продолжение V

.

31

Павел шел к Заре, стараясь не думать о ночных событиях. Ничего утешительного на ум не приходило... Поэт Затеряйко, юморист Ковалев, детская писательница Коробейникова, сочинитель военных мемуаров Леонид Васильченко – обвинительная речь Леонида: «Произведения, которые уважаемым товарищем выносятся на суд общественности, нечистоплотны и непонятны. Кхы, кхы... В его творчестве не чувствуется твердых – кхы, кхы – убеждений. Как показывает – кхы, кхы – опыт, данный товарищ – кхы, кхы – ведет себя в коллективе неправильно. Говорит он – кхы, кхы – не то, что принято. У меня есть сведения – кхы, кхы»...
Литературные Среды, кабачок непризнанных, разговоры, проблемы, суета... С этими воспоминаниями Павел подошел к дому, в котором жила Зара. Он не любил ее – сошелся только потому, чтобы той, которая поломала жизнь ему и себе, было больнее. В праздничные дни он к Заре не заходил, сказал, что в Киев едет – «друг в автомобильную катастрофу попал».
– Ты?! – обрадовалась, – а друг жив?
– Переломами отделался.
– Заходи, Павлуша.
– Мне, Зара...
У меня времени нет, через двадцать минут поезд уходит. Меня срочно в командировку посылают.
– Надолго?
– На месяц.
– Я провожу тебя, – прикоснулась к дверной ручке, – я соберусь быстро.
– Не надо. Я могу опоздать, – он сделал несколько медлительных шагов по ступенькам вниз, облокотился на перила, – зайду, как только приеду.
– До свидания, Павел! – в ее голосе сквозила обида.
«Она чувствует, что я обманываю», – подумал и устремился к выходу... Улица нырнула в сумрак, и казалось, что по ней двигаются не люди, а символы... «Сейчас или отложить? А что завтра? То же самое... Паспорт! – пальцы нащупали под пиджаком твердую обложку, – деньги!? – не нужны – там кормят бесплатно». Павел зашел в первое попавшееся отделение.
– Товарищ старшина!
Милиционер очнулся и медленно повернул одутловатое лицо к Павлу.
– Чого трэба?
– Я знаю, кто магазин обокрал.
– На який вулыци?
– На Гоголевской.
Старшина облегченно вздохнул.
– Це нэ наш район, цэ жовтнэвый виддил, звэртайтэсь туды, – дежурный отвернулся, поставил локти на стол и погрузился в прежнее оцепенение.
«Вот так начало! Может вообще этим делом никто заниматься не захочет?» Пересекая улицу, Павел споткнулся. «Какая нога? – мысленно взял авторучку и расписался, – левая! – неужели повезет?»
Несмотря на позднее время, в октябрьском отделении оказалось много милиционеров, особенно в дежурной комнате.
– Вам куда?
– Я по поводу ограбления букинистического магазина.
– Что-нибудь знаете?
– Да.
– Говорите!
– Только со следователем.
– Он уже ушел.
– Тогда приду завтра.
– Подождите, – дежурный снял трубку и позвонил, – тут гражданин пришел. – По поводу ограбления. – Есть, товарищ лейтенант! – дежурный положил трубку, – поднимитесь на второй этаж, двадцатая комната.
Портрет Феликса Эдмундовича. Узкий, длинный коридор. Тусклое освещение... Павел открыл дверь.
– Можно?
– Да, пожалуйста, садитесь, – лейтенант что-то писал, – вы по поводу ограбления на улице Гоголевской?
– Да, – Павел вздохнул поглубже, словно перед нырком, – этот магазин ограбил я.
Следователь удивленно уставился на посетителя.
– Что заставило прийти?
– История долгая... Сейчас я хотел бы оформить явку с повинной и сдать книги в присутствии свидетелей.
– А где книги?
– В автоматической камере хранения на железнодорожном вокзале.
– Вот бумага – пиши: я...
Павел написал под диктовку: «Я, Копровин Павел Михайлович, 3 мая 1974 года ограбил книжный магазин».
– Написал?
– Да.
– Распишись!
Павел подумал и дописал: «Явился с повинной». Поставил дату и расписался. Следователь взял лист, прочитал и положил на стол.
– А ты, оказывается, опытный! Сидел?
– Не приходилось.
– Паспорт при тебе?
– Вот! – положил на стол.
– Спустись на первый и там жди, – сказал следователь, перелистывая паспорт.
Вестибюль...
– Нет машин – нет их, товарищ лейтенант! – в рейдах! – крикнул дежурный и повесил трубку. «Обо мне беспокоятся, – подумал Павел – вышел на улицу – никто не препятствовал, – вот что значит явка с повинной! «Парни провожали девушек. На трамвайной остановке кто-то крикнул: «Быстрей, опаздываем!» Подъехал трамвай – объем отсутствовал – красная боковая стенка и люди сквозь окна – декорация. От основания до нижнего этажа дома сливались с темнотой – казалось, что город потерял фундамент – держится на невидимом волоске – вот-вот рухнет. Павел зашел в помещение, поеживаясь, не потому что озяб – это в нем проявлялась аллергия к липовой свободе, да и как могло быть иначе после того признания, которое он оставил наверху. Следователь появился преображенный – в штатской одежде!.. И вдруг Павел обнаружил, что знает этого человека. «Где я видел его?» – вспомнил: Кафе. Кабачок непризнанных. Упивались поэзией и сухим вином. Следователь сидел за соседним столиком. Иногда посматривал в их сторону – особенно долго, когда эмоциональный Тушканчик ударил кулаком по столу и крикнул: «Подлое время!»

