.
Бой с тенью
Переходи улицу в положенном месте –
при том, что всякая чепуха лезет в голову и
перемешивается с настоящим, как цемент с песком и щебнем в бетономешалке. А
за перекрестком уже что-то горит… Вой сирен… Окна вылетели – у автобуса наружу, у домов – внутрь… На
острие стекла, чуть повыше любопытствующих, кровавый кусок… Прохожу мимо… Не
смотреть и не оглядываться. Ненавижу зрелища. Что к ним приневоливает?
Сочувствие к пострадавшим или желание убедиться в том, что мы еще живы?
Стараюсь не смотреть… Иду дальше.
Улица семенит, как и семенила… У каждого свои
заботы, свое беспорядочное течение образов и бессознательное устремление…
Впереди высокая… Ноги у нее красивые…
Похожа на страуса… И вдруг словно удар боксерской перчатки – шлеп!.. Это у
нее с таким звуком упала сумочка… Нагибаюсь и протягиваю... Она выше меня на целую голову… А кожа у сумочки
необыкновенная… Неужели свиная? В Израиле!
– Тода
раба.1
– Эйн
беад ма.2
Свиная кожа! – нет, я, очевидно,
ошибся.
Лет 30 тому назад, когда я
служил в армии, меня назначили ответственным за уборку свинарника… Командир
наш был большим хозяйственником и держал при части свиней, которых кормили
кухонными отходами… Никто, ни под каким соусом, не хотел эти помещения
убирать… Даже под страхом наказания… Даже, даже и даже… Кого назначить?
Конечно же – еврея… И я не отказался, при условии, что освободят от ать-два –
от старшины, которого коробило от одного моего имени Исаак. Через некоторое
время ко мне прикипела кличка Хазир3… Услыхав
ее, старшина расплывался в благой улыбке, точно дитя малое и, если даже не в
настроении был, умиротворялся.
Столб жары опустился на город и в
нем только люди и транспорт движутся безостановочно. И я в этом потоке…
Собеседование закончено. Буду ли я принят на работу? Вряд ли! Отрицательные
ответы уже давно перестали меня раздражать. Я иду и, практически, ни о чем не
думаю – мысли текут, образы входят и выходят – в моей голове всегда ветер и
если появляется облачко, именуемое мыслью, то очень скоро оно тает и
растворяется бесследно. Я не мешаю ни возникновению воспоминаний, ни их
исчезновению. Я не зацикливаюсь. А солнце накалило
город до такой степени, что даже тени, отбрасываемые листвой, флагами,
флажками и транспарантами перестали плясать и уже не определяют реальную
субстанцию. Но что до тебя (не внешнего, а внутреннего – духовно невидимого),
то эта тень всегда при тебе.
Бой с собственной тенью. Я
и этому научился благодаря случаю. В части появился солдат, которого не
муштровали… Уходил он из части, когда хотел и возвращался по собственному
желанию. Что он за человек такой гадали недолго – вскоре выяснилось – чемпион округа по боксу. Выстроили нас всех на плацу и объяснили суть
дела. Приближаются межвойсковые соревнования. И
чемпиону для полноценной тренировки нужен живой мешок – доброволец будет
освобожден от нарядов, строевой, политподготовки, маршбросков, утренней зарядки и ему будут предоставлено
офицерское питание… Я не дождался конца перечисления льгот и шагнул отчаянно
вперед… На следующий день в свинарнике дежурил салага по имени Ибрагим. Через
полтора месяца имя Хазир перешло к нему, потому что
чемпион не только избивал меня, но и научил кое чему и называть меня Хазиром прекратили – не столько из-за страха, сколько из
существа дела – солдаты стали называть меня Молохтарем…
Такую кликуху я, вероятно, заработал потому, что
каждый день на спортивной площадке проводил бой с тенью – с воображаемым
противником – отрабатывал уклоны, удары справа, слева, снизу сбоку и серию
ударов, заканчивающуюся сокрушительным апперкотом. Молохтарь,
как я понимаю, в переносном смысле на армейском языке означало “дурень, беспорядочно размахивающий кулаками”.
