.
.
ОБХОД V. 4.30 

Финский нож, кофейник, браунинг «Чезетта», 
Газета с программой, матрац надувной, и эта 
Фотографическая группа с лицом уже незнакомым, 
Часы без кукушки, крошки, орешки, ключи не от дома, 
И всё прочее, а также и куст розмарина, 
Инжир в деревьях, полная дряни корзина, 
Пищеблок с мышами, футбольное поле, 
Пустырь, дорожки, имени ибн Гвироля 
Библиотека, ворота зеленые, будка сторожевая - 
Всё украдено. Всё. Даже душа живая, 
Всегда хладнокровная, она, жаба, даже 
Всколыхнулась от сих объёмов пропажи. 
Дрожь пробралась в её золотое сечение. 
Сторож тоже дрожит. И это конец приключений, 
Под вопросом существование которых, 
Ибо всё, повторяю, всё скомуниздили воры. 
Но откажемся от повторного перечисления 
Накануне всеобщего Дня искупления, 
Когда прощение приблизит тебя, Боже, 
К упомянутой выше душевной дрожи 
Тела голого. В городе Твоем стояло 
Оно, стоит и будет - патетически, вяло, 
Подставкой

для ангелов, наподобие адмирала, 
Чей череп с единственным глазом уже засрало 
Крылатое тоже, но тоже пижонское племя. 
Благодать, не иначе, просверлит чугунное темя, 
Повредит всю систему аккамуляции и трансформации 
(Но не надо вдаваться в херню эту даже вкратце), 
Пяту уязвит и всосется в надгробные плиты. 
Так и будем в конце уходящего год квиты 
С территорией, площадью в 183 дунама, 
Со светлой памятью, хранящей «Агдама» 
Образ сладкий, как имена вьетнамца, 
С крестителем, шлюхой и этим засранцем, 
Всколыхнувшим под утро источники винограда 
И с телом, пока еще теплым, без пятен яда.