32

Следователь сидел рядом с шофером, Павел в будке – с двумя милиционерами. Шофер жаловался:
– Машина ни к черту, карбюратор барахлит, без выходных работаю, детей не вижу, жена из дому выгонит.
– Ты еще поработаешь, Семеныч, – следователь задавал вопросы и сам на них отвечал, – квартиру тебе дали? – дали, в звании повысили? – повысили, премию получаешь? – получаешь.
– Так то оно так, а работа, сами знаете, паскудная и тяжелая, – не обращая внимания на светофоры, бубнил Семеныч; остальные ехали молча. Машина остановилась. Семеныч остался в ней, а Павел, следователь и сопровождающие пошли к вокзалу.
– Не вижу свидетеля, – сказал Павел, – без него открывать камеру не буду!
– Сейчас и свидетеля найдем, – следователь подошел к троллейбусной остановке, выбрал самого солидного мужчину, заговорил вполголоса и, наконец, – до самого дома довезем!
– Ладно! – согласился тот и пошел за следователем.
Автоматические камеры находились в правом крыле вокзала. «А вдруг Костя обманул меня?» – подумал с ужасом и, заскользив взглядом по номерам, подошел к шестьсот двадцать пятому. Стараясь быть решительным, набрал шифр А-213 – щелчок... Потянул ручку на себя...
– Чему радуешься? – возмутился следователь, – отколол себе три года, как минимум – сам не пришел, все равно нашли бы – ничего! – завтра с тобой разберутся!

