В
апельсиновом саду неподалеку от моих окон каждую ночь надрывает голосовые
связки беспризорный осел. Звуки становятся, вдруг, жалобными и надсадными.
Днём дети кормят осла переспелыми арбузами. Он не голоден и тут на тебе – плачет!
Но, может быть, это всего лишь аберрации душевного состояния. У многих
эмреповцев (эмигрантов-репатриантов) при малейшем воспоминании о прежней
жизни наворачиваются на глазах слезы. Денно и нощно клянут они новую
реальность. Прямо таки страдают. Чувствуется, что ностальгия ест поедом. Но
суть в том, что негатив этот к реальности никак не относятся. Проблема не в ней...
Наше бегство вовсе не означает, что мы куда-то прибыли. Нам,
великовозрастным, чтобы прибыть, необходимо сжать километровую дистанцию в
отрезок равный ста метрам и на этом участке второй раз дотянуться до
собственного возраста. Многие не выдерживают. Замена поражению – брюзжание.
Продолжаем копаться в багаже, который оттуда. Но та реальность демонтирована.
Перестала существовать. Заменена другой реальностью. В ней нет места тому
Тургеневу, который сказал «прекрасный, свободный и могучий». И, вообще,
неизвестно, есть ли в ней место какому-либо Тургеневу. Вот и пишем
ностальгически о Мертвом доме, о своей бывшей тюрьме – о Лубянке.
Дверь
приоткрылась. Мороз.
Вверх рукавами фуфайка,
На фоне барака обоз,
Воронье и сибирская лайка.
В сон нырнули уставшие гномы.
Догорает в буржуйке огонь.
Им свобода без Мертвого дома,
Как отрубленная ладонь.
Это стихи Христофора. А вот ещё – его же:
Зависит дух мой
от событий внешних.
Нет, не боюсь я выглядеть убого.
В прибое случая святятся лица грешных
И прост Екклесиаст, как синагога.
Из интересного – выход в свет книги Лойфмана. Черты подонка занимают в
его личности гораздо большее место, чем одаренность. Чтобы заметить это, не
надо вдаваться в подробности его словотворчества. Достаточно взглянуть на
обложку, где под
шапкой «Воскресение ненависти» в виде кающейся грешницы изображена дебелая баба,
молитвенно вздымающая к небесам кухонно упитанные десницы. Новоявленная
Магдалина сидит, в чем мать родила на берегу (похоже, тель-авивского пляжа),
ягодицами прижимаясь к пяткам так, чтобы публично засвидетельствовать, что
аппетитные выпуклости есть не только у Чичелины. Желание Лойфмана привлечь
внимание читателя к своей духовной продукции подобной рекламой с коммерческой
точки зрения было бы допустимо, если бы не пикантное но... Дело в том, что на обложке со стопроцентным геометрическим
подобием изображена его собственная жена.
Второе событие более приятное. В журнале «11» опубликован Семен Рубда. Прошел
ровно год после того, как стихи Семена попали на стол главному редактору.
Семен за этот период успел поменять в Москве квартиру, поработать в Югославии
таксистом, побывать в Германии.
Видимо время в Израиле движется много медленнее, чем в других странах.
Незатейливый, терпеливо перетирающий колючки, восточный орнамент. Целый год я терпеливо напоминал Мануилу Нудману о
существовании в его редакционном столе стихов Семена Рубды. В его голосе и
ответах я ощущал, что человек этот сохранил и под израильским солнцем галутную особенность –
подозревать в каждом мелочную расчетливость. В том же редакционном столе
лежали и мои стихи. О них я даже не заикался. Щепетильность – тоже болезнь.
Последний раз я позвонил этому человеку в середине июля. Ответ: «И вы, и Семен Рубда уже
набраны. Ваши стихи пойдут в одном номере». Не скрываю – мне хотелось быть опубликованным в одной
подборке со стихами Рубды. Тем более что все это связано с такими
воспоминаниями прошлого, которые неповторимы для нас, эмреповцев, и в
подобных случаях важны, прежде всего, своей мистической значимостью... В
середине августа, случайно перелистывая 22-ой номер журнала «11», обнаруживаю
стихотворение Семена, выделяющееся эстетически отшлифованным одиночеством. Признаюсь, что моя радость по этому
поводу была половинчатой. Своих стихов я, к сожалению, не обнаружил. Таким
вот совершенно садистским способом решил отомстить мне Мануил Нудман за мою
вполне законную и оправданную в наших эмреповских обстоятельствах
назойливость... В моих руках два экземпляра «11». Один я отправлю Семену,
второй – тебе.