.
Валерий Николенко

ПРИВЕТБАНК

ГОГОЛЬГОФА, или ГЛАГОЛЫ ПРО ГОГОЛЯ

ГОГОЛЬРИЛЬНЯ

У каждого народа есть свой Собакевич, но не у каждого нашелся Гоголь, чтобы его описать.

Владимир Войнович

Если я правильно понял Бахтина, то в своём отношении к творческим периодам Гоголя он противоположен Набокову, которого вряд ли читал. Мне неизвестно, считал ли Михаил Михайлович «Ревизор» и «Мёртвые души» вершиной писателя и ставил ли (ограничусь произведениями на «ша») «Шинель» выше «Шпоньки». Зато не завуалировано утверждение, что для статуса гения Гоголю вполне бы хватило «Вечеров» и «Миргорода». Тех самых, написанных на украинском материале, к которым Набоков мертводушен.

Для Бахтина творчество Гоголя — «самое значительное явление смеховой литературы нового времени». Приятно слышать, но ведь не из старых времён и Стерн, Гофман, Диккенс, Твен, Уайльд, Шоу.

В «Вечерах» Бахтин видит «чистый народно-праздничный смех». Который — я бы не категоричил — перешёл и в «Петербургские повести», и в «Выбранные места», каковых он не искал на теле любимой. «Эта народная основа гоголевского смеха, несмотря на его существенную последующую эволюцию, сохраняется в нём до конца».

Возьмём хоть такое предложение Бахтина: «Этот смех, несовместимый со смехом сатирика, и определяет главное в творчестве Гоголя». Разве и «Мёртвые души» несовместимы с сатирой? По-моему, сатиричен уже Иван Иванович, доразвенчанный Ермиловым.

Насчёт несатиричности Гоголя — тут Бахтин (слишком смело для советского литературоведа, да и книга опубликована в год его смерти) в одной упряжке с независимым Набоковым. Крен Бахтина — подальше от очевидных всем слёз. Даже в «Мёртвых душах» он видит «мир весёлой преисподней».

Процитирую предпоследний абзац статьи Бахтина: «Смеющийся сатирик не бывает весёлым. В пределе он хмур и мрачен. У Гоголя же смех побеждает всё. В частности, он создаёт своего рода катарсис пошлости». Очищающая демонстрация пошлости? Или — в том числе? — самолюбование писателя, каких он чудищ понавыдумал?

«Мы видим, таким образом, столкновение и взаимодействие двух миров: мира вполне легализованного, официального, оформленного чинами и мундирами, ярко выраженного в мечте о «столичной жизни», и мира, где всё смешно и несерьёзно, где серьёзен только смех».

Гоголь — не сам по себе, а «гениальный выразитель народного сознания». Подобные комплименты советские литературоведы, как Кот учёный, бросали направо и налево, поощряя многих разоблачителей самодержавия, но у Бахтина вокруг этого все акценты.

Даже в таком скользком вопросе, как скабрёзная лексика, Бахтин не призывает к стерильной чистоте. Гоголь опирается на «весёлый абсурд народных источников», «карнавализованное осмеяние», «весёлое богатырство», «весёлую гибель», «своего рода украинские сатурналии».

Бахтина интересует не возможное влияние Рабле (прямое или косвенное — через Стерна), а те черты творчества, которые «определяются непосредственной связью Гоголя с народно-праздничными формами на его родной почве». «В этом смысле зона смеха у Гоголя становится зоной контакта». С народным сознанием.

«Этой цели служат разнузданная пляска, животные черты, проглядывающие в человеке, и т. п. Гоголь обращает особое внимание на жестикуляционный и бранный фонд, не пренебрегая никакими специфическими особенностями смеховой народной речи».

«Гоголь использует непубликуемые речевые сферы. Записные книжки его буквально заполнены диковинными, загадочными, амбивалентными по смыслу и звучанию словами». Он подхватывает даже задом (вспомним натурального старика) «разные проявления материально-телесной жизни».

Статья о Гоголе — фрагмент диссертации Бахтина, не вошедший в книгу о Рабле. Для обоих писателей свойственно «противостояние официальной культуре» — за счёт ориентации на «народную смеховую культуру».

