/
III
Что до меня, то я подалась в метапелет к одному диковинному существу, без ручек, без ножек, зато с философским складом ума. Безо всякого блата. В газете объявление вычитала: так, мол, и так, хорошие условия, оплата почасовая, - решила рискнуть. На поверку же - себе дороже обошлось. Нет, вы не подумайте: Хава оказалась балабайтшей приветливой, доброжелательной, хоть и очень цепкой женщиной (еще бы! такую виллу себе отгрохать, да еще в самом центре Тель-Авива!)... Единственный ее серьезный недостаток: непредусмотрительность. Я ведь когда в первый раз пришла нянчить ее сыночка, если честно, содрогнулась от неожиданности. Ну, знала, что он сызмальства неподвижен, что речь у него нарушена, но чтобы так... Размеры туловища как такового - обычные, а вот конечности - словно бы Прокруст по ним прошелся; голову все время приподымать нужно, чтобы не захлебнулся, когда пьет, а плевать он, лапочка, по параболе наловчился - и снайперски точно в специальное корыто попадал... При этом с десяток языков знал, на трех из них писал. Философские трактаты преимущественно. А издавали их, как ни странно, по всей Европе, гонорары отсылая со швейцарской точностью на шумный Ближний Восток. Видно, перевелись-то у них там собственные Эразмы Роттердамские, вот к нашим Спинозам они и ластятся... А может, все еще грехи замаливают. Катастрофу припоминаючи?.. Уж и не знаю, в философии я - ноль.

Зато как со всякого рода задохликами обращаться - в этом я кумекаю: не зря ж ведь каждое лето, после окончания очередного курса 1-ого Московского Меда, проходила практику во всевозможных богоугодных заведениях. Вот и с ним, с сердешным, быстро  я общий язык нашла. Он у меня, как марионетка, отплясывал все процедуры по распорядку, я только на рычажки нажимала (у него к шее, локтям и коленкам тонкие металлические шнуры приделаны для удобства жестикуляции). Вообще-то, умный мужик, и взгляд на редкость осмысленный. Поначалу я ведь в иврите - ни бельмеса, поэтому на инглише к нему обращалась. Освоилась со смысловым значением разного тембра его мычаний, причмокиваний, взмахов ресничных; впрочем, Эллку мне в этом деле не перещеголять было, она за те два года, что за ним ухаживала, превратилась просто-таки в какого-то пресс-секретаря. Нет, правда, - не только кассеты ему новые в диктофон вставляла, но и с заполненных научилась кое-какую информацию считывать, расшифровывая их поначалу напару с многоопытной хозяйкой. Сама Хава обожала распространяться о гениальности своего сына, книги на всех наречиях с полок выуживать. Я и впрямь как-то раз заинтересовалась, взяла украдкой одну брошюрку аглицкую домой и там худо-бедно со словарем странички четыре перевела. Как сейчас помню: что-то про динамические сущности Макрокосма, которые язляются-де отражением микрокосмических интеллектуальных медитаций, благодаря чему наше имманентное Я-В-СЕБЕ то ли становится перманентным, то ли выходит из себя... Вот и запуталась. Говорю же, что в философии - как Арафат в юриспруденции... Эх, неужели Славику моему не совестно быть таким никудышным лежебокой (дай ему Бог здоровья и долгия лета?) при наличии, можно сказать, недурственно пришпандоренных рук-ног, которые, ежели их на клавиши пишущей машинки нацелить, чего доброго, еще и мозги в движение приведут.

Продолжу. Осенила меня как-то раз светлая идея (Вот те на! а можно ли так выразиться: „осенила - светлая"? Ведь „осенить" - от слова „сень", тень то бишь; а светлые, светящиеся предметы тени не отбрасывают: наоборот - сумрак рассеивают... Не забыть спросить у Славика). Короче, решила я : подопечный мой - известный на Западе мыслитель, человек со связями (это я не про шнурочки металлические, я про социальный статус). Вот бы их с мужем свести - глядишь, в люди выбьется мой тяни-толкай!... Взяла я с собой на работу одну из старых Славкиных тетрадок, в автобусе еще перелистала: ах, до чего же талантлив, обормот! Ему бы где-нибудь в Ватикане на дипломатическом рауте монахинь в краску вгонять своими афоризмами, а не голодным эфиопам брюссельскую капусту анчоусом заправлять!.. Это был последний день, когда Эллка мне свой опыт передавала, дальше я уж одна должна была впахивать.„Эллка, - прошу, - моего английского тут явно недостаточно. Переведи-ка ему на иврит какое-нибудь место из мужниных творений. Я протекцией хочу заручиться". - „Какое место-то?" - вижу, она не очень-то воодушевлена: еще бы! - мало ей тут одного графомана! - „Ну, хотя бы это, кисонька," - подлизалась я, ткнув пальцем наугад. Та взяла и, наморщив лоб, перевела. Небольшой такой афоризм, строчек на семь... Ой, что за этим разразилось - рассказывать страшно! Задохлик наш пришел в движение, да как-то волнами, волнами весь из себя пополз, голова с подушечки скатилась, над полом свесилась, а язык - синий такой почему-то - целиком вывалился, или почти целиком, - я с перепугу не разобрала... Эллка орет: „Помоги мне! У него эпилептический припадок начался!" - Я же остолбенела. Спустя полминуты очухалась, бросилась к нашему немощному - ручки-ножки вправлять да шею по закону буравчика обратно вворачивать.Тут и Хава на крики прибежала, закудахтала. Втроем мы кое-как управились, больного нашего по косточкам собрали и на проволочках сушиться вывесили. Бедный! У меня и так сердце всякий раз заходилось, на него глядючи, а после такого раздрая и вовсе в рев потянуло. Но твердо я решила: уйду, работать здесь не буду, - ведь вот о том, что он ко всему еще и эпилептик, меня никто не предупредил. А что, если бы Эллки сегодня со мной уже не было? Сама я ни в жисть не сладила б с этими плясками Святого Витта: в отличие от моей предшественницы, у меня отнюдь не косая сажень в плечах. Да и маловато тут одной сиделки, а Хава, вишь, экономит. Так ей честно и сказала: не поминай лихом, но в Абу-Иабире деньки своей молодости коротать не желаю! Мне еще мальчичка надо воспитать, а Славке одному я это дело ни за что не доверю. Хозяйка аж руками всплеснула: „Мотэк-шели!" - Но я извинилась и, как время дежурства истекло, вместе с Эллкой из дома вышмыгнула.

Стою с ней на остановке грустная: снова без работы осталась! А она мне: „Ты чего это, нарочно, что ли, мне эту дразнилку подсунула?" - „Какую?" - недоумеваю: ведь я даже взглянуть толком не успела, когда ей записи передавала. -„Ну эту, про антенну..." - С нехорошим предчувствием я стала рыться в серой тетрадке и вскоре обнаружила там следующий перл: „Валяясь на диване, я всматриваюсь в хаос из мертвой точки. Всякое мое вмешательство во всеобщую круговерть увенчивается очередным фиаско. Но я свободен - поскольку абсолютно нищ, честен - в силу неизменности моей позиции, и счастлив сполна - покуда, эррегируя на позывные мирового абсурда, верчу его на своей антенне..."Ах ты, бесстыдник! Ну, погоди, я тебя оприходую! Раз и навсегда твою антенну укорочу.

<..............................>
.

п