.
Бой с тенью 

     Переходи улицу в положенном месте – при том, что всякая чепуха лезет в голову и перемешивается с настоящим, как цемент с песком и щебнем в бетономешалке. А за перекрестком уже что-то горит… Вой сирен… Окна вылетели –  у автобуса наружу, у домов – внутрь… На острие стекла, чуть повыше любопытствующих, кровавый кусок… Прохожу мимо… Не смотреть и не оглядываться. Ненавижу зрелища. Что к ним приневоливает? Сочувствие к пострадавшим или желание убедиться в том, что мы еще живы? 

     Стараюсь не смотреть… Иду дальше. Улица семенит, как и семенила… У каждого свои заботы, свое беспорядочное течение образов и бессознательное устремление… Впереди  высокая… Ноги у нее красивые… Похожа на страуса… И вдруг словно удар боксерской перчатки – шлеп!.. Это у нее с таким звуком упала сумочка… Нагибаюсь и протягиваю... Она  выше меня на целую голову… А кожа у сумочки необыкновенная… Неужели свиная? В Израиле! 
    Тода раба.1
    Эйн беад ма.2

     Свиная кожа! – нет, я, очевидно, ошибся. 
     Лет 30 тому назад, когда я служил в армии, меня назначили ответственным за уборку свинарника… Командир наш был большим хозяйственником и держал при части свиней, которых кормили кухонными отходами… Никто, ни под каким соусом, не хотел эти помещения убирать… Даже под страхом наказания… Даже, даже и даже… Кого назначить? Конечно же – еврея… И я не отказался, при условии, что освободят от ать-два – от старшины, которого коробило от одного моего имени Исаак. Через некоторое время ко мне прикипела кличка Хазир3… Услыхав ее, старшина расплывался в благой улыбке, точно дитя малое и, если даже не в настроении был, умиротворялся. 

    Столб жары опустился на город и в нем только люди и транспорт движутся безостановочно. И я в этом потоке… Собеседование закончено. Буду ли я принят на работу? Вряд ли! Отрицательные ответы уже давно перестали меня раздражать. Я иду и, практически, ни о чем не думаю – мысли текут, образы входят и выходят – в моей голове всегда ветер и если появляется облачко, именуемое мыслью, то очень скоро оно тает и растворяется бесследно. Я не мешаю ни возникновению воспоминаний, ни их исчезновению. Я не зацикливаюсь. А солнце накалило город до такой степени, что даже тени, отбрасываемые листвой, флагами, флажками и транспарантами перестали плясать и  уже не определяют реальную субстанцию. Но что до тебя (не внешнего, а внутреннего – духовно невидимого), то эта тень всегда при тебе.
      Бой с собственной тенью. Я и этому научился благодаря случаю. В части появился солдат, которого не муштровали… Уходил он из части, когда хотел и возвращался по собственному желанию. Что он за человек такой гадали недолго – вскоре выяснилось –  чемпион округа по боксу. Выстроили нас всех на плацу и объяснили суть дела. Приближаются межвойсковые соревнования. И чемпиону для полноценной тренировки нужен живой мешок – доброволец будет освобожден от нарядов, строевой, политподготовки, маршбросков, утренней зарядки и ему будут предоставлено офицерское питание… Я не дождался конца перечисления льгот и шагнул отчаянно вперед… На следующий день в свинарнике дежурил салага по имени Ибрагим. Через полтора месяца имя Хазир перешло к нему, потому что чемпион не только избивал меня, но и научил кое чему и называть меня Хазиром прекратили – не столько из-за страха, сколько из существа дела – солдаты стали называть меня Молохтарем… Такую кликуху я, вероятно, заработал потому, что каждый день на спортивной площадке проводил бой с тенью – с воображаемым противником – отрабатывал уклоны, удары справа, слева, снизу сбоку и серию ударов, заканчивающуюся сокрушительным апперкотом. Молохтарь, как я понимаю, в переносном смысле на армейском языке означало “дурень, беспорядочно размахивающий кулаками”. 

