.
ГЛАВА V I I I. 
В Красноярске в Ноябре 1905 г. 

     Красноярск я застал только что пережившим очень бурные здесь дни 
Октябрьской забастовки. Здесь они имели совершенно другой характер нежели 
в Иркутске, так как по составу своего населения Красноярск сильно отличается 
от Иркутска. 
     Вообще будущему теоретику революции и народных движений наша 
Октябрьская забастовка может дать очень богатый материал для изучены: 
железнодорожная и почтово-телеграфная забастовки разорвали всю необъятную 
Россию на целый ряд отдельных, совершенно предоставленных самим себе, 
центров, - и каждый из них на свой особый лад решал поставленную ему задачу. Забастовка пришла так неожиданно, к ней так не были подготовлены, что, 
понятно, не могло быть и речи о заранее выработанном плане; а опыта тоже 
никакого не было. И вот, в зависимости от состава населения; от степени 
сознательности руководящих групп, - различные формы и течения принимала как 
сама забастовка, так и жизнь в те первые дни «свободы», когда растерявшаяся администрация предоставила населенно полную свободу устраиваться по своему. 
     Красноярск, относительно небольшой город, с населением тысяч в 30, но Здесь находятся мастерские Сибирской Ж.-Д., на которых работают до 5000 рабочих, - 
и, понятно, в таком небольшом город эти тысячи рабочих, во время забастовки 
должны были явиться главным нервом движения; - и в действительности, они 
всем заправляли. А так как к тому времени среди них была многочисленная 
и хорошо организованная группа социал-демократов (пропаганда здесь началась 
еще с 97-го-98-го года) то через них всем заправлял Красноярский С.-Демокр. 
Комитет! 
     В отличие от Иркутска здесь было довольно много черносотенцев, 
сорганизованных вокруг своего клуба; рекрутировались черносотенцы главным 
образом из мелкого мещанства, мелких торговцев, извозчиков: Они были здесь 
настолько сильны, что однажды во время дней «свободы» они осадили дом, где происходил митинг; началась паника; несколько человек в испуге выбежали на 
улицу; они тут же зверски были убиты; и дело могло бы кончиться такой же 
катастрофой, как в соседнем Томске, если бы не мужественное отстреливание 
небольшого отряда дружинников из железнодорожных рабочих. 
     Как и в Иркутск, Здесь социал-демократы решили выйти из подполья и 
соответственно с изменившимися политическими условиями широко провести 
в организации принцип избирательности (вплоть до комитета) и возможной 
гласности:. В данный момент шла запись в члены Партии. Записалось уже 
около 500 человек; но нельзя сказать, чтобы записавшиеся в Партию 
с достаточной серьезностью относились к этому акту записи; в особенности 
это замечалось по отношению к учащимся; например, записалось в Партию боле 
половины всех учениц местной Фельдшерской Школы; рабочие относились 
к этому много 
серьезнее. 
     У комитета была типография, которая в большом количестве выпускала 
нелегальную литературу; меж прочим большим успехом среди населения 
пользовался выпущенный комитетом сборник революционных песен; его 
пришлось 2-3 раза отпечатать и каждый раз в нескольких тысячах экземпляров; 
для такого города, как Красноярск, это было очень много, - и революционными 
песнями город был насыщен; постоянно они распевались на улицах взрослыми 
и детьми; ими всегда начинались и заканчивались все собрания. 
     Были также организованный связи с приказчиками, телеграфистами, 
рабочими «винной монополии» и других профессий, с солдатами. 
     Но кроме этой социал-демократической организации в городе существовала 
в то время и другая беспартийная организация рабочих, которая собственно 
и заправляла всем - это был так называемый Рабочий Комитет из 
представителей различных цехов и профессий. 
     Главную его массу составляли представители цехов железнодорожных 
мастерских, но были представители и других рабочих (винной монополии, 
лесопилки, телеграфистов. приказчиков и т. д.). 
