.
.
ПЕРВОЕ И ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ НА ЛУНУ 

Ростан, Незнайка, Армстронг и граф а эн Толстой, 
И на чугунном шаре, и инженер простой, 
но гумманист отменный, и ты, поганый черт, 
и ты, румяный хлопец, как прусаки на торт, 
все на нее стремились, делили на куски. 
И мы, милитаристы, от злобы и тоски, 
захватчики и звери, душители детей, 
в шнурованных сапожках, с пиф-паф на животе, 
и мы туда ломились за лживую черту - 
на время - от прицела до сухости во рту. 

                           Михкель Кунингас 

     I 

Пейзаж, хоть и Голаны, - мелок, сер. 
Выходят трое: Цвика - офицер, 
Табабу Талэ - бывший эфиоп 
(на баклажан его похожий лоб 
лоснится, как закатный небосклон, 
и третий, то есть я, там отражен). 
И бункера, где сутки провели, 
они выходят - так из-под земли - 
все мускулы колечками напряг - 
в дождливый день является червяк. 

Мы заступаем на вечерний пост. 
Обряд приготовлений, впрочем, прост: 
количество проверить сигарет 
и у кого в кармане семечек пакет; 
на рыло каждое еще сто пятьдесят 
патронов полагается. Висят 
на шеях амулеты партизан. 
Такие вот урочища. Тарзан 
скрестится с Рембо - да и то слабо! 
Рембо им не хватает и Ли Бо. 

Уже темнеет, но еще видны 
сосок Тель-Фареса с антеной и страны 
враждебной минаретов редкий лес, 
уже не достигающий небес. 
И вот оттуда, из гаремных ласк, 
кунжутных запахов, из города Дамаск 
чуть позже нас является она - 
медаль за доблесть «Полная Луна». 

     II 

Цвика молчит, он суров, как и местность, про бабу 
Даже ни слова, зубами скрипит, а Табабу 
чешет мочалкой ничейной лопатку приклада. 
То ли предсмертные хрипы, то ли кошачья рулада, 
то ли крысиная свадьба - рация, сволочь, в работе. 
Сунуть в нее бы гранату... Впрочем, о крови и поте, 
как и о прочем и прочем думать уже надоело. 
Мертвую точку покоя ищет военное тело. 
Или иных развлечений. Скажем, травить анекдоты, 
где вместо чукчи - Табабу, или до тошной дремоты 
сравниввать яркость свеченья этих и тех поселений... 
Или по теням пытаться лис, кабанов и оленей 
определять на несчастной, тонкой колючей границе... 
Или в бинокль позырить, что на Луне там творится? 
Так с любопытством кретина, сжатого в душном просторе, 
ты увлечен созерцаньем гнутого «о» инфузорий... 
Зрелищ и семечек, Цвика! Будет ломать супермена! 
Ты посмотри в окуляры: кратеры, реки и пена - 
плод Средилунного моря, а из нее на лимонный 
берег выходит такая... Ты, патриот из Холона, 
все бы забыл и забросил мифа рождения ради 
нового... Слушай, Табабу, хватит, наверное, гладить 
столь откровенно, ритмично, задницу глупой винтовке, 
лучше отдайся Селене - стройный, отважный и ловкий. 
Хочешь, дитя воздержанья, к ней, кругложопой, слетаем? 
Вот и каникулы в жилу между Дамаском и Раем. 

     III. Табабу Талэ 

Собака белая, ну что ты тут несешь? 
Дерьму подобная и образная ложь 
из-под усов твоих на бороду течет. 
Но не тебе обидеть мой народ, 
самой Бат-Шевы, может быть внучат, 
не то что вашего пророка Ильича... 

Ты усмотреть не можешь в темноте 
неясных ужасов приметы. Это те 
теней извивы, что по нам сейчас ползут 
и превращаются за бункером, внизу, 
там, где качается чужой антены жердь, 
в короткую заточенную смерть. 