33

Камера временно задержанных – пусто, холодно, сыро... Напротив двери к стене примыкают широкие ступеньки – заканчиваются у самого потолка. Комната похожа на стенд, демонстрирующий кусок египетской пирамиды. Поверхность ступенек отшлифована одеждой и пропитана потом. Примостившись на одной из них, Павел прилег. Сквозь дремоту к нему тянутся тысячи рук. Вздрагивая, он приоткрывает глаза – видения исчезают, и в глазные щели просачивается тусклый свет синего колпака, под которым находится лампочка – колпак вращается – Павел видит себя в спецмашине.
Следователь, попрощавшись с милиционерами, ушел.
– Свойский мужик, квартира у него на Привокзальной, – сказал Семеныч свидетелю и нажал на стартер. Двигатель надрывно затарахтел. Сопровождающие протиснулись в будку. Семеныч вопросительно повернул голову.
– Товарыша отвезем, потом у отделение! – вам куда? – спросил Семеныч свидетеля.
– Кирова восемнадцать.
Замелькали рекламы... Сопровождающие удивленно посматривали то на книги, то на Павла. Один из них дружелюбно толкнул преступника в бок.
– И чего тебе, еб твою мать, вздумалось книжный грабить?
– На всяку вэщь покупателя найтить можна, – ответил за Павла второй и, помолчав, добавил, – на прошлой нэделе мы одного гаврыка узялы, так тры ящыка коньяка у дэжурку прывэзлы.
Сопровождающие рассмеялись, Семеныч тоже... Машина резко затормозила.
– Бувай! – сказал Семеныч свидетелю и тот, неестественно улыбаясь, ретировался...
Синий колпак продолжает вращаться. Павел то просыпается, то спит... Книги перенесены в дежурную комнату. Она завалена ими. Павел исполняет роль библиотекаря – выдает книги. Особенно привлекают иллюстрированные порнографическими картинками. Милиционеры рассматривают их, толпясь, и напирая друг на друга. Открытые рты напоминают сусличьи норы. Чей-то рот растягивается в похотливой гримасе. То тут, то там взрыв хохота сотрясает помещение. Увиденное дружно обсуждается.
– Я бы вид цици нэгритяночки нэ видмовывся, – произнес мечтательный голос.
– Якый смак! Оцэ поза!
– Еб твою мать, дай такую, как всем!
Павел подобрал брошенную назад книгу – стихи Тувима!.. Потом разгорелась драка. Запахло клопами и коньяком. Пустые бутылки со звоном разбивались о глухие стены. Павла заставили снять ботинки.
– Иди, гад! – хрипло пробасил конвоир.
– Он ий! – сказал пренебрежительно тот, который был недоволен выданной книгой.
В конце коридора Копровина вталкивают в помещение, вымощенное квадратными плитами. В углу, на коньячной таре сидит следователь – рядом горячатся разномастные кони.
– Возьми! – предлагает белого, – сразимся в шахматы – выиграешь, отпустим!
Павел протянул руку, но тут же отдернул – белый превратился в черного. «Иного выхода у меня нет», – подумал и схватил уздечку. Копыта стучат по асфальту. Дома притихли. Свернуть в какой-нибудь встречный переулок невозможно – кони несутся вслепую – необузданны! – необъезженны!!
– Слезай! – кричит следователь, и Павел падает на мостовую, не смея ослушаться.

.

.

похоже на шаги – это он и следователь бегут по какой-то лестнице.
Система отопления. Трубы изолированы. Изоляция старая. Куски стекловаты. Прохудившийся диван. Скопления консервных банок. Ржавая проволока. Рукав от фуфайки. От раскоса к раскосу паутина. Кирпичи. Пыль. Летучие мыши. Мяуканье... «Да это же тот самый чердак!» – подумал и, схватив следователя за руку, потащил к чердачному проему – услужливо примостил деревянную тару.
– Залезайте!
Из чердачного проема хорошо виден книжный магазин. Вера и Костя прозрачны. Их замечает только Павел. Не отрывая взгляда от картины ограбления, следователь достает записную книжку...
– Кому эти книги спихнуть хотел?
– Зачем мне их продавать, товарищ лейтенант? Я на зарплату не жалуюсь.
– Да я еще в тот момент, когда решил магазин ограбить, задумал книги в милицию отнести!
– Значит, грабишь для того, чтобы они к нам попали – где же логика?
– Есть, и самая простая – я восемь лет в психоневрологическом диспансере на учете состою.
Шаткая опора под ногами следователя качнулась – голос его приобрел ехидный и в то же время ласковый оттенок.
– Когда и почему тебя на учет взяли?
– В шестьдесят седьмом году, а почему – история долгая и запутанная.
– Расскажи по порядку, но так, чтобы не врать, а не то по ребрам получишь.
– Работал я на заводе Ватутина инженером. Не поладил с директором – когда он защищал диссертацию, выступил против – сказал, что липовая. Меня, конечно же, не послушали, но директор обозлился – решил избавиться. Позвонил в заводскую больницу и сказал, что я повеситься хочу. Пошел я в столовую, а там меня машина санитарная ждет. «Садитесь, товарищ Копровин», – говорят санитары – окружили и к машине подталкивают. Думаю: «С чего бы это? Может, несчастье какое? Может, мать заболела?» Повезли меня в больницу Сеченова. Приемный говорит: «Вы же нормального человека привезли!» А санитары: «Приказ у нас», – и бумагу какую-то показывают. Шесть дней меня в наблюдаловке держали. – Знаете, что это такое – на-блю-да-лов-ка? – спросил и продолжал, – страшное это дело, товарищ лейтенант! – там и нормальному с ума сойти – раз плюнуть. – Курю я. Подходит ко мне один и хватает за шею – спрашивает: «Бывал на Марсе?» Онемел, я и думаю: «Скажу, что был! – а если он не сторонник межпланетных путешествий – что тогда?» Сила у такого больного знаете какая? – в момент шейные позвонки передавит. «Скажу, что не был! – а если он считает, что на Марсе каждому человеку побывать надо?» Что сказать, думаю – съежился, а смерть стоит и спрашивает – хорошо, что не растерялся: «А ты был?» «Был», – говорит, «И я, – говорю, – был». Отпустил он меня, но я пальцы его и сейчас на своей шее чувствую... Павел не рассказал следователю, что на заводе имени Ватутина еженедельно выпускалась многотиражка и, что в этой газете не часто, но все же появлялись его стихи. За месяц до того, как Павел попал в больницу, в газете появилось стихотворение «Древляне». Он это не случайно вспомнил. К истории болезни была приложена вырезка – две строки подчеркнуты:

