейдем в некое волновое состояние. И на этом все. За этим стоит Ничто. Ничто, которого нет, ибо если бы оно было, то не было бы никаких волн. И действительно, как могли бы они быть, если бы было Ничто? Всякое Ничто предполагает отсутствие чего бы то ни было. В том числе и Космического Сознания. Но поскольку есть сущее, есть мы и в нас Космическое Сознание, постольку отсутствует Ничто. Но при этом само Космическое Сознание сущим не является. Оно то, к чему стремится все сущее, в том числе и мы – часть этого сущего. Но из чего возникает все сущее? Мы не думаем, что оно возникает из Ничто. Его порождает Космическое Сознание, но не из Ничто, а из самого себя – из своего постоянного дробления. Сущее, как и Космическое Сознание, которое в нем, есть – повсюду, ибо если бы появилось такое место, где бы его не было, то в то же самое мгновение появилось бы царство абсолютного всепоглощающего Ничто. 
   Таким образом, все сущее имеет внутреннюю целеустремленность, путем ряда эволюционных метаморфоз, возвратить раздробленному Космическому Сознанию его Великое Единство. Но окончательно такому Единению никогда не произойти, потому что происходит встречный процесс – постоянное дробление всемогущего Космическое Сознания – жертвенное растрачивание Его на поддержание жизни и созидание той же самой сущности. Теперь становится ясным до очевидности, какова глубинная цель нашего искреннего желания избавить подавляющее большинство населения нашей планеты от той части бессознательного, которая порождает слепое гипнотическое подчинение – избавить от животности! Цель эта – раздвинув возможности сознательного творческого начала, подняться еще на одну ступеньку – поближе к тому мифическому Единству, которым Космическое Сознание когда-то обладало. Второй этап – смелое выступление наружу. Будет ли наше выступление смелым мы не знаем, но, во всяком случае, мы не побоимся заявить, что снаружи мы не можем почувствовать не только Ничто (которого нет нигде), но и Космическое Сознание (которое внутри всякого сущего – т. е. повсюду). Этим самым мы желаем сказать, что мы отрицаем Ничто (атеизм) и мы отрицаем предположение, что Космическое Сознание может быть по отношению к нам чем-то внешним (ибо вне нас его нет), но этим самым мы отрицаем так же и общепринятую веру в Бога. Ибо снаружи нет чего бы то ни было такого, что может быть могущественнее и совершеннее нас. Все самое совершенное и самое могущественное с нами, ибо внутри нас находится частица Космического Сознания, дающая нам дыхание жизни. 
   Только теперь мы подошли вплотную к последнему этапу – вопросу о третьем. Оно есть стремление к совершенству – к полнейшему освобождению нашего духа от животности (вполне возможно, что в процессе дальнейшей нашей эволюции и от телесности – содержания от формы). Мы стремимся к недостижимому – к чистоте Космического Сознания, к возвращению Ему Его Великого Единства. И поскольку Оно – Космическое Сознание – не снаружи, но внутри нас, постольку вне нас нет ничего выше нас и совершеннее. Бог в каждом из нас. И находится Он в таком же становлении, как и мы сами. 
________
   * В скобках цитата из книги «История западной философии» Бертрана Рассела.