.
Александр М. Кобринский
Лев Лемке
Знакомство с монографиями Станиславского привело меня в студию
художественного чтения, которой руководил Лев Лемке.
Он в эти времена еще учился в Днепропетровском театральном училище и уже успел
стать отцом. Был женат на Валентине Дроздовской,
работавшей диктором на
днепропетровском телевидении. Мастерство художественного чтения Льва Лемке, его трепетное отношение к слову и умение передать
навыки членения и сценической обработки поэтического материала произвели на
меня неизгладимое впечатление. Я боготворил своего наставника. И даже сейчас,
когда меня от тех событий отделяет более чем полстолетия, в моей памяти
запечатлелись некоторые моменты той жизни, которые складываются в некую
цельную картину. Участники студии выступали с концертами, и студия
пользовалась, благодаря продуманному репертуару и мастерству исполнителей,
широкой известностью. Случилось так, что Лев Лемке
заболел. В беспокойстве своем я обратился к студентам театрального училища и
узнал адрес. Лемке жил на Мандриковском
спуске. Должен заметить, что это был самый неухоженный район города.
Постройки сельского типа располагались на склонах, полого спускающихся к
Днепру. И вот я у входа в хату (развалюху в
буквальном смысле), в которой жила семья Лемке.
Позвонил.
– Кто? – послышался театрально поставленный голос Льва Исааковича.
– Кобринский, – ответил я в подражающей тональности.
Дверь распахнулась. Лев Исаакович словно наехал на эту дверь. Держась за
ручку, навалился всем телом. Из-за его спины, со стороны правого плеча,
выглядывала голова его жены. С левой стороны Льва Исааковича из-под руки
выглядывала голова сына. Вся эта
мизансцена ассоциировалась в моих глазах с трехглавым змием, рассматривающим
меня шестью пожирающими глазами. Во взгляде Льва Исааковича и его жены я
увидел вначале удивление, а потом полное разочарование.
– Я на больничном, на следующей неделе буду, –
сказал Лев Исаакович, выслушав причину моего прихода, и, не скрывая своего
раздражения, не то, чтобы закрыл дверь, но скорее захлопнул.
Я возвращался, раздумывая о причине негативного отношения к визиту. И
неожиданно меня осенило. Лев Исаакович дополнительно к руководству студией
работал актером в драматическом театре, где на те времена главным режиссером
был мой однофамилец. Вероятно, отсутствие нормального жилья заставляло Льва
Исааковича подавать заявления с просьбами. И в ответ на одно из своих
заявлений он ожидал увидеть другого Кобринского.
Несомненно, что Лев Лемке был более чем
одаренным актером – может быть, даже гениальным. И это вскоре проявилось в
том, что в одной из постановок ему было позволено играть Владимира Ильича
Ленина. На такие роли выбирались только идеологически проверенные и
заслуженные. И Лев Лемке, несмотря на то, что
являлся всего лишь студентом театрального училища, такое разрешение получил.
Удачно сыгранная им роль вождя была замечена в столичных партийных органах и,
в результате, Льву Лемке удалось, не изменяя своему
призванию, покинуть стратегически закрытый оборонного значения город. Через
три года после окончания Днепропетровского театрального училища Лев Лемке был принят в Московский Новый театр миниатюр, а в
1962 году в Ленинградский театр комедии. Но все это уже происходило вне поля
моего зрения. И все же с Львом Исааковичем Лемке
мне удалось встретиться еще один раз. Я работал инженером. Выдалась
командировка в Ленинград. Метро, как известно, имеет два эскалатора. Один
опускает, другой поднимает. Опускаюсь и вижу с противоположной стороны Лемке. «Лева» – кричу. Не слышит. И здесь что-то словно
подстегнуло меня. Бросился я вверх по эскалатору. Людей расталкиваю – лечу.
Успел таки. Догнал.
– Лева! – говорю и добавляю для убедительности, – Лемке!..
– Да, я Лемке, а в чем дело? – глаза у Левы округляются
до изобразительной наивности.
– Кобринского не помнишь? – спрашиваю.
Глаза у Левы округляются до никелированного блеска и, вдруг, сощуриваются
до хитровато ленинских морщинок.
– Кобринского? – переспрашивает он, глядя на меня внимательно, и нижняя
губа у него оттопыривается в отчетливой незадачливости, – нет! – говорит он,
слегка покачивая головой слева направо и поднимая при этом воротник кожаной
куртки. – Нет! – повторяет он и, отступив от меня, ныряет в толпу-сороконожку
и сливается с ней, но я продолжаю провожать опустошенным взглядом его
поднятый воротник.
20.08.2010,
Беэр-Яков