.
Потерянное
небо
Очередь двигалась медленно. Ожидание превратилось в пытку. “Все эти мытарства
по конторам, – подумал он с негодованием, – отнимают жизнь”... Размышление Шмуэля прервало еле слышное
шр-ррр открываемой двери. Он тут же встрепенулся и шустро подлетел к
желанному входу, чтобы кто-нибудь не прошмыгнул вне очереди. Его прыткость
оказалась не единственной и люди, скучившиеся за спиной, силой протолкнули
Шмуэля в приемное помещение – служащая-посетитель, служащая-посетитель,
служащая-посетитель...
Проход
напоминал своими выступами и перегородками огромную сколопендру. Принимала девушка – худенькая, с
зеленоватыми глазами и копной мелко завитых косичек буро-оливкового цвета. Она
рассмотрела принесенные Шмуэлем документы и повернулась на стуле к ячеистой
конструкции с надписями под каждой нишей. И вдруг он заметил внутри
квадратного углубления многоножку, спокойно пошевеливающую челюстями. Девушка
прикоснулась к насекомому, погладила спинку и с обворожительно-стандартной
улыбкой возвратилась к разбросанным на столе бумагам. “У меня едет крыша” –
подумал Шмуэль и решил тут же проверить. Закрыл глаза – помещение исчезло,
открыл – все, как и прежде. Девушка задала несколько вопросов, на которые он
ответил кратчайшим образом. Затем она заполнила бланки. Шмуэль с чувством облегчения расписался на
подсунутых формулярах и вышел из помещения.
На
бирже труда оказалась такая же очередь, но в общем зале. Многолюдье привело
его в неописуемое раздражение. Какой-то молодой человек попытался
пристроиться впереди. Шмуэль вознегодовал. Юноша, брезгливо сморщившись,
махнул в его сторону рукой, словно отогнал назойливую муху...
–
Лех к ебени мать!1 – сказал Шмуэль, угрожающе выпятив челюсть.
–
Ани эхаке леха ба-рехов2, – ответил юноша с приблатненной
улыбочкой.
Шмуэль не придал его словам значения. Он прекрасно знал, что уличные драки в Израиле
чрезвычайно редки. Народ, в подавляющем большинстве, доброжелателен и
неагрессивен, но на этот раз он ошибся. На выходе, возле производственных
мастерских, примыкающих к зданию биржи, его ждала компания из пяти человек. У
юноши в руке финка. Компания сделала несколько шагов в направлении к нему.
Вступать в драку никак не хотелось и он, обойдя припаркованную машину,
оказался напротив распахнутых дверей в мастерскую. Попытка проникнуть в
спасительное пространство оказалась неудачной. Хозяин и рабочие, наблюдавшие
изнутри за происходящим, преградили путь к отступлению.
–
Мастерская не для драк! – выпалил хозяин на чистейшем русском, определив по
внешнему виду Шмуэля, что он новый репатриант.
“Отступать некуда, позади Москва” – пришло в голову Шмуэлю известное
выражение и он схватил ломик, прислоненный к стене. Пружинисто взвившись в
отчаянном прыжке, он оказался на капоте обойденной им легковушки.
–
Па аднаму касить аль па двое? – крикнул на голосистом рязанском диалекте,
осознавая при этом, что сабры3 “твоя моя не понимай”.
Грозная интонация и бешено вращающиеся белки возымели действие. Парни
струсили и врассыпную бросились улепетывать. Он подошел к стене мастерской,
аккуратно поставил на место ломик и резко повернулся к хозяину.
–
Жлобяра, убери будильник в конуру!
Двери захлопнулись и Шмуэль направился к автобусной остановке, оглядываясь с
опаской на возможное возвращение недругов.
Посередине комнаты на выложенном прямоугольными каменными плитами полу увидел
членистоногое буро-оливкового цвета – оно беспомощно скользило лапками по
шлифованной поверхности. “Как эта гадость сюда попала?” Перешагнув через непрошеного гостя,
зашел в туалет – спешно развернул рулон. Оторвал размотавшуюся ленту,
Вернулся, накрыл насекомое, подошел к окну и выбросил, исходя из глубокой
убежденности, что живое убивать нельзя. Довольный своим гуманным поступком,
прилег на диван...
Приснилась она. Копна мелко заплетенных косичек превратилась в бесчисленное
количество шевелящихся сколопендр. Стенд с ячейками исчез. На его месте
появился книжный шкаф с томами Большой советской энциклопедии. Девушка нашла
нужный фолиант, раскрыла, перелистала, положила на стол и сказала – “читай
инструкцию”.