А ты сказал такое - ну и ну! - 
мол, полетим сегодня на Луну. 
Ты

врешь, собака, как же полетим: 
она не ближе, чем Ерусалим. 
Собака белая, скажи, что брешешь, да? 
Она ведь площе, чем сковорода. 
К тому для троих она мала, 
А для Табабу чересчур бела... 

Собака бе... 

     IV. Цвика 

Ты посмотри, что там творится, ять твою меб! 
Верный доносчик, серый бинокль знает работу, но чтоб! 
Так извратится, цейсова сволочь - ну и даешь! 
Будто на шее солдата-сирийца высмотрел вошь. 
Вот от Земли отвалившийся райский запущенный сад: 
Тут и Пишон, и Гихон, и Хидекель, и Прат. 
По берегам их и власть, и богатство, и кайф, и мораль, 
Оникс и золото лучшего качества, медь и хрусталь. 
Все без присмотра, все в запустеньи, ангел с мечом 
Огненный умер или беднягу поймали на чем... 
Может быть, спал на дежурстве, крыло как подушка, и вот, 
Может быть, кто-нибудь снова наслушался змея и плод 
Дерева странного слопал цинично и прячет в кулак, 
Будто в одежды из шелковой ткани, наглый елдак. 
И по причине повторного бреда уволен был страж. 
Рай отлетевший, тонкий твой вижу контур пропаж. 
Шепчет изгнанник вслед за прадедушкой: «Ять твою меб!» 
И на погоны ляжет мне новый тряпочный гроб. 
Крылья сырее, серее брезента... Нам хорошо, 
Там, где Гихон, и Хидекель, и Прат, и Пишон. 

В соответствии с инструкциями Армии Обороны 
стороны горизонта цветами помечены оными: 
запад - синий (озеро, море, девки - уссаться!); 
а север - белый (для утверждения незыблимых ассоциаций); 
юг - зеленый (покоренная пустыня, тоска, Кадаффи); 
красный - восток (по законам политгеографии). 

и 
ты разучилась смягчать этот звон в черепной коробке, 
ты вообще разучилась туда проникать за фигурные скобки, 
проползать по pars petrosa в поисках малинового звука, 
оставляя влажную длинную память, цефа моя, гадюка. 

то есть 
в соответствии с вышеупомянутой иструкцией 
на все стороны света и на все случаи жизни придутся: 
синему - пулемет бельгийский и средства связи, 
белому - пулемет бельгийский, ржавый до безобразия, 
зеленому - миномет в бюстгальтере, ящик снарядов, 
красному - оружие легкое, тряпочка для приклада... 

а также 
я разучился бесится от последствий этого звона, 
мигрень - подруга детства моя - в отчаяньи, как Иона 
бил ногой по скользким выступам в тунцовом желудке, 
так и она, подружка моя, бунтовать пытается - но уж дудки! 

потому как 
в соответствии с графиком ночной охраны объектов 
по всем этим точкам, цветам, сторонам разбросаны некто: 
синий - черный, что и в темноте различимо, 
белый - белый, смотрит прямо, а все-таки мимо, 
зеленый и красный, в сочетании вызывающие раздражение, - 
тип сомнительный, бородатый, лежит уже без движения... 

ибо 
может, Луна все время не в той, не в нужной нам фазе? 
А иначе как объяснить... Мы разучились, забыли гимназий 
парты, столы зеленые... Или это все-таки новый 
финт ушами любви нашей, угрюмой, злой, бестолковой?

и вообще 
без всяких инструкций, отчетов и смет отмечено: 
на пути к Эль-Кудсу в лунном кратере были встречены 
три фигуры в военном покрое, идиотского вида - 
не обращали внимания ни на туристов, ни на смуглого гида, 
лежали себе так, будто мир - сиречь спокойствие и совершенство. 
И у каждого мертвеца - на физиономии - блаженство. 
 

________________________________________________________________________________
п