И потому собак рычанье,
Что силуэты вдалеке...

Павел понял, что двустишие, построенное по классическим законам поэзии иев, таило в себе много неприятностей, но почему?
– Вижу, вижу, что ты в своем деле мастак – врешь и не заикаешься. Говори, что дальше было!
– У вас отсутствует понятие..., – произнес Павел, но договорить фразу не успел: что-то помешало ему, а следователь, быстро-быстро меняя контуры, нырнул в рябь.
Кто-то тормошил Павла за плечо – дежурный!
– Забухал вчера, что проснуться не можешь? Идем. Следователь тебя вызывает.

34

Капитан Бывалин пришел на работу с головной болью... Вчера ограбили букинистический магазин. Система сигнализации отсутствовала и только в восемь часов утра заведующая вызвала милицию. Он выезжал на объект вместе с экспертом по ограблениям – внимательно изучив место происшествия, тот сказал: «Обнаружить преступника вряд ли удастся – не оставил следов... Ограбление носит продуманный характер». Капитан просмотрел чековые бланки за текущий год, выписал фамилии и адреса книгосдатчиков – сверил с городской картотекой преступников – у нескольких совпадали фамилии, имена и даже отчества, но не совпадали адреса... Сегодня он должен доложить прокурору об этом ограблении, но докладывать нечего – проклиная судьбу, открыл сейф и увидел новую папку: ДЕЛО КОПРОВИНА. В папке лежали признание Павла, опись сданных книг за подписью свидетеля и паспорт...
Записка: Допросить Копровина не успел. Все, что выяснил, лежит в папке. С утра еду в Синельниковск по делу Спиживого – Копейкин.
Настроение повысилось – теперь есть о чем доложить прокурору. Перелистав паспорт, зафиксировал: «Ранее не судим, не женат, прописан постоянно, место жительства не менял, ий! «Национальность в судопроизводстве не имеет значения – загвоздка: явка с повинной. «Что заставило его совершить такой шаг? – не так... Тут что-то не так!» Капитан позвонил в дежурную и приказал привести гражданина Копровина.
– Разрешите войти?
– Входите...
Павел думал, что его вызывает вчерашний следователь, но за столом сидел человечек маленького роста. Улыбка придавала ему сходство с колобком.
– Садитесь, – пригласил он, – будем знакомы. Иван Федорович Бывалин, старший следователь. Ваша фамилия?
– Копровин.
– Так, Павел Михайлович, – забарабанил пальцами по столу, – так, Павел Михайлович, – повторил он и положил на стол лист чистой бумаги. – Магазин ограбил... Сам в милицию явился – получается непонятно. – Признаешься в преступлении?
– Я еще вчера признался.
– Кому книги спихнуть хотел?