Шмуэль
пробежал глазами по строчкам: “Длина до 30 см. Тело утолщенное, состоит из
сегментов, на каждом из которых имеются по две хорошо развитые ножки
бегательного типа... В поисках добычи проникают в дома. Укусы крупных особей
могут быть смертельными. Самка, отложив яйца, свертывается вокруг них клубком
и остается в таком положении, не питаясь, до вылупления молоди”.
Проснулся в ужасе и усомнился в собственном пробуждении, потому что на
подоконнике увидел двадцатисантиметровое туловище, похожее чем-то на
сегментарный хвост варенного рака. Подошел и с осторожностью начал
рассматривать. Признаки жизни проявляли только ногочелюсти, неустанно
двигавшиеся. И вдруг его рука сама по себе потянулась к насекомому и
прикоснулась. Оно молниеносно изогнулось и Шмуэль ощутил жгучую боль. Резким
движением кисти он смахнул злобную тварь с подоконника. Место укуса мгновенно
покраснело и палец опух. Часы показывали половину шестого. Поликлиника
находилась поблизости и еще работала. Ему ввели сыворотку, выписали лекарство
и успокоили, уверив, что его жизнь в безопасности.
Следующая неделя выдалась почти свободной, за исключением среды – в
этот день он обязан был отмечаться на бирже труда.
Обстановка не изменилась. Многолюдное помещение и томительное ожидание с
единственным плюсом – отсутствием хулиганов. Отметившись, он решил купить
русскоязычную газету. На пути к киоску увидел копну “сколопендровых косичек”
(так он их теперь называл), обрамляющих огнистую зеленоглазость и худое
смуглое лицо. Когда девушка проходила мимо, сказал “шалом, геверет!”4,
но она и бровью не повела – прошла мимо, будто никого в мире, кроме ее самой,
не существовало. Шмуэль сразу же почувствовал себя человеком второго сорта.
“Она потому и не ответила на мое приветствие, что при моем корявом иврите воспринимать меня
полноценно невозможно”.
Нечто
похожее и в советские времена... Продать результаты своего труда в город
съезжались, в основном, из южных республик. И цены – вполне доступные. Но
установка от века неизменно уничижительная – “смыслят только в торговле” –
такое отношение сложилось потому, что азиаты русским владели весьма
посредственно и произносили с акцентом самые употребительные слова...
После
повинного посещения биржи, Шмуэль, как только зашел в квартиру, сразу же
бросил взгляд туда где на прошлой неделе увидел многоножистую пакость и
удивлению его не было предела... На гладком каменном полу беспомощно
перебирала ножками точно такая же тварюга. “Несомненно, что между девчонкой и
этими членистоногими есть какое-то биополе. Очевидно они надумали меня
сожрать, – подумал он с внутренней самоиронией. – Как же это наваждение
пресечь?” И тут он вспомнил из прочитанного, что высокоорганизованные насекомые в случае
бедствия или гибели посылают сигнал об опасности остальным. “Я знаю, как
поступить”, – сказал самому себе Шмуэль. Он пошел на кухню схватил вилку и
нож, вернулся и, проткнув насекомое, отсек ему голову в месте шейного
сужения. Казненная тварь заработала лапками с удесятеренной энергией.
Туловище изогнулось вверх в месте отсечения и стало медленно совершать
круговые движения. Создавалось впечатление, что оно, потеряв орган зрения, на
последнем издыхании искало неожиданно потерянное небо.
С
этого момента ядовитые насекомые в его квартире больше не появлялись. А что
касается девчонки, то в дальнейшем, при рутинном течении жизни, которое
делало один день похожим на другой, в память Шмуэля запали только две
случайные с ней встречи – один раз он увидел ее, судя по выпуклости живота, на последнем месяце
беременности; и спустя год снова в таком же положении. А потом она вообще
исчезла из вида.
На
четвертом году своего израильского гражданства ему наконец-то повезло. Он
нашел источник дохода. Мыл лестницу и прибирал помещение для отбросов в одном из высотных зданий. Деньги
получал наличными. В компьютер сведения не попадали, что позволяло, в обход
существующего закона, получать пособие по безработице. И все было бы хорошо,
но однажды протирая вестибюль, он увидел ее. Она прошла мимо Шмуэля к лифту,
и, во-первых, к его большому удивлению, поздоровалась. Он ответил ей, не
прерывая работы и не поднимая головы. А, во-вторых, он чрезвычайно
обеспокоился – служит ли она там же? – если да, то не доложит ли она своему
начальству, что он имеет побочный заработок?
