.
.Неэвклидово пересечение
.
2. Генетическая параллельность

     Я шел по днепропетровскому проспекту  им. Карла Маркса и всхлипывал вместе со всеми. Ветер дул матёристыми порывами. Флаги то опадали, то, воспрянув духом, 
хлопотно трепетали, наполняя пространство яростными всплесками. И, вдруг, откуда ни возьмись вкрадчивая мысль, мне самому показавшаяся жуткой. Глядя на веселый хаотический танец траурных флагов, я подумал: «Ветру на смерть Сталина наплевать!» 
     В нашей однокомнатной квартире,  всегда и неизменно висел портрет Иосифа Виссарионовича. Отец верил в коммунизм безоговорочно, выписывал бессчетное количество газет и журналов и читал их со свойственным еврею каббалистическим 
запалом. И меня, казалось бы, не могли осенить мысли, советскому человеку не свойственные. Но, увы! – абсурдно ликующая на ветру пляска черно-красного цвета, породила во мне следующие ритмические строчки:

                                                 флаги с трауром
                                                 повесили -
                                                 Сталин умер
                                                 ну и что ж! -
                                                 не хочу я быть поэтому
                                                 на покойника похож…

     Давние впечатления, знаменующие начало моего творчества, диссидентское 
содержание первого опуса, при советском образе мышления, присущем мне, как и большинству сограждан, возвращают меня к некоторым аналогичным моментам жизни Ильи Бокштейна. «Дело не в уровне сознания, – говорит Илья своему интервьюеру Людмиле Поликовской, – я как раз хотел быть как все. Нормальным советским 
идиотом, пионером, комсомольцем. Я был благодарен советской власти за то, что она 
меня вылечила, и слепо верил в то, что социализм – хорошо, капитализм – плохо. Несогласие шло исключительно на подсознательном уровне... ...1 мая и 7 ноября я с 
мамой шел на демонстрацию приветствовать вождей, был счастлив, если удавалось 
увидеть Сталина. Любовался проектами помпезных зданий – они тогда стояли по всей улице Горького (а мы жили в трущобе, в шестиметровой конурке, где зимой замерзала вода)». 
     Из сказанного Ильей выделим главное: «Несогласие шло исключительно на подсознательном уровне...» И тут же возникает вопрос – откуда и когда подсознание 
Ильи Бокштейна получило доминанту яростного несогласия с советским режимом? Поставленный вопрос напрямую ведет к книге «Генеалогия семейства Бокштейн» Минны Лейн, двоюродной его сестры. Она пишет в своих воспоминаниях о том 
периоде, когда Илье «исполнился год» – то есть о марте 1938 года: «Жизнь была в те времена необычайно жесткая. Всех устрашали  массовые аресты невинных людей. 
Эти опасения мешали нормальным человеческим отношениям даже в пределах семейства». Мы можем только гадать о том, что именно подразумевает двоюродная 
сестра Бокштейна, когда сообщает об опасениях, которые «мешали нормальным......отношениям... ...в пределах семейства». Но при этом следует особо подчеркнуть, что «те времена», о которых говорит Минна, включают в себя не только 
март 1938 года, но и 1936-1937 год, промежуток перинатального (внутриутробного) развития будущего противоборца. И отрезок этого времени, в смысле массовости сталинских репрессий, пиковый. Очевидно, что мать Ильи, Рахель Радинская, во время беременности (1936-1937 год) испытывала сильнейшее чувство страха за жизнь своего 
мужа

– его, как и многих других, по первому же сфабрикованному доносу, могли 
отправить в тюрьму. Ребенок, которого она носила под сердцем, на страх ее 
материнский отреагировал генетически – в его коллективном бессознательном 
чувственно определилась доминанта противоборствующего начала. 
     Я родился ровно на два года позже Ильи (в марте 1939 года).  Это те же самые сталинские кровавые годы. Мать мне рассказывала, что во время беременности она испытала сильнейшее чувство страха. За отцом приходили, но ему повезло – он отсутствовал – был в командировке. Она тут же написала ему предупредительное 
письмо и коммунист (винтик демократического централизма) немедленно вернулся, 
чтобы тихо и покорно ждать – заберут или не заберут? Но все обошлось. Очевидно 
план по производству репрессий был перевыполнен. 
     И тут возникает интереснейшая параллельность – пересекающаяся! – идентично Илье Бокштейну и я «...хотел быть как все. Нормальным советским идиотом...». И такое произошло бы, если бы не присущая и моему подсознанию доминанта противоборствующего начала, инстинктивно выраженная, как это мною показано, в первой же поэтической пробе. Она – эта доминанта – у меня, вероятно, как и у 
Бокштейна, явилась результатом стрессовых переживаний матери в период внутриутробного развития.
     Отсюда, само собой, напрашивается важнейший вывод. 
     Атмосфера всеобщего страха подавляет инстинкт сопротивления только у той 
части населения, которое родилось до воцарения авторитарной власти. И это же 
чувство страха (сопутствующая составляющая любых карательных структур) автоматически проявляет и фиксирует доминанту противоборства у последующего поколения граждан не на сознательном уровне, а на перинатально-генетическом – доминанту бунтарства, со дня рождения и до последнего вздоха непоколебимую!..

    Здесь выражение «до последнего вздоха непоколебимую» характеризует 
доминирующую установку не столько в героическом плане, сколько в трагедийно абсурдном. И действительно – абсурд (равно, как и трагедия) заключается в том,  что в данном случае человек противоборец не потому, что обстоятельства вынуждают, а 
потому что таким он родился, такова направленность его подсознания. Свобода выбора, 
как таковая, не во власти личного волевого усилия, а в генетической самоцели, направленной всякий раз на сокрушение преград, сдерживающих биологическое и социальное развитие последующих поколений. Читатель может вполне резонно 
возразить – мол, нельзя строить исследование всего лишь на подобии доминант бессознательного у двух индивидуумов и делать при этом, обобщающие выводы. Но в 
том то и дело, что фактов превалирования подсознательного над сознательным в письменных источниках (и в художественных и в научных) накопилось сколько 
угодно. На основании этих данных и долгого в этом направлении размышления нами 
была написана книга .  В ней показано [4, 186], что все генетически возможные 
вариации не выходят за пределы кривой нормального распределения Гаусса: 

      Сделав ссылку на книгу и приложив этот чертеж, позволю себе надеяться, что 
читателя хватит не только на расхожие возражения инерционной массы, но и на то, 
чтобы вдумчиво, не перескакивая с пятого на десятое, углубиться в конкретную суть рассматриваемого вопроса. 
_________
Примечания: 

[1]  кохен – ивр., (коэн – звуч. на рус.): лицо мужского  пола из рода Ааронидов (потомок Аарона). 
[2] Илья Бокштейн, «Блики волны», Бат-Ям, из. Мория, 1986. – с. 352. 
[3] Это эссе было написано в 2000 году. «Блики волны» была на то время единственной книгой, 
      выпущенной поэтом при жизни. Затем  вышел трехтомник его произведений – сост. Мина Лейн: 
      Книга первая. «Быть я любимым хотел», изд. «Скопус», Иерусалим, 2001. 
      Книга вторая. «Говорит звезда с луной», изд. «Скопус», Иерусалим, 2002. 
      Книга третья. «Авангардист на крышу вышел», изд. «Скопус», Иерусалим, 2003. 
[4] А. М. Кобринский, «Мы – мутанты», Бэер-Яков, 1996. – с. 256.