.
Многоуважаемая Светлана
Дмитриевна!
Недели две назад получил Ваше
письмо с печальной вестью. Мир душе незабвенной
Людмилы Ивановны и вечная память. Я буду поминать
ее в нашем Троицком соборе.
Не устану восхищаться ее подвижническим трудом во
имя поэзии Кедрина,
изумительной верностью памяти мужа-поэта. Нам надо
учиться у нее жить, любить,
трудиться, действовать…
Нет, В. Херсонский ничего
не сообщил мне, может быть, просто не дозвонился, т. к.
я очень плохо слышу, а жена все лето была с внуками
на даче… Впрочем, сердцем я
чувствовал горестный исход и, когда получил Ваше
письмо, еще не распечатав его, знал
что в нем.
Спасибо, Светлана
Дмитриевна, за новые сообщения относительно биографии
Дмитрия Борисовича. Я пока не думаю их использовать
во вступительной статье к
«Избранному» Д. Кедрина (на украинском языке),
которое скоро вновь повезу в киевское издательство «Дніпро». А дальше – видно
будет. Во всяком случае – обязательно
посоветуюсь с Вами, испрошу Вашего разрешения. Очень
хочется мне, чтобы Кедрин
зазвучал по-украински.
Леонид Вышеславский высоко
оценил мои переводы. Жаль, что в Днепропетровском украинском драм. театре
пока не удалось продвинуть «Рембрандта». У них такой
порядок, что даже мой перевод драмы режиссер
Москаленко потерял. Словом,
перестройка! Но будем добиваться своего. Если где
что получится – Вас обязательно проинформирую.
Благодарю судьбу, что
успел повидаться с Людмилой Ивановной в конце 84-го.
Ничего, казалось, не предвещало близкого конца: она
была бодрая, деятельная, интересно
и оживленно рассказывала, держалась молодцом… Я
подумал тогда, что она будет
жить долго, во всяком случае – лет до 90. Что ж,
человеку свойственно предполагать…
Примите, Светлана
Дмитриевна, наши соболезнования и утешьтесь тем, что Вашей
матери, как и Вашему отцу, суждена долгая жизнь в
памяти благодарных читателей,
ценителей доброго, истинного, прекрасного.
28.09.87
Ваш Гаврило Прокопенко.
.
<...................>