.

“КЕНГУРУ”

“Христос воскрес, моя Ревекка”
А. С. Пушкин

Хлынул дождь и по асфальтированной трассе потекли потоки… Серый цвет жизни оживлялся только светофорами… Желтый! Зелёный! Красный! – именно на этот цвет я приблизился к перекрестку и промчавшееся такси накрыло меня водяным выплеском. Я отскочил и столкнулся – с женщиной…
– Козел, – сказала она и для пущей убедительности добавила, – здесь тебе не чеченские
горы!
– Ошибаетесь – я козлуюсь в низменностях.
– Где, где? – переспросила она, пронизывая меня подозрительным прищуром.
– В Тель-Авиве. И мне некогда. Меня ждут представители агентства по продаже антиквариата.
– А как оно называется?
– “Кенгуру”, – выпалил я первое, что пришло в голову.
– Представь, – сказала она, – в десятку попал – в самого генерального директора…
И тут вспомнились публикации в израильских газетах о “Кенгуру” и о ее хищно расчетливой владелице – “бывают же совпадения!”
– Мне надо спешить, – сказал я, стараясь не смотреть в пытливо сосредоточенные зрачки, – хочу гостиницу заказать.
– Тебе повезло, – притронулась к рукаву моего плаща и стряхнула ноготком дождевую каплю. – Я уже второй день в гостинице ночую, потому что и контора и дом опечатаны… – У меня есть предложение, если не испугаешься, – ее голос наполнился кокетливой интонацией, – переночуешь в моем номере… – Ревеккой Ульяновной меня зовут – Ревеккой Ульяновной Ар-Рантиси … А тебя?
– Сионом, – сказал я, отчетливо осознавая иллюзорную нелепость происходящего.
– А, – выпалила она с догадливой протяжностью, – твоя фамилия Узник. О тебе в газетах писали. Ну да, – ты тот самый Сион Узник, которому при советской власти повезло в психушке на больничных харчах перекантоваться и героем в Израиль укатить. И само имя у тебя вон какое, и фамилия подходящая. Ты ее от рождения в Израиль привез, или уже после приезда перестроился?
Я шел за ней, словно завороженный. Мы завернули за угол и пошли по неосвещёно освещённому переулку. Неосвещённому, потому что осветительные приборы отсутствовали и свет ни в одном окне не горел. И в то же самое время освещённому, но фантастическим способом. Все канализационные люки были открыты. Из смрадных отверстий взметались к небу столбы неземного света, ощупывая низко плывущие облака и, оттеняя сужающуюся перспективу безлюдья с единственными живыми существами, привлекавшими внимание – огромными крысами, снующими от люка к люку. Они не обращали на нас никакого внимания, но одна из них, пошевеливая ноздрями усато заостренной морды, направилась к нам. Я невольно остановился и замер, потому что крыса приблизилась вплотную и, агрессивно оголив резцы, начала обнюхивать мою обувь.
– Не бойся Сион Узник! – госпожа Ар-Рантиси присела, погладила серебристо серую шерстку и, повернув успокоившееся под ее пальцами животное к ближайшему люку, сказала, – иди к Ёсику Раа-Фату.
“Иди к Ёсику Раа-Фату”, – начало прокручиваться в моем мозгу наподобие бегущей рекламы. Я подошел к ближайшему отверстию и попытался заглянуть, но столб света оказался физически непроницаемым. Возвращаясь к Ревекке, я глянул мельком на крышку люка, успев прочитать мерцающее предупреждение:

“ПРОНИЦАЕМА ТОЛЬКО ДЛЯ ГОВНА!”.

Я покорился судьбе и перестал осознавать где я, куда иду и зачем. Ревекка подвела меня к выщербленным ступенькам четырехэтажного здания, где между архитектурным козырьком и входной дверью тускловатым цветом в подступавшую полночь ввинчивались слова: Гостиница “Тель-Авив”. Перед тем, как войти, я все же не выдержал и оглянулся – нет, мне это не приснилось, я действительно находился в Москве, потому что между дальней крышей и клубящимися тучами язычески полыхала звезда первой величины – та самая, которая испокон возвышается над кремлевскими курантами.
Я открыл дверь и вошел в обшарпанного вида помещение. За административным столом сидел стриженный “под ёжик” мужчина, аккуратно одетый – при галстуке – с лицом кукольно-пластмассового оттенка.
– Назовите свою фамилию, – сказал он скрипуче проржавленным голосом, по которому я тут же определил робота.
– Ар-Рантиси.
– А второго?
– Сион Узник, – сказала и добавила, – кровосмешения не будет, потому что он мой ближайший родственник: взяла протянутый ключ, просунула в кольцо мизинец и пошла по длинному коридору, оборачиваясь и призывно помахивая рукой – той самой, которой она только что гладила ёсико-раафатную крысу.