     Комитет этот был, как я уже сказал, беспартийный, но за малым 
исключением он весь состоял из социал-демократов и сочувствующих им, 
и председателем его был, входящий в его состав представитель Красноярского Соц.-Демократическаго Комитета. Тот месяц, который я прожил в Красноярске, 
никто не мешал Рабочему Комитету постепенно развиваться и крепнуть. 
     А губернатор? Губернатор старался как можно меньше 
появляться и все время держался в тени по той простой причини, что у него 
не было войск: находившаяся в Красноярске казацкая 
сотня и железнодорожный батальон были очень ненадежны; казацкая сотня 
раз даже чуть не забастовала из-за каких то недоразумений по части провианта, 
а железнодорожный батальон, состоявший из рабочих солдат, был сплошь 
охвачен социал-демократической пропагандой. И до Красноярска в составе его 
было много сознательных рабочих, а за время пребывания в Красноярске; 
за дни забастовки и «свобод», - он почти целиком стал «неблагонадежен». 
В казармах открыто читали вслух наши прокламации, которые тут же на глазах 
у офицеров раздавали наши распространители; вечерами солдаты распевали революционные песни и были очень усердными и ревностными посетителями 
всех наших митингов и собраний. Ясно, что с этими солдатами нельзя было 
начать борьбу с нами, - и потому губернатор нам не мешал. 
     Но и мы его тоже оставляли в покое и не переходили в нападение, хотя 
как раз в это время были много сильнее его и, если бы хотели, могли бы даже 
арестовать его. Почему мы этого не делали? 
     Прежде всего потому, что знали, что это была бы победа на час. 
     А затем, мы не знали, зачем это нам? что делать дальше? 
     И что эта наша тактика обусловливалась не нашей личной нерешительностью 
или слабостью, а причинами; лежащими глубже, в степени зрелости самого освободительного движения, - видно из того, что везде, где только благодаря 
тем или другим случайно благоприятным комбинациям условий революция 
делалась госпожой положения, везде она проявила ту же полную неспособность 
к наступлению. Так было в Одессе с «Потемкиным»; так было во Владивостоке;
когда в . течение нескольких дней лучший порт, полный массы боевого 
материала был в руках революции; так было в Чите с ее громадным арсеналом 
оружия; так было в Иркутске во время солдатской забастовки и т. п. 
     Вылившись в форме. того или другого взрыва, революция затем 
ограничивалась обороной, защитой: она созрела для забастовки, для обороны, 
для пассивного сопротивления, - она еще не была созревшей для атаки, для 
нападения, для творчества. 
     Как бы то ни было; не думая о захвате власти, аресте, 
губернатора и т. п. вещах, мы спокойно занимались своим делом, стараясь 
наиболее полным образом использовать предоставленную нам полную свободу организации, агитации, пропаганды. 
     Одной из первых мер, проведенных нами в жизнь, было введение 8-ми 
часового рабочего дня в железнодорожных мастерских. Так как администрация 
отказала нам в этом требовании, то мы ввели его своей властью, взяли 
захватным путем. В назначенный день в 4 часа дня, когда истекало 8 часов 
работы, - нисколько рабочих овладели гудком и дали сигнал к окончанию работ. 
Рабочим этот способ очень понравился и с тех пор вплоть до разгрома (уже 
поели моего отъезда) рабочий день продолжался 8 часов. 
     Мы разослали своих агентов в ближайшие депо по линии, с целью вызвать 
везде такое же насильственное введение 8 часового рабочего дня; они созывали 
там собрания; рассказывали о значении 8 часового дня, истории его завоевания, необходимости его, - и во многих местах тем же захватным путем 8 часовый 
рабочий день был введен. 
     Расценки для всех почти категорий рабочих к моему приезду 
были повышены и в общем стояли настолько высоко, что рабочие были 
довольны; только чернорабочие и молотобойцы вели еще борьбу с начальством 
за повышение платы. 
     Но не только в железнодорожных мастерских заметно было улучшение 
материального положения рабочих, - и во всех других профессиях началось 
усиленное движение рабочих в том же направлении, а Рабочий Комитет всей 
силой своего влияния всегда вмешивался в эту борьбу, помогая рабочим. 
