.
Глава одиннадцатая

Только-только рассвело, 
А уже не спит село. 
Стук в окно: 
                     - Адя, Матрена, 
Распрамать твоя едрена, 
Будя дрыхнуть, помело! 

А Матрена не в долгу: 
- Так вот сразу и бегу! 
Хорошо тебе стучится - 
Поуспел опохмелиться, 
А вот я дак не могу. 

Баб будить тебе не жалко. 
Подь, стучись к своей давалке, 
Бригадир ты наш Кузьмич, 
Кобелина, старый хрыч! 

Мой-то был всегда тверез, 
Выцвели глаза от слез. 
Умоталась, право слово, 
И недоена корова, 
Провались он, твой колхоз... 

Стук в соседское окошко. 
Успокоилась немножко, 
И сидим уж всей семьей, 
Семь домашних, я - восьмой. 

Стол, видать, не знал про скатерть. 
А со мною рядом Катя - 
Дивота в семнадцать лет. 
Раздирают платье сиськи, 
А лицо! 
Лицо артистки - 
Юной Сёминой портрет. 

Было как-то: я, скиталец, 
Их случайный постоялец, 
Что-то ей в углу «блям-блям». 
Не ученый той науке, 
Распустил в потемках руки - 
Вмиг отведал по соплям. 

Что ж, в любви не без ликбеза, 
Сел на сук - с него не слезу, 
Юность - горе не беда... 
Вот и подана еда. 

Выручалочка-картошка, 
Соль в берестяном лукошке, 
Требушиный холодец 
И соленый огурец. 

Для детишек-оглоедов 
(Каюсь, грешный, что отведал) 
Кружки выстроены в ряд - 
В них Матрена льет обрат. 

За свой век - где только не был, 
Но нигде вкуснее хлеба 
Не едал - хоть ты убей. 
Лебеды в нем привкус горький, 
В нем картошка, а для корки - 
С гулькин носик отрубей. 

И позавтракав «от пуза», 
Мордвинята-карапузы, 
Что родились до войны, 
По нужде и в дождь, и в стужу, 
В заметь снежную и в лужи 
Босиком - и хоть бы хны... 

Нынче я в объезд не еду, 
Прикорнуть бы до обеда, 
Не

усталость это - лень. 
Но хозяюшка Матрена, 
До хлопот неугомонна, 
Объявляет: - Банный день! 

Печка русская в полдома, 
На поду ковром солома. - 
Да не жмурься ты, чудак. 
Веники на лавке, рядом. 
В баньку «входят» только задом 
И выходят тоже так. 

Успокой мне, Боже, душу. 
Вижу я: моя Катюша - 
Развеселые дела - 
В чем мамаша родила. 

Дождалась своей минуты. 
В печку шустро, и как будто 
То не явь, а дивный сон. 
И забылось все на свете, 
Что Матрена здесь и дети 
И что сам я без кальсон... 

А когда из тьмы березовой 
Зад девичий бледно-розовый 
Вдруг нацелился в меня, 
Воспылал я весь и ахнул: 
Ну, теперь-то шандарахну, 
Не прожить мне больше дня. 

Подстерег ее, одетую, 
Добрым паром разогретую, 
На окраине села... 
Не судьба. Девица гордая, 
Схлопотал опять по морде я - 
Походя так, не со зла... 

А под вечер чай вприглядку. 
Старший развернул трехрядку 
И, обученный отцом, 
Нам завел о поле чистом . 
И про пули, что со свистом, 
Из кино про двух бойцов. 

И притихли разом дети. 
А Матрена: 
В сорок третьем 
Был жестокий, смертный бой. 
Вася мой - отец ребятам, 
С первых дней ушел солдатом 
И в сраженьи подо Мгой 
Замело его пургой... 
.

<...............................>
_____________
.
п
______________________________________________