Гоголь — гроссмейстер «комического травестирования слова». Напомню, что травестия — это шуточное переодевание героического, серьёзного, важного, пышного в унизительном направлении. Воспользуюсь случаем вставить свою дурашлину: Главное — не во что одета, а во что раздета. И здесь Бахтин поладил бы с Набоковым, выпячивающим ФЕНОМЕН ЯЗЫКА.

Разобью и прономерую порции целостного абзаца Бахтина.

1.«Гротеск у Гоголя есть, следовательно, не простое нарушение нормы, а отрицание всяких абстрактных, неподвижных норм, претендующих на абсолютность и вечность».

2.«Он отрицает очевидность и мир «само собой разумеющегося» ради неожиданности и непредвидимости правды».

3.«Он как бы говорит, что добра надо ждать не от устойчивого и привычного, а от "чуда"».

«Гоголь глубоко чувствовал миросозерцательный и универсальный характер своего смеха и в то же время не мог найти ни подобающего места, ни теоретического обоснования и освещения для такого смеха в условиях «серьёзной» культуры XIX века».

Мне случилось прочесть всю переписку О. М. Фрейденберг со своим двоюродным братом — ни мало ни много самим Б. Л. Пастернаком, где её эпистолы гораздо занятнее. Мог ли Бахтин — и сам опальный — читать неопубликованные работы этой умницы?

В её «Происхождении пародии» множество фактов о Вавилоне, Персии, Иудее, Риме, Греции, о «празднествах шутовских царей, которые набирались в священные дни из преступников, переодевались в царское платье; им предоставляли пользоваться царским гаремом и царской властью, а затем раздевали их, бичевали и вешали или изгоняли».

Факты эти Ольга Фрейденберг осмысливает, увязывает в стройную концепцию. Разницу между ней и Бахтиным анализирует Вл. И. Новиков. «Амбивалентность — это сочетание в смехе на равных утверждения и отрицания». Если у Фрейденберг УТВЕРЖДЕНИЕ высокого «при помощи благодетельной стихии обмана и смеха», то у Бахтина единое смеховое «утверждение-отрицание».

Уместно напомнить, что, по Бахтину, смех «амбивалентен: он весёлый, ликующий и — одновременно — насмешливый, высмеивающий, он и отрицает, и утверждает, и хоронит, и возрождает».

Утверждая, Новиков и вопрошает: «Но из его трудов недвусмысленно следует, что двойственная природа амбивалентного смеха подверглась расщеплению. Один из «продуктов» этого расщепления — смех однозначно осуждающий, критический, сатирический. А куда же ушла «положительная», утверждающая стихия смеха?»

Не знаю. Ещё в университете, когда большинство начинающих писало стихи, я этот этап уже прошёл и баловался прозой, меня называли сатириком. Так от заявляю — а читатель может убедиться по «Гуморою», — что у меня НЕсатирический смех никуда не делся, хватает и чисто развлекательного, добродушнейшего юмора. Частенько мои комизмы комплексные: к преобладающему, доминирующему акценту подключается — на вторых ролях — сатирическая или балагурная нотка.

Приятно, что после поразительных успехов на мировой арене Толстого и Достоевского, которые надолго затмили всех современников, всё чаще вспыхивает интерес к Гоголю. Джон Ле Карре, «лучший изо всех живых и мёртвых» романистов «серьёзного толка» в жанре шпионско-политического детектива, прочтя в изрядном возрасте «Мёртвые души», тотчас принялся смаковать их повторно.

Нобелевский лауреат Элиас Канетти вспоминал встречи с Исааком Бабелем. Одессит, имея в виду гениальное своеобразие, констатировал, что Россия не родила своего Стендаля, а Франция — Гоголя. Вряд ли дошёл до Франции каламбурный анекдот. Будённого спрашивают: «Как вы относитесь к Бабелю?» Маршал задумался: «Смотря какая бабель...» Конечно, остроумнее, чем у меня: Бабель писал бабеллетристику.

Всё это не мешает иметь взгляды диаметрально противоположные. Бунин — агрессивен без лицемерия: «Не знаю, кого больше ненавижу как человека — Гоголя или Достоевского».

Круто? Грубо? Подло? По крайней мере не последнее, ибо Бунин общается со своим дневником, не навязывая персонального восприятия публике. Зато мой удачливый современник Михаил Веллер растекается грязью по древу, лекторствуя на нескольких материках.