     Так, помню, при мне обратились в Комитет рабочие лесопилки после того, 
как сами безуспешно вели уже несколько дней забастовку. Комитет послал 
к хозяину депутацию, пригрозил ему бойкотом его товаров (а лесопилка 
доставляла лес в железнодорожные мастерские); - и хозяин немедленно 
удовлетворил все требования рабочих. Характерный факт: в числе прочих, было требование, чтобы всем внутренним распорядком работ, увольнением и 
приемом рабочих заведовали сами рабочие; хозяин согласился предоставить 
заведование внутренним распорядком, но не своим рабочим, а 
Социал-Демократическому Комитету. «Но», прибавляет он в своем ответе, - 
«я уверен, что комитет примет во внимание, что частный предприниматель 
не в состоянии давать рабочим такие же льготы, как казна на железной дороге». 
     Обращались в Рабочий Комитет и безработные - и он многих устраивал; 
обращались с жалобами на хозяев и мастеров, - и он рассматривал эти жалобы. 
Много заботы доставила Комитету и происходившая в то время 
почтово-телеграфная забастовка, которая вспыхнула как раз во время моего 
приезда. Как известно, она возникла по поводу того, что почтово-телеграфный 
союз требовал своей легализации т. е. официального признания и за 
почтово-телеграфными чиновниками той свободы союзов, которая 17-го 
Октября была обещана всем гражданам. Забастовка эта страшно потрясла всю 
Россию; особенно сильно было ее влияние в провинции; и сугубо в Сибири. Но 
правительство не обращало на это никакого внимания и не уступало. Это была 
первая .отрезвляющая реализация Виттевского манифеста о «свободе союзов». 
     Рабочий Комитет, чем мог, поддерживал Красноярских почтово-телеграфных забастовщиков. Когда губернатор, желая запугать их, пригрозил нападением. черносотенцев, рабочие предложили им перенести свои собрания в мастерские; 
куда черносотенцы, понятно, не осмелятся явиться. 
     Очень серьезным и интересным явлением в эти дни .были периодически 
устраиваемые Народные Собрания. Устраивались они довольно часто, 
обыкновенно но Воскресениям в Сборном Цехе, громадном помещении, могущем 
вместить несколько тысяч народа. Устраивались они от имени Красноярского Социал-Демократического Комитета и председательствовал на них всегда 
представитель

С.-Д. комитета. Кроме железнодорожных рабочих на них 
приходила масса горожан: приказчиков, рабочих других профессий, солдат железнодорожного батальона и проезжающих эшелонов, учащихся. 
     Эти Народные Собрания были высшей инстанцией и сюда апеллировали 
все недовольные решениями Рабочего Комитета. Начинались они всегда 
хоровым пением рабочего гимна и других революционных песен. 
     Затем шли речи на политические темы, излагались жалобы, просьбы, - 
и заканчивались Собрания опять пением революционных песен. 
     Бывали Собрания, посвященные специальным темам, например, аграрному 
вопросу. 
     Но особенно интересны были не эти общегородские, а экстренные собрания исключительно рабочих железнодорожных мастерских, собираемые в будни, 
сейчас же после работ, в экстренных случаях. 
     Я помню экстренное собрание, созванное по случаю первой попытки 
правительства Витте применить военный суд. По железнодорожному телеграфу (правительственный тогда бастовал) мы получили известие, что на станции 
Кушке С.-Азиатской железной дороги преданы военному суду инженер 
и несколько служащих за участие в железнодорожном Союзе и за свою 
деятельность во время забастовки. Нам телеграфировали, что им грозит смертная 
казнь, что необходимо действовать быстро и решительно, чтобы спасти 
обреченных на смерть. Центральный Комитет Железно-Дорожного Союза и 
собрания рабочих в Москве, Самаре и некоторых других крупных 
железнодорожных узлах послали тогдашнему министру-президенту Витте 
и военному министру требование немедленно телеграфным путем отменить 
предание обвиняемых военному суду; они назначили определенный срок 
и заявили, что если до указанного часа не последует требуемого ими 
распоряжения, - они немедленно объявят железнодорожную забастовку. Копии 
своих телеграмм они разослали по всем железнодорожным станциям. Мы 
решили созвать экстренное Собрание рабочих, вывесив по всем мастерским 
полученные нами телеграммы. Рабочих известие это сильно взволновало; они 
понимали, что это надвигается  «старое», (то, что потом действительно 
пришло); они понимали, что необходимо дать резкий отпор; что нужно 
попытаться вырвать у Витте несколько молодых жизней: мы тогда еще не 
привыкли к смертными казням и на нас еще веяло ужасом от мысли 
о возможности их применения. 
