Сплетники
.
     

       К скамеечке приковыляла Рая, 
       Присела астматически пыхтя 
       И важно сдув былиночку с ногтя, 
       Сказала: «Я в своей семье чужая! 

       Степана не ревную – он дитя, 
       Такого может увести любая. 
       Чего скрывать, – я у него седьмая – 
       Ох,  нет мне от паскудника житья. 

       И сын не сын! Учительствует в школе. 
       За март зарплата – запонки, носки, 
       Рубашка, галстук: мелочи, не боле! 

       Потратил всю – на что?! – на пустяки. 
       Доведена до почечной я колики  – 
       Напрасно мел крошит он у доски!» 

       2 

       «Напрасно мел крошил он у доски, 
       Когда в педагогическом учился – 
       Что толку? – шарабан не изменился – 
       Остался пуст – ума, как у трески. 

       Да лучше бы в сапожниках варился, 
       Или в тайгу слетал бы мыть пески 
       На золотишко! – там не дураки – 
       И смотришь, человек бы получился. 

       На то и мать, что вижу – с ним беда. 
       Я говорю, что пользы от лузги? – 
       В одно ведро ее и умный и балда – 

       Всего лишь мусор: свой диплом сожги! 
       Мычит в ответ он – гордый хоть куда – 
       Вконец пересушил студент мозги!» 

       3 

       Вконец пересушил студент мозги 
       В те дни, когда пересдавал зачеты, 
       Имея твердый стаж пехотной роты, 
       Среди устав не чтившей мелюзги. 

       Что помнилось? – казенные компоты 
       И хриплый голос старшины брюзги 
       И, как  ночами охранялись дзоты, 
       Когда кругом ни шороха, ни зги. 

       Поступит не поступит – поступил! – 
       Была характеристика такая: 
       Уступчив, скромен, в армии служил. 

       Ученье – свет! И он  души не чая
       В такой формуле, формулы зубрил – 
       Пять лет он жил травы не замечая. 

       4 

       Пять лет он жил травы не замечая, 
       Пять весен он перечеркнуть сумел – 
       Потел над фолиантами – корпел, 
       В большие люди выбиться мечтая... 

       Слетала перхоть, волос поредел; 
       Сокурсницы ж истомой отвечая 
       На взгляд его поблекший, шли качая 
       Плечами, бедрами – являя гибкость тел. 

       Намек был до смущения прозрачным – 
       Орла сего в семейные б силки: 
       С ним будущее не казалось мрачным!... 

       «Срастутся от учебы позвонки», – 
       Вещал Иван Лукич с загибом смачным... 
       И Клуша: «Да! – он глохнет на звонки!» 

       5 

       И Клуша: «Да! – оглох он на звонки. 
       Пятнадцать как-то я копеек одолжила... 
       Ну, вот – должок я проездными приносила 
       Билетиками – должной не с руки 

       Мне быть – к тебе я полчаса звонила 
       Напрасно, милочка – отшибла кулаки 
       О дверь дубовую твою – не навлеки 
       Гнев Господа – Христа ли разбудила? – 

       Не то, чтобы открыть мне не хотел – 
       Как он относится ко мне, поверь, я знаю – 
       Твой сорванец, башибузук, пострел. 

       Сама б ты видела, Раиса дорогая, 
       С какой он миной на билетики смотрел – 
       Видать, бабеночка приснилась неземная!» 

       6 

       «Видать, бабеночка приснилась неземная. 
       И вы, нам суженые, помните о том, 
       Что дышите вы по земному – ртом, 
       А нам рисуется романтика иная. 

       Понять ли вам, что мы на риск идем 
       Лишь ради высшей красоты, но где Даная? 
       Та – толстая, а эта – жердь – худая, 
       Иль намазюкается... Вот на что клюем! – 

       Садись же!» – лекцию Иван Лукич прервал 
       И чуб упрямый, как тетрадь листая, 
       Рукой свободной место указал 

       Пришедшей. В ней товарку признавая, 
       На ухо молвила, подвинув свой портал, 
       Прокопьевна с душой: «Весна шальная!» 

       7 

       Прокопьевна с душой: «Весна шальная!» 
       И Глаша: «Эх! – вернуться бы назад – 
       День проклинаю тот, когда мой гад 
       Мне встретился в районе Кустаная!» 

       И Клуша: «Мой принес мне шоколад, 
       Шампанское и розы – я растаяла»... 
       Прокопьевна: «И на себя будь злая, 
       Я тоже думала, что жизнь – цветы и сад; 

       За мною граф в семнадцатом ухаживал – 
       Мы жили в городке возле Оки»... 
       Их разговор был в середине марша – 

       От темы к теме совершал броски 
       В мгновенье то, как Сонька-парикмахерша 
       Шла... Декольте по самые соски! 


 
    8 

    Шли (декольте по самые соски!) 
    Порядочные на Кобзона дамы 
    И намагничивали взгляд не только хамы: 
    Интеллигенты – те же босяки! 

    Молитвенно к листве тянулись рамы 
    Своими створами. В цветочные глазки 
    Нырять не только пчелам – и жучки 
    Пытались быть участниками драмы. 

    Апрель! – теплынь поила окоем 
    Тем таинством извечным, что стремится 
    Побыть все разнополое вдвоем. 