Вот он, не попав в политые счастливчики, кланяется итальянцам в 1990 году: «Никогда не мог я заставить себя улыбнуться над Гоголем. Напротив, всегда это казалось мне достаточно тяжеловесным и каким-то даже не очень высокопробным. Этот юмор представлялся мне, простите меня великодушно, тупым. Возможно, тупой я сам, даже вероятнее тупой я сам, но по-моему этот юмор всё-таки тупой».

Проходит восемнадцать лет, однако ни аргументов не прибавляется, ни лексика не обновляется. В Индии Веллер вещает: «Если Гоголь писал смешно — ну, значит, мне крупно не повезло, и я начисто лишён чувства юмора. Но по-моему, «Мёртвые души» — это тупость, и потуги на юмор натужные, примитивные и плоские».

Уже эксплуатировался авторитет известнейшего бородача: «...Когда-то я прочитал у Хемингуэя, что он, Хемингуэй, прочитал «Записки Пиквикского клуба» Диккенса, и в том случае, если это смешная книга, то значит у него, у Хемингуэя, нет ни капли юмора».

Веллер манерно кокетлив — и делает как раз то, чего не хотят ломающиеся: «Я не хочу уподобить себя Хемингуэю, а Гоголя — Диккенсу, но, если Гоголь смешон, значит, у меня с юмором плохо».

ПЛОХО. Ведь коль Гоголь не преуспевал в юморе, должны выглядеть дурносмехами все, кого я цитировал — особенно в «Юмуарах». И сам я дёшево веселюсь от города Тьфуславля, фамилии Доезжай — не доедешь, «департамента подлости и вздоров».

Тащит меня такая фразуха: «Я вам даже не советую и дороги знать к этой собаке!» сказал Собакевич». Пообвыкся, притёрся к собственной фз;милии, не осознавая уже собственной собачьей родословной. Так я раз — осознанно — обратился к балованному студенту: «Очкарик, не пора бы тебе заглохнуть?» Мне казалось неоскорбительным и забавным назвать его так, потому что и сам я стоял в очках.

Наборщики прыскали и фыркали, готовя к печати «Вечера». Пушкин в экстазе: «Вот настоящая весёлость, искренняя, непринуждённая, без жеманства, без чопорности. А местами какая поэзия! Какая чувствительность!» Почему же совершенно иная чувствительность у Веллера? Ведь наши эмоции унаследованы от всё того же Адама.

Если Набоков осторожен: «сообщил об этом Пушкину сам Гоголь, и весьма вероятно, что сам же это выдумал», то Веллер Гоголя ловит, словно жулика: «... ну так это он сам распространял такой слух, пытаясь кокетничать в том роде, что, видимо, надо мной только простолюдины и смеются». Почему не с юмора, а «надо мной»?

Далековато от Пушкина. Способного искренне восхищаться: «Мольер и Фильдинг, вероятно, были бы рады рассмешить своих наборщиков». Гений приветствует публику «с истинно весёлою книгою».

Процитирую в изложении И. И. Трофимкина диалог гениального чешского сатирика в Башкирии: «Однажды Гашек пришёл в типографию. У одной из машин стояли двое рабочих. Один посмотрел на Гашека и рассмеялся. Гашек подошёл к рабочим.

— Почему вы засмеялись? Я, по-моему, ничего смешного не сказал!

— Да вот, прочёл вашего «Уфимского буржуя». Очень вы его крепко разделали. И наборщики смеялись.

Гашек улыбнулся.

— Спасибо за похвалу. Если наборщики смеются, это отлично. Говорят, первыми критиками «Вечеров на хуторе близ Диканьки» Гоголя тоже были наборщики».

Может, Веллер исправится или уже сделал это? Подобное ведь случилось с задирающим почти всех знаменитостей В. В. Розановым. Для него, вообще непримиримого к сатирическому направлению, Гоголь — главный враг России, идущий стопой Герострата, дабы сохранить в веках своё имя.

Обличения Родине вредны. Салтыков-Щедрин «наелся русской крови и сытый отвалился в могилу», заклеймив администрацию и историю. Островский проклял купцов, Лесков — духовенство, Тургенев — семью. Помещикам — после первенствующего тут Гоголя — хорошенько добавил Гончаров. В итоге, русскому человеку нечего любить, кроме прибауток, песенок и сказочек.