     Рабочие в громадном числе быстро явились на собрание; ознакомившись 
с обстоятельствами дела, Собрание единогласно постановило поддержать 
требование об отмене предания привлеченных военному суду. Мы тут же 
составили соответствующую телеграмму; послали ее Витте, а копии разослали 
в Москву и во все крупные железнодорожные центры Сибири и России. Мы 
заявили Витте, что, если к назначенному ему сроку он не исполнить требования, 
то и Красноярск забастует. 
     Так как срок истекал через несколько часов, то решено было не расходиться 
и ждать здесь же, в собрании. Собрание продолжалось; каждые 10-15 минут 
прямо из телеграфа нам приносили телеграммы, извещающие о ходе кампании;
телеграф работал безостановочно; с разных концов Европ. России и Сибири 
получали мы известия, что в настоящей момент везде происходят такие же 
рабочие собрания и что все они присоединяются к выставленному требованию. 
     Соединенные телеграфом в одно Собрание, - ожидали все ответа 
Правительства. 
     Все пришло в напряжение. Все ждало. 
     И чувствовалось, какую громадную силу представляла в то время 
организация. 
     Витте это понял. Он уступил. Не дождавшись истечения ультимативного 
срока, он отменил постановление о предании обвиняемых военному суду. 
     Собрание разошлось с чувством глубокого удовлетворения. Нам удалось 
вырвать у смерти несколько человеческих жизней. С этим, расходясь по домам, поздравляли друг друга рабочие, счастливые одержанной победой. 
     И мы не знали тогда, что пройдет год, - и смертная казнь станет обычным, 
ежедневным явлением, - и начнется мрачная эпоха бесчисленных смертных 
казней, и до сих пор тяжелым кошмаром нависшая над страной... 
     Помню я еще боле интересное экстренное Собрание, созванное уже в конце 
Ноября, пред моим отъездом из Красноярска, по просьбе солдат 
железнодорожного батальона. Я выше уже говорил, что батальон сплошь был 
охвачен революционной пропагандой, и начальство поэтому решило заняться 
разряжением скопившихся в нем революционных сил. 
     С этой целью одна рота была отослана за 300 верст; солдаты поняли, что это подготовляется их «успокоение», - и были, понятно, этим очень недовольны. 
     Затем, и другая рота получает приказ готовиться к отъезду; а в это время 
прибывает в Красноярск штаб (все начальство) этого полка; который солдаты 
уже давно ожидали и с которым имели старые счеты. 
     Солдаты решили воспользоваться тем обстоятельством, что они еще пока 
хозяева положения, - и теперь же свести все свои счеты с штабом. Выработав 
требования, - они их предъявили начальству. Но в ответ на это начальство 
повторило свой приказ об отправке еще одной роты на линию, - и усиленно 
само начало готовиться к отъезду из Красноярска. Тогда солдаты, не желая 
доводить - дело до столкновения (в Красноярске к тому времени уже были 
свежие войска, хотя еще мало), решили обратиться за помощью к рабочим 
и попросили комитет созвать Экстренное Собрание. 
     Собрание было созвано; пришли на него в громадном числе и солдаты. 
     В высшей степени эффектное зрелище представляла эта масса рабочих, 
перемешавшаяся с солдатами в их высоких меховых папахах u дружно пред 
открытием собрания поющая рабочий гимн. 