Павел оглянулся – ему показалось, что за спиной стучат копытами кони.

35

– И долго держали?
– Полгода.
– А потом?
– Потом больничный выдали, домой отпустили. Выхожу на работу – вызывает меня невропатолог заводской больницы: «Вам, товарищ Копровин, надо коллектив менять!» «Как это менять?» – спрашиваю. А он: «Характер у вас конфликтный. Подыщите себе место поспокойнее». Понял я, что на заводе мне не работать – уволился.
– Все, что ты рассказываешь, никакого отношения к ограблению магазина не имеет.
– А вы не спешите, товарищ капитан. – Я предупреждал – история запутанная, – сказал Павел. «Ври дальше», – подумал следователь, продолжая записывать показания. – Три месяца лындал я от одного учреждения к другому. Приняли меня в проектный институт. Повезло, думаю – черт с ним, что стаж потерял, зато от пакостного директора избавился. Да не тут то было – нахожу как-то в своем почтовом ящике открытку: «Просим явиться в психоневрологический диспансер». Явился. Беседует со, мной врач: «Как чувствуете себя? Как здоровье? Не болит ли у вас голова?» «Считаете, что я болен?» «Что вы, что вы!» «Почему спрашиваете?» – возмущаюсь. А она: «Проверяем, больны вы или нет». «И сколько вы меня проверять будете?» «Три годика – не больше!» – отвечает и улыбается. За три года, товарищ капитан, натерпелся я во как, – произнес с горечью и показал – провел ребром ладони по горлу. – Приходят медсестры и кричат на весь двор: «Больной Копровин, вас в ПНД вызывают». На весь двор, товарищ капитан! – и это каждый месяц такое. Время идет, я и говорю врачу лечащему: «Валентина Степановна, три годика-то уже прошло». А она: «Вышло новое постановление, теперь восемь лет на учете держат. У вас, – говорит, – уши покраснели, товарищ Копровин».
– При чем тут уши! – взорвался следователь.
– А это, товарищ капитан, шизофреникам такое говорят – на состояние аффекта их проверяют. – Вот и подошли мы с вами к самому главному. В апреле восемь лет стукнуло с тех пор, как меня на учет взяли. Вызывают меня в ПНД. Пришел я и говорю: «Если болен – лечите, а нет – снимите с учета». «У меня приказ министерства здравоохранения, таких как вы, на учете держать», – говорит Валентина Степановна, тычет мне в глаза книжицу какую-то и все записывает что-то, записывает...
– Куда записывает? – процедил следователь и стукнул кулаком по столу.
– В карточку пишет, а я: «Запишите Валентина Степановна, что у меня терпение лопнуло и что требую направления на медкомиссию. Учтите, неделю ждать вашего решения буду. Если до праздника не уведомите меня, совершу преступление, тогда без вас назначат». Уведомления я не дождался, а результат, товарищ капитан, вы сами знаете.