*

Дробные похлопывания превратились в болезненные оплеухи. Я открыл глаза. Над моей головой висел оранжевого цвета плафон. Оплеухи оказались реальными. Госпожа Ар-Рантиси с размеренно оскорбительной оттяжкой хлестала меня вперемежку – то по правой, то по левой щеке. Я попытался освободиться от этого наваждения, но оказавшись привязанным, задергался в своих путах как муха, попавшая в липкую паутину. Убедившись в моем пробуждении, владелица “Кенгуру” отскочила и, совершенно голая, акробатически ловко перекатилась через соседнюю кровать. И затем ее ладонь с гипнотически змеиной пластичностью скользнула наискось по собственному бедру и мои глаза сосредоточились на срамном треугольнике. Она погрузила в него свой указательный палец и в нарастающем темпе вталкивала в детородную тайну и выталкивала из нее этот неутомимый поршень, сосредоточившись полностью и неделимо на механике возвратно-поступательного движения. Но как она ни старалась, а до оргазма не доходило. И я не выдержал – приподнял голову и посмотрел на невольно взбухающий черенок.
– От того, что у тебя стоит, легче ни тебе ни мне не станет, – сказала Ревекка, вытаскивая палец и вытирая о простынь, – мужик мне, если и нужен, так только в качестве катализатора, – выдохнула брезгливо и, опустившись на колени подползла к никелированному на уровне сетки выступу кровати… И в ту самую минуту, когда этот фалосообразный выступ проник в ромбическую полость, Ревекка закричала истошным голосом и сиреневый рассвет заполонил пространство комнаты… – Одевайся, – выдохнула она с облегчением и ловким движением развязала рабские путы. – И не вздумай жаловаться. Особенно здесь. Да и в Израиле тоже. У меня и там все схвачено, – в ее сумочке зазвенел сотовый, – да, – сказала она, и после короткой паузы, – не буду... …я не нянька.
– Кто это? – спросил я с нескрываемым любопытством.
– Моя дочь – просит за дитём присмотреть… Она от моего первого брака. Папаша пьяницей оказался. Я его, гада, своими руками утопила.
– Как это утопили? – спросил я Ревекку Ульяновну Ар-Рантиси.
– Как-это-так-это… Лишние вопросы задаете, господин Сион Узник, – выпалила она с язвительной вежливостью. – Будто не понимаете. Пол ванны заполнила водой, а оставшуюся половину кислотой – и, в итоге, нет Ивана Петровича.

*

Мы вышли из гостиницы. Канализационные люки, расположенные в том же самом шахматном порядке, что и вчера, все до одного были задраены чугунными крышками. Прохожие, как я заметил, обходили их стороной, словно окружности являлись не частью тротуара, а черными дырами вселенной, таящими смертельную опасность. Поток сознания тут же увлек меня в направлении вчерашнего чугунно-саркастического предупреждения, привязывая осмысливание начертанного к тому чудовищному насилию, которое учинила над моей психикой сексуальная извращенка, носившая дорогое моему сердцу библейское имя. Ощущение собственной неполноценности нахлынуло на меня с такой невыносимостью, что я, резко отпрянув от своей спутницы, жертвенно и бесповоротно ступил ногой на рифленую поверхность…
– Ты почему меня отталкиваешь? – спросила Ревекка, вытягивая нижнюю губу, симметрично сложенным бантиком.
– Самого себя на вшивость проверяю и тебя не помешает, – ответил я и, резко выбросив руку, притянул Ревекку к себе и, приподняв, поставил рядом. И тут же произошло невозможное, неподдающееся какому-либо рациональному объяснению. Ревекка Ульяновна Ар-Рантиси стала терять непробиваемую равнобедренно трапециидальную форму. Ее тело под одеждой неожиданно обмякло, да и одежда стала менять цвет на однообразно-коричневый… Не прошло и минуты, как все то, что было директором “Кенгуру”, просочилось сквозь чугун и потекло по ветвистым канавкам московского подземелья к общему канализационному стоку.

* 

Прохожие ее исчезновения не заметили и я, вздохнув, с облегчением посмотрел на куранты? Малая и большая стрелки показывали вверх – вот почему и я всеми своими чувствами устремился туда же с такой неодолимой силой и столь искренне, что на тебе – очутился в кресле самолета авиакомпании “Эль-Аль”, взлетающего над московским аэродромом. Удивительнее же всего отсутствие пассажиров и стюардессы. “Похоже на беспилотный самолет”, – подумалось мне и я, чтобы проверить свои предположения, направился в летную кабину. Она оказалось приоткрытой. За штурвалом сидел тот самый робот-администратор... Он повернулся ко мне на вращающемся кресле и спросил тем же скрипуче проржавленным голосом:
– Как ваша фамилия?
– Сион Узник, – ответил я ему с неадекватно искренним волнением.
– Возвращайтесь в салон и пристегните пристяжные ремни. Место посадки – аэродром имени Бен-Гуриона, – сказал он и я, послушно кивнув, отправился было к своему креслу, но окинув более внимательным взглядом пространство салона, заметил попутчика. И по мере моего к нему приближения, все явственнее осознавал, что я этого человека уже где-то видел. Где? Холеное лицо… Усики… И кудряшки точно такие… Да это же… Да это же известный террорист Ар-Рантиси, политический лидер непрекращающейся интифады… Как он здесь очутился? Неужели выпустили?!...
Мое приближение к однофамильцу Ревекки Ульяновны завершилось тем, что он с невозмутимой улыбкой расстегнул куртку и я первый и последний раз в жизни увидел пояс шахида.
22 июля 2005

_____________________________________________________________________________________________

п