.
УШЛИ ДНИ, УШЛИ НОЧИ...
(новелла)

     А в полночь, устав от ожидания и от зуда в спине, пожилая женщина повернулась набок и сквозь пелену ночной комнаты вгляделась в лежащее возле нее узкое немощное тело. Время от времени тело давало о себе знать тем, что сухо кашляло, и тогда пожилая женщина поспешно клала ладонь между ног старика и тихим, но надрывным голосом шептала: «Хочу жить!»
     Старик, вздрагивая, морщил лицо и усталыми глазами наблюдал за сизым пучком повисших над ним женских волос.
     -Хочу жить! – просила женщина.
     -А я – спать! – просил старик.
     Тяжело откинувшись на подушку, женщина складывала на притихшей груди руки и, стараясь 
ни о чем не думать и ничего не хотеть, лежала недвижная до утра.
     Утром приходил рассвет, и к руке пожилой женщины возвращалось тепло; рука тянулась к междуножью старика, который, немного посвежев к утру, пытался пригодиться женщине, но с этим у него не получалось.
     -Сожалею, что так вот... – сказал старик, стоя перед распахнутой перед ним дверью. -Может, подождать еще?..
     Женщина покачала головой и, задумчиво поглядывая на дверную ручку, ждала, когда старик откашляется.
     -Не можешь ты, – подвела она итог за трое суток, – и никогда не сможешь... Уходи!
     Женщина привела к себе другого старика – тот в маленькой мастерской чинил старые часы, 
и ей нравилось, что у него густой зычный голос и что он кашляет крайне редко.
     -Хочу жить! – сказала она, кладя нетерпеливые пальцы между полных ног часового мастера.
     -Живи! – отозвался старик, но ничего для жизни не предпринял; даже тогда, когда пожилая женщина подала ему в кровать вино, которое он охотно выпил, он только громко икал и пел похабные песни. За окном светила полная луна.
     Закрыв глаза, женщина слушала пенье старика, и оттого, что слова песен были непристойными, ей еще нестерпимее хотелось жить, и ее рука еще настойчивее тянулась к
тому месту, выжидая, когда то место оживет.
     -Ты чего? – сжался старик.
     -Хочу жить! – пояснила пожилая женщина.
     -Поздно! – пояснил старик.
     Женщина, тяжело вздыхая, убрала руку и отвернулась. Вдруг ей показалось, что она умирает. 
В горле и животе появилась мерзкая боль. Впервые за долгую свою жизнь она тихо, неумеючи заплакала.
     Она плакала и в то же время вслушивалась в пространство за своей спиной, надеясь, что старик все таки сможет, и тогда ей не придется умереть от мучительного, трепетного желания жить.
     -Жить! – рвался из нее стон, но старик уже спал.
     Возмущенная настолько, насколько способны возмущаться женщины, она разбудила старика 
и, включив свет, потребовала, чтобы он убирался.
     Старик, ошалело моргая, с тоской поглядывал на ночное окно, на полную невозмутимую 
луну, и вдруг, низко сбросив на грудь седую голову, громко, не сдерживая себя, сладостно заплакал.
     Теперь они плакали вместе: она – оттого, что хотела жить; он – оттого, что жизнь ему опостылела.
     -Дай еще винца! – попросил старик.
    

Она дала.
     -Не торопись! – советовала она, лаская его полные ноги. -Пей аккуратненько!
     Старик не торопился, быть может, надеясь, что выгнан не будет, и, придерживая одной 
рукой стакан, другой рукой неловко водил по рыхлому плечу женщины.
     -Еще! – просила женщина, приподнимая плечо. -Не спеши!
     -Ладно! – старик отпивал из стакана еще медленнее и еще аккуратнее.
     Радостно сверкнув, глаза пожилой женщины поспешили отыскать то место, но, отыскав, 
сразу погасли.
     -Нет, – сказала пожилая женщина, – убирайся!
     Старик молча оглядел пустые, отвислые груди женщины, ее тонкие бескровные губы и, не спеша натянув на себя давно неглаженные брюки, молча вылил на простыню недопитое вино.
     Ушел старик.
     Ушла ночь.
     Потом уходили дни.
     Потом уходили ночи.
     Мужчина, у которого был крутой твердый живот и еще не очень седые усы, торговал на базарной площади утками и курами.
     -Пойдешь со мной? – спросила пожилая женщина.
     Мужчина внимательно оглядел ее шею.
     -Зачем? – сказал он.
     -Хочу жить! – объяснила женщина.
     День был солнечный, веселый. Мужчина перевел взгляд на общипанные шеи куриц и улыбнулся.
     -Ты еще не стар, – проговорила женщина, – ты сможешь!
     Мужчина достал из кармана брюк мятую салфетку и молча протер ею потные щеки. 
Женщина ждала.
     Посмотрев на небо и надув щеки, мужчина, непонятно к кому обращаясь, в изумлении проговорил: «Какая редкая блядь!»
     Попросив прощения, пожилая женщина отошла в сторону и, проходя через базарную 
площадь, вдруг решила пойти в кино.
     Фильм был про детей, и пожилой женщине он показался непонятным. Потом она долго бродила по городу. Возле аптеки она купила ванильное мороженое. Когда солнце зашло за 
крыши домов, она купила шоколадное мороженое. Снова бродила по улицам, пока не 
наступила ночь. Возле большого фонтана стояла девушка. К ней, немного прихрамывая, 
подошел парень. Девушка улыбнулась и, шагнув в сторону, поцеловала его глаза.
     В эту ночь пожилая женщина не плакала. Она сидела у раскрытого окна, слушая ночь и 
думая о том, как странно, что не плачет, а потом, выпив два стакана вина, вдруг ощутила непривычную легкость и догадалась, что жить больше не хочет. И умерла.