Миновав очередной перекресток по
направлению к автовокзалу, я свернул на перекопанную вдоль и поперек улицу…
Львиный рев экскаваторов перекатывался от одного дома к другому... Дребезжали
стекла... Мэрия под давлением санэпидемстанции
пыталась найти места, где водопроводные трубы стыковались с канализационными…
Как это получилось одному Господу известно, но факт остается фактом, что в
питьевой воде были обнаружены фекалии… Так бы и пили люди воду, удобренную
дерьмом, если бы большинство жителей этой улицы не попали в больницу с
диагнозом холера. Самая интересная деталь в этом широкомасштабном мероприятии
– наличие дежурного полицейского внутри вырытой канавы. Что делают здесь
страж порядка? Почему каждое погружение черпака находится под его пристальным
вниманием? – оказывается причина в том, что в святых землях Израиля упрятано
овеществленное время. А вдруг при рытье канавы ковш экскаватора наткнется не
на фекалии, а на копи царя Соломона? В общем, полицейский здесь для того,
чтобы, при виде сверкающих алмазов, среди репатриантов, могущих быть
свидетелями такого необыкновенного чуда, не случилась паника и не уподобились
они молохтарям и не пошли войной друг на друга, как
дурни, беспорядочно размахивающие кулаками – в
общем, чтобы евреи евреям не нанесли телесных повреждений.
А старшина – тот самый, который не
любил моего имени, вызывает меня к себе, чтобы с глазу на глаз, без
свидетелей, и говорит:
– Первый раз ты ушел от
меня колобочком, когда в хазиры
подался: второй – когда в молохтари записался, а в
третий – тебе никак от меня не уйти… Как только
чемпион на сборы уедет, я тебя строевой подготовкой замордую.
– Это почему же у Вас,
товарищ старшина, ко мне такая ненависть?
– Не к тебе, – отвечает, –
а к вашенским. – От службы увиливать не позволю. –
Так и заруби себе на пархатом носу – замордую!
Вот и замордован я в итоге через
много лет – только не старшиною, а безработицей. Прихожу на биржу в очередной
раз отметиться, а мне говорят, что я должен пройти комиссию по определению
уровня работоспособности. На что, мол, я пригоден. Какого рода работу могу
выполнить.
– Да ведь я же инженер, –
говорю с возмущением, – чего вам еще надо?
– По специальности твоей
работы у нас нет и не предвидится, – отвечают, – так
что проходи комиссию, а иначе пособие перестанем выплачивать.
– Прохожу комиссию.
Смотрю, а там дебилы тестируются. Настоящие. От природы. В общем, собрали
таких и давай на айкью проверять. Дают кубики-рубики вращать и головоломки не очень хитрые
решать и прочие задачки-куръезы... Отвечаю – особо
не утруждаюсь. Смотрю – засуетились экзаменаторы.
– У тебя, – говорят, –
слишком высокое айкью
получается, а ты у нас умственно неполноценным представлен.
В итоге определили, что я
способен на большее, чем картонные коробочки собирать, но самое интересное –
напутствие с глазу на глаз…
– Ты, – говорит
председатель, – никому не говори, что здесь побывал, потому что такая
болтология пользу не принесет – тебе в особенности.
Перспектива перекопанной улицы
упиралась в кусок стены автовокзала. В середине этого тупика выступающими
зигзагами красного кирпича было выложено нечто похожее издали на трепещущий
флаг, при виде которого снова вспомнилось обещание старшины замордовать и моя
на это реакция. Я служил в береговой обороне. Военная часть располагалась в тридцати
метрах от Балтийского моря. За прибрежной скалой неподалеку лежало корневище,
выброшенное штормом. Дождавшись очередного отгула, я посетил это песчаное
безлюдье, вставил в расщеп ногу и, стиснув зубы, переломил коленный сустав.
Вот каковы мои дела и в ту
и в другую сторону – неправедно праведные и праведно неправедные, потому что
если размышления выстраивать в логическую цепочку, то нечему радоваться. Перекопанная улица закончилось и я, обогнув мозаичную
вокзальную стену, оказался перед центральным входом. Девушка в полицейской
форме проверяла входящих и содержимое сумок магнитным щупом – нет ли у
кого-нибудь на теле или в поклаже взрывчатки – не является ли кто-нибудь из
нас смертником-шахидом.
“Их данк
Дир, майн Гот, вос их бин а ид”4 – подумалось на идише. Я поднялся
по неподвижному эскалатору на шестой этаж, подошел к кассам и купил билет за
десять минут до отхода автобуса по маршруту Тель-Авив–Ашдод.
____________________
1 тода раба (иврит) – большое
спасибо.
2 эйн беад
ма (иврит) – не за что.
3 хазир (иврит) – свинья.
4 Их данк Дир,
майн Гот, вос их бин а ид – благодарю Тебя, мой Боже, за то, что я
еврей.
20.07.2003