36

«Ox и хитер, подлец, – подумал Бывалин, – но явка с повинной? А вдруг у него спецзадание – в тюрьму попасть? Неужели здесь замешана иностранная разведка? Если показание окажется ложным, созвонюсь с комитетом».
– Почему ты ограбил именно книжный?
– Потому что ему не повезло – запирался на висячий замок, и сигнализация отсутствовала.
– Фамилия директора?
– Какого?
– Того, который тебя в сумасшедший дом отправил.
– Уханов.
– Родители есть?
– Да.
– Где живут?
– В нашем городе.
– Работают?
– Пенсионеры.
– Кроме лечащего врача, обращался куда-нибудь о снятии с учета?
– И не раз.
– К кому?
– К главврачу ПНД.
– А еще?
– В горздравотдел.
– А в более высокие инстанции?
– Товарищ капитан, там сидят такие же.
– Кого ты имеешь в виду?
– Вас, товарищ капитан.
– Не груби, – Бывалин угрожающе приподнялся.
– Я в том смысле, что и вы меня здоровым не считаете.
– Можешь не надеяться – знай, что и судебно-медицинская экспертиза признает тебя здоровым, – тело Бывалина расслабилось, приняло царскую позу, – судить будут, как миленького!
– Я этого и добиваюсь. Ну, год мне дадут, ну – два! – отсижу, зато избавлюсь от назойливости Валентины Степановны.
– Работаешь?
– Я уже говорил.
– Где работаешь?
– Черметниипроект.
– Там знают, что ты на учете?
– Я об этом никому не докладываю.
– Думаешь, год или два дадут?! – улыбнулся и на щеках у него заиграли ямочки, – за кражу с взломом и до пяти могут подбросить.
– Забыли, товарищ капитан – у меня есть смягчающие вину обстоятельства.
– Последний вопрос – следователь забарабанил пальцами по столу, – почему ты выбрал такой вид преступления, а не другой – скажем, медсестру убить, или врача; или ПНД сжечь вместе с больными, которые там находятся?
– Не надо утрировать, товарищ капитан!.. Если я даже и болен, то не настолько, чтобы то, что вы сейчас предположили, могло прийти мне в голову.
«Из этого типа больше ничего не выудишь», – подумал следователь, перелистывая исписанное.
Комната казалась беспробудно тоскливой. «В такой нужное показание выдавить легче!» – подумал Павел. Обратил внимание на стены – сырые и давно небеленые. И на то, что с потолка свисали паутинные нити. Весенний сквозняк то исчезал, то снова пробивался в оконные щели, и нити танцевали...
– Распишись!
Павел пробежал глазами – расписался...
– Можешь идти.
– Куда?!
– Внизу тебя ждет дежурный.

37

«Чем это кончится?» – думал Павел, меряя камеру из угла в угол. Шаги становились все медленнее. Успокоился. Присел на нижнюю ступеньку около стены – на уровне головы увидел царапины...

.

.

К вечеру его снова вызвали в двадцатую комнату.
– Заходите, заходите, Павел Михайлович. Я проверил ваши показания – они правдивы. Ваш бывший директор не отказывается, что отправил вас в сумасшедший дом. Он сказал, что диссертация здесь ни при чем – все произошло из-за того, что вы вспыльчивы и непокладисты. За час до защиты он вызвал вас в свой кабинет посоветоваться по техническому вопросу – произошла ссора. Вы упрекали его в том, что он к вам несправедливо относится и что если он не изменит своего отношения, вы повеситесь. Напуганный вашим заявлением, он позвонил в больницу, чтобы предотвратить несчастье.
– Это же бред! – воскликнул Павел. – Никуда он меня не вызывал. Подлец и негодяй – вот он кто!
Капитан Бывалин хотел приструнить подследственного, но тут же подумал, что разговаривать с душевнобольным на повышенных тонах не имеет смысла.
– Я ваши возражения не принимаю, – сказал он, сдерживая свой праведный гнев, – никто не может подтвердить, говорили вы ему, что повеситесь или нет... Важно другое, – его голос стал вкрадчивым, – важны факты, которые указывают на правдивость ваших показаний. Вызвал я по телефону вашего лечащего врача, предварительно объяснив причину вызова. Она принесла записи восьмилетних наблюдений за состоянием вашего здоровья – подозревают шизофрению...
– Валентина Степановна говорила, что я предупреждал ее?
– О том, что вы совершите преступление?
– Да, товарищ капитан.
– Подтвердила и огорчилась, что не отреагировала соответствующим образом. И последнее – я затребовал характеристику на вас с последнего места работы. Коллектив вас уважает. Вы характеризуетесь как человек вежливый, уступчивый и общительный – так что, как видите, все складывается в вашу пользу.
– Что же теперь?
– Можете идти домой.
Павел недоверчиво посмотрел на следователя.
– Я был у прокурора и доложил все, что знаю о вашем деле. Он разрешил освободить вас от предварительного заключения. Паспорт ваш у меня, книги вы возвратили, в преступлении признались. Убежите – найдем!
– А как же экспертиза?
Завтра в девять утра приходите в милицию. Если места будут – отвезем.
– Какие места?
– Свободные, – сказал следователь и улыбнулся, проявив ямочки.
– Не понимаю!
– А что понимать?
– Таких, как вы, знаете сколько, а судебно-медицинская экспертиза на всю область одна.

<........................................>

___________________________________________________________________________________________

п