     Миновав очередной перекресток по направлению к автовокзалу, я свернул на перекопанную вдоль и поперек улицу… Львиный рев экскаваторов перекатывался от одного дома к другому... Дребезжали стекла... Мэрия под давлением санэпидемстанции пыталась найти места, где водопроводные трубы стыковались с канализационными… Как это получилось одному Господу известно, но факт остается фактом, что в питьевой воде были обнаружены фекалии… Так бы и пили люди воду, удобренную дерьмом, если бы большинство жителей этой улицы не попали в больницу с диагнозом холера. Самая интересная деталь в этом широкомасштабном мероприятии – наличие дежурного полицейского внутри вырытой канавы. Что делают здесь страж порядка? Почему каждое погружение черпака находится под его пристальным вниманием? – оказывается причина в том, что в святых землях Израиля упрятано овеществленное время. А вдруг при рытье канавы ковш экскаватора наткнется не на фекалии, а на копи царя Соломона? В общем, полицейский здесь для того, чтобы, при виде сверкающих алмазов, среди репатриантов, могущих быть свидетелями такого необыкновенного чуда, не случилась паника и не уподобились они молохтарям и не пошли войной друг на друга, как дурни, беспорядочно размахивающие кулаками – в общем, чтобы евреи евреям не нанесли телесных повреждений. 

     А старшина – тот самый, который не любил моего имени, вызывает меня к себе, чтобы с глазу на глаз, без свидетелей, и говорит: 
     – Первый раз ты ушел от меня колобочком, когда в хазиры подался: второй – когда в молохтари записался, а в третий – тебе никак от меня не уйти… Как только чемпион на сборы уедет, я тебя строевой подготовкой замордую. 
     – Это почему же у Вас, товарищ старшина, ко мне такая ненависть? 
     – Не к тебе, – отвечает, – а к вашенским. – От службы увиливать не позволю. – Так и заруби себе на пархатом носу – замордую! 

     Вот и замордован я в итоге через много лет – только не старшиною, а безработицей. Прихожу на биржу в очередной раз отметиться, а мне говорят, что я должен пройти комиссию по определению уровня работоспособности. На что, мол, я пригоден. Какого рода работу могу выполнить. 
     – Да ведь я же инженер, – говорю с возмущением, – чего вам еще надо? 
     – По специальности твоей работы у нас нет и не предвидится, – отвечают, – так что проходи комиссию, а иначе пособие перестанем выплачивать. 
     – Прохожу комиссию. Смотрю, а там дебилы тестируются. Настоящие. От природы. В общем, собрали таких и давай на айкью проверять. Дают кубики-рубики вращать и головоломки не очень хитрые решать и прочие задачки-куръезы... Отвечаю – особо не утруждаюсь. Смотрю – засуетились экзаменаторы. 
     – У тебя, – говорят, – слишком высокое айкью получается, а ты у нас умственно неполноценным представлен. 
     В итоге определили, что я способен на большее, чем картонные коробочки собирать, но самое интересное – напутствие с глазу на глаз… 
     – Ты, – говорит председатель, – никому не говори, что здесь побывал, потому что такая болтология пользу не принесет – тебе в особенности. 

     Перспектива перекопанной улицы упиралась в кусок стены автовокзала. В середине этого тупика выступающими зигзагами красного кирпича было выложено нечто похожее издали на трепещущий флаг, при виде которого снова вспомнилось обещание старшины замордовать и моя на это реакция. Я служил в береговой обороне. Военная часть располагалась в тридцати метрах от Балтийского моря. За прибрежной скалой неподалеку лежало корневище, выброшенное штормом. Дождавшись очередного отгула, я посетил это песчаное безлюдье, вставил в расщеп ногу и, стиснув зубы, переломил коленный сустав. 
     Вот каковы мои дела и в ту и в другую сторону – неправедно праведные и праведно неправедные, потому что если размышления выстраивать в логическую цепочку, то  нечему радоваться. Перекопанная улица закончилось и я, обогнув мозаичную вокзальную стену, оказался перед центральным входом. Девушка в полицейской форме проверяла входящих и содержимое сумок магнитным щупом – нет ли у кого-нибудь на теле или в поклаже взрывчатки – не является ли кто-нибудь из нас смертником-шахидом. 
     “Их данк Дир, майн Гот, вос их бин а ид”4 – подумалось на идише. Я поднялся по неподвижному эскалатору на шестой этаж, подошел к кассам и купил билет за десять минут до отхода автобуса по маршруту Тель-АвивАшдод.
____________________
1 тода раба (иврит) – большое спасибо. 
2 эйн беад ма (иврит) – не за что. 
3 хазир (иврит) – свинья. 
4 Их данк Дир, майн Гот, вос их бин а ид – благодарю Тебя, мой Боже, за то, что я еврей.

                                                                                                                                                                                                                                                        20.07.2003

_____________________________________________________________________________________________

 

п