    Любовь не спрашивает, где ей поселиться – 
    Предстать пред очи в облике каком: 
    «С кобылой видела его я – ну и птица!» 

    9 

    «С кобылой видела его я – ну и птица!» - 
    Прокопьевна сдержаться не могла 
    И не хотела – бац! –  произнесла, 
    Дав повод на живца переключиться. 

    И Рая (сына заклевали!): «Я – ушла!» 
    И Клуша вслед: «Брось, балаболка, злиться, – 
    И обращаясь к остальным, – могу божиться, 
    Что парикмахерша кобылой той была!» 

    «В кино он ходит, – Глаша не смолчала, – 
    То с дочкой Таськиной, а Таська ни гу-гу; 
    То с Веркой – шарфики она ему вязала»... 

    В смешок Прокопьевна: «Ой, бабы, не могу! – 
    И в подтвержденье доверительно сказала, – 
    А Нинка лучше? – он и здесь в долгу». 

    10 

    «А Нинка лучше? – он и здесь в долгу, – 
    На том скукожилась и охая привстала, – 
    Куда часы уходят? – я устала, 
    Мои болячки моему б врагу!» – 

    Ушла... К ней Клуша ненависть питала – 
    И тут же: «Жадная!» Иван Лукич: «У-гу! – 
    Подметила ты верно – к пирогу 
    Ни разу нас она не приглашала». 

    Речь обрела диалектический размах: 
    «И смех, и грех – до Соньки докатиться!» 
    «Жаль парня – пропадает на глазах». 

    «Чубатым был – стал лысиной светиться». 
    «Допляшется – умрет в холостяках!». 
    И Глаша молвила: «Пора остепениться!» 

    11 

    И Глаша молвила: «Пора остепениться – 
    Серьезный с виду он, а ближе – ох и гусь! 
    В его характере никак не разберусь – 
    Со мной здоровается, будто сторонится». 

    Иван Лукич: «А борода! – ему б побриться. 
    Была моя бы воля, я, клянусь, 
    Его б на трактор посадил на «Беларусь» 
    И в степь – пахать – по черному трудиться!» 

    И Клушин голос к Лукичу: «Закрой лохань – 
    Тебя послушаешь, так знал всего одну – 
    Припомни Ирочек своих и разных Мань...». 

    И Глаша к ней: «Оставь свою войну – 
    Все только парами живет, куда ни глянь». 
    И вновь Иван Лукич: «К тому и гну!» 

    12 

    За ней Иван Лукич: «К тому и гну, 
    Что корчит парень грамотную рожу; 
    Смотреть противно! – что ж, читал я тоже; 
    Бывало, что без книги не усну, – 

    Плечами нервно дернул, – что-то ежит, 
    Пойду-ка стопочку в гортань переверну... 
    Смотрите! – Клуше с Глашой, – ну и ну! – 
    С кем наш бобыль идет гулять? – похожа 

    На дочку Таськину – плывут они вдвоем!» 
    И Клуша: «Да! – могу перекреститься». 
    И Глаша: «Белая рубашечка на нем!» 

    Взыграло мигом  в Лукиче чутье провидца 
    И выдал он, пристукнув костылем: 
    «На свадьбе должен наш артист остановиться». 

    13 

    На ней и должен он остановится, 
    Чтобы материи не стыть на том нуле, 
    Где нет явлений ни Эйнштейна, ни Пеле, 
    Ни Пушкина, ни пролетевшей птицы, 

    Без нас! – какое имя дать Земле? 
    Без нас! – в какие странствия стремиться? 
    Без нас (мы – люди) обезьяньи лица 
    Начнут свой танец в обезьяньей мгле. 

    Без нас! – ни букв, ни азбуки, ни строчки. 
    Без нас – не нам распознавать луну, 
    А разуму в паучьей оболочке. 

    Без нас нет места хлебу и вину – 
    И все ж подпишемся: не надо ставить точку 
    На том, что он найдет себе жену. 

    14 

    «Когда же он найдет себе жену?» – 
    На этой мысли тряпку подняла... 
    День долгим был – на кухне подмела, 
    Сварила борщ – направилась к окну. 

    Внизу – Прокопьевна, к ней Глаша подошла, 
    К ним Клуша сунулась поковырять в носу. 
    Закат пылал – подобная слону, 
    От липы тень весь двор пересекла. 

    Точь-в-точь, как и вчера, в словесный бой 
    Вступил Иван Лукич, собой являя 
    В натуре трезвость – он не пил порой. 

    «Чесалки подлые!» – шепча и воздыхая, 
    Ключи взяла, зевнула – рот дырой – 
    К скамеечке приковыляла Рая! 
 

.
 
   15 

    К скамеечке приковыляла Рая: 
    «Напрасно мел крошил он у доски, 
    Вконец пересушил студент мозги – 
    Пять лет он жил травы не замечая». 

    И Клуша: «Да! – оглох он на звонки. 
    Видать, бабеночка приснилась неземная». 
    Прокопьевна с душой: «Весна шальная 
    Шла – декольте по самые соски... 

    С кобылой видела его я – ну и птица! 
    А Нинка лучше? – он и здесь в долгу». 
    И Глаша молвила: «Пора остепениться». 

    За ней Иван Лукич: «К тому и гну, 
    Что должен наш артист остановиться 
    На том, что он найдет себе жену». 

 
п