По
окончанию трудового дня он зашел к председателю домового комитета Ицику и
высказал свои опасения.
–
Я пропал, – сказал Шмуэль и попытался описать девушку, – у нее сколопендровые
косички...
–
Что, что? – переспросил Ицик испуганно.
–
Как у молодых эфиопок, – пояснил Шмуэль
–
Да, да! – это она, – подтвердил Ицик, – живет на 13 этаже. –Послушай, –
продолжал председатель, дружески похлопав по плечу Шмуэля, – я хорошо знаю
ментальность коренных жителей. Они ни при каких обстоятельствах не донесут на
человека, который моет коридоры у них под дверью.
У Оры,
так звали эту необыкновенную марокканку, росли две белокурые дочурки. Шмуэль
часто видел их на площадке, прилежащей к зданию – девочки всегда держались
вместе. Как-то он заметил их с бледнолицым мужчиной, которого они называли
аба.5
Ора, когда проходила мимо, старалась поздороваться первой и супруг ее начал
доброжелательно кивать ему и вскоре стал спрашивать “ма нишма?”6,
на что он неизменно отвечал “беседер!”7 Во время одного из
взаимоприветствий Шмуэль заметил на шее у Орыного избранника покраснение и два черных пятнышка. “Точно такие же,
как у меня” – подумал он, вспомнив укус.
Постепенно он стал примечать, что у Оры, когда она шла со своим супругом,
лицо казалось серым, злым и неинтересным и глаза опустошенными за отсутствием
присущего им блеска. У супруга был вид такой же напряженный, но более
замкнутый и на бескровном лице, когда он посматривал на супругу, читалось
смешение ненависти, отвращения и страха.
Своим
полотерством Шмуэль искренне дорожил. К жизни относился оптимистически, хотя,
надо признаться,
настроение у него было не всегда бездумно приподнятым. В один из дней он, как
обычно, пришел тереть, шкрябать и мыть своего каменного кормильца и увидел на
вестибюльных дверях объявление, написанное на иврите. Была указана дата
похорон и точное время. Шмуэль понял, что Ору уже похоронили. У жильцов дома
он выяснил обстоятельства ее гибели.
Вся
семья выехала в субботу за город. Машина потеряла управление и перевернулась.
Муж и две девочки отделались легкими ушибами. “Может Ора погибла потому, что
поселилась в доме, где я нелегально тружусь; а может из-за боязни моей, что
она донесет на меня?” – укорял себя Шмуэль и, несвойственная ему задумчивость, отражалась на
скольжении половой тряпки...
Работу
в этот день закончил довольно поздно. До захода солнца оставалось не более
полутора часов. Перед тем, как уйти, снова прикипел к тексту объявления,
словно утаенное находилось в пробелах между словами. И, вдруг, рядом что-то
промелькнуло и шлепнулось... Испуганно отскочил и посмотрел вверх – по
шершавому козырьку, потолочно нависающему перед входом в вестибюль, ползла
еще одна – такого же буро-оливкового цвета...
Придя
домой, поел и для успокоения выпил. Погода стояла невероятно удушливая.
Спиртное разморило еще больше. Шмуэль принял освежающий душ, походил по
комнате из угла в угол и, кинув на пол матрац, завалился спать.
В
эту ночь цепкая тварь, взобравшись по наружной стене, достигла оконного
проема. Перевалив через подоконник, она упала как раз возле того места, где
он похрапывал...
Плата
за квартиру взималась автоматически и суммы, которая была у него в банке на
счету, хватило на полгода. А потом – получили разрешение на взлом и нашли
рассыпавшийся скелет, на черепе которого полиция и понятые увидели
тропическую сколопендру – свернувшись в кольцо, она сторожила яйца,
отложенные ею в глазничные углубления.
________________
1 лех... (иврит) –
иди...
2 ани эхаке леха
ба-рехов (иврит) – я буду ждать тебя на улице.
3 сабра (иврит) – рожденный
в Израиле.
4 геверет (иврит) –
госпожа, мадам.
5 аба (иврит) – отец.
6 ма нишма (иврит) – что
слышно, как дела.
7 беседер (иврит) – в
порядке.
5.01.2003