.
*
   *   *

бруски покраснели. стружка душистая, влага опилок,
эхо кукушки в ранах смолистых сосновых, –
так хорошо засыпáть под крики чужие, мой милый,
под стоны ветра, водопада и слова!

райские яблочки – полный подол на поляне, 
вафельное полотенце от крови топорщится,
наших пытают – а мы с тобой даже не взглянем.
чтó я им, надсмотрщица?

так проходи, не задерживайся, можно тоже без очереди,
много таких развелось – что от боли скукожены.
ах, подморожены кисти рябины, и дочери
я объяснить не успею уже это всё же, но –

не прислоняться, забыть, чисто выскоблить память,
в зеркало встать – и надеяться быть человеком
после того, что мосты там сжигают за нами,
перед набегом!

ан невозможно, повидлом давясь, всухомятку
юность глотая, отстаивать омут у дома:
дети «чужие», какие у вас непонятки!
крайняя хата – впивается в сердце больному.

 

<.....................>

_________________________________________________________________________________

 

п