     Когда собрание было открыто, представитель солдат познакомил нас 
с положением дел. Он очень толково и складно рассказал нам, как много 
натерпелись солдаты во время войны; как они неделями спали в грязи, в холоди; 
как кормили их тухлой пищей; как на морозе ходили они в рубищах, в дырявой 
обуви; - и как за счет всех этих лишений наживался штаб. - «Не для отечества; 
выходит; страдали мы, а для того, чтобы господа наши начальники набивали 
себе карманы!» Начальство экономило на обмундировке, на пище, - и никакого 
отчета не давало солдатам в этих, так называемых, экономических суммах. Мало 
того, их часто назначали в помощь подрядчикам, взявшимся сделать ту или 
другую работу, - и штаб задерживал в свою пользу часть уплачиваемого 
подрядчиками; штаб не выдавал им сполна следуемых им за работу денег, не 
выдавал сполна полагающегося от казны и т. д. Уже давно они требуют от штаба 
отчета и возврата неправильно удержанных сумм, но их отослали в Красноярск, 
а штаб все время неизвестно где от них скрывался; сейчас штаб прибыль 
в Красноярск и они решили добиться от него удовлетворения своих требований. 
     - «Чем же мы можем помочь вам?» спрашиваем мы. 
     - «Не выпускайте штаба из Красноярска!» 
     Собрание единогласно постановляет: штаба не выпускать. 
     В это время слышим шум и волнение среди солдат: прибежали с линии и 
сообщают, что штаб садится в вагоны. Солдаты страшно взволновались и хотели 
уже 6ежать за винтовками; но мы их удержали. - «Вы можете быть совершенно 
спокойны», - говорили мы им, «раз Собрание сделало постановление, то ни один 
из железнодорожных служащих не осмелится нарушить его». 
     И от имени Собрания мы посылаем в депо приказ: локомотивов не давать, 
машинистам не ездить, а вагоны штаба перекатить на запасный путь. 
     Таки сделали. Штаб остался. 
     Увидев себя, как в западне, штаб решил вступить в переговоры. 
     К нам на. Собрание явился молодой офицер и попросил позволения 
переговорить с солдатами. Мы разрешили. Офицер занял на кафедре место рядом 
с председателем; а кафедрой служила маленькая площадка на каком-то остове 
машины, находившейся в середине цеха. Рабочие пропустили солдат вперед, 
образовав вокруг громадную рамку, - и вот; в присутствии рабочих началась 
очная ставка меж солдатами и начальством. 
     - «Я пришел» - говорит офицер, «узнать ваши требования ». 
     - «Мы их уже подавали, но можем повторить!» И они начали диктовать, 
а офицер записывать. Главным образом требования состояли в возврате 
задержанных начальством денег. И тут поразительную память обнаружили 
солдаты; выплывали на сцену рубли, копейки, взятые с них год, полтора тому 
назад. Затем; шло требование о передаче в распоряжение солдат «экономических» 
сумм, как собранных за счет их лишений; требования об амуниции, обуви и, 
наконец; о выпуске в запас неправильно задерживаемых. 
     Все это офицер записывал. 
     Когда солдаты кончили, - он попросил позволения обратиться к собранно 
с речью. 
     Получив разрешение, он заговорил о ценности человеческой жизни 
и необходимости кончить дело миром, не доводить до кровопролития. Ясно было, 
что видя, насколько мы сильнее, штаб боялся насилия с нашей стороны. 
     Мы ему тут же ответили, и указали, что не им, офицерам учить рабочих 
ценности жизни. Рабочие, говорили мы, только на днях рисковали всем своим 
благосостоянием, рисковали свободой, чтобы вырвать у смерти несколько 
жизней: а то Правительство, представителем котороого он теперь является, 
тысячами уложило людей на полях Манджурии. И пусть он поэтому будет 
спокоен; их жизни никакой опасности не грозит. 
     Он попробовал еще говорить, но вскоре отказался; заявив, что ораторским 
талантом не обладает, и ушел, общаясь к следующему дню дать ответь. 
     В этот же день вечером я уехал в Иркутск. 
     Мне передавали, что часть требований была исполнена и солдаты отпустили 
штаб. 

<................>