Гоголь — инициатор этого надругательства, роковая, вредоносная для державы фигура. Он безжалостно её завоевал, как Александр Македонский — чужие края. В мире ни один из деятелей и писателей не повлиял на «политику» так сильно, как Гоголь. Не самонадеянно ли? Розанов ВИДИТ издалека то, чего не замечал под носом Николай I!

Решительно отличаясь от будущего Бахтина, Розанов знает смех только САТИРИЧЕСКИЙ, считает вообще смех недостойной вещью, низшей категорией души. Итак, читатель, ты предупреждён: тебя я тяну «Смехтаклем» в духовный низ.

Розанов ненавидит Гоголя за «гениальную и преступную клевету», тоску, много злобы, жалобный, опустошающий вой, клевету, ханжество, демонизм. Он решился назвать Гоголя — без скидок — ИДИОТОМ. С добавкой: «За всю деятельность и во всём лице ни одной благородной черты». «Никогда более страшного человека (...) не приходило на нашу землю».

По славянофильствующему Розанову, русский народ хороший. Если бы он начитался НЕСВОЕВРЕМЕННОЙ ПРАВДЫ Н. И. Новикова и А. Н. Радищева, то не хватило бы духа разбить Наполеона.

Странные игры со своевременностью. Кто должен её регулировать? Правительство? Цензура? Стало быть, заботясь о духе современников, надо правду придерживать, заменяя ложью во благо.

С Гоголя же начинается в обществе потеря чувства действительности и отвращение к ней. Причём Гоголь умышленно искажает акценты, вырывая для изображения полной жизни лишь уродливое и пошлое.

Вот так умнейшие люди по-разному понимают писателя. Ведь Набоков считал Гоголя величайшим разоблачителем пошлости и художником, от действительности почти не зависящим.

Всю жизнь Розанов писал о Гоголе. А читал «только один раз и очень давно». Это самопризнание — комплимент о «дьявольском могуществе» Гоголя, чьи тексты не забываются.

Теперь считается дьявольским не только число 666, но и 18 (6+6+6). Я слегка поиздевался над этим в книге «Писатель пописывает», после чего следующий мой шедевр — «Грязно-прекрасное» — завесил 666 грамм.

Как бы там ни было, но именно в 1809 году (сумма цифр — 18) родились два генкія не без сумасшедшинки. Второй — Эдгар По прожил на три года меньше Гоголя, страдал тяжелейшим алкоголизмом, женился на лолитного возраста родственнице, тоже писал о мертвецах и мистике. Великим юмором не отмечен, зато — помимо прочих литературных заслуг — увековечил себя созданием первого в мире детектива.

А Розанов — трудно представить — пережив три революции, разуверился в народе, чьи гармонию, согласие, доверие, начало цельности и свободное™ воспевал не хуже, чем сутенёр — свой товар. Для мыслителя «впервые революция оправдала Гоголя», который «первым сказал правду о России».

«Прав этот бес Гоголь», изобразивший обречённую империю. «Русь слиняла в два дня. Самое большее — в три. Даже «Новое время» нельзя было закрыть так скоро, как закрылась Русь. Поразительно, что она разом рассыпалась вся, до подробностей, до частностей».

Мечется Розанов по крайностям. Оказывается, Гоголь давно угадал русский народ. Но и ведь слегка менял своими произведениями в сторону протеста... И что толку Розанову теперь ругать любимый народ, по которому загастролировал каток большевистского террора.

«Итак, в борьбе с Гоголем Розанов в конечном счёте честно признал своё поражение. Парадоксально, но факт: революция открыла Розанову глаза на правду Гоголя», — делает вывод Виктор Ерофеев, чьими материалами я воспользовался.

Интересен этот Ерофеев (не Венедикт, но тоже В.В.). В другой работе он довольно уверенно прослеживает в творчестве Гоголя три поколения нечистой силы. Начинается всё с развенчания и снижения образа чёрта, низводящегося до свиньи и немца.

Впрочем, и будущий Собакевич мог бы поискать себя. В «Пропавшей грамоте» на деда, вопреки страху, нападает смех при виде чертей с собачьими мордами, на немецких ножках. НЕМЕЦ — любой иностранец, не привязанный непременно к Германии.

На втором этапе нечистая сила и иноземцы объединяются против Украины, чёрт не сексуально использует колдуна. Немец очень даже дифференцируется. Видим мы у Гоголя и «славный народ шведский», и симпатию к венграм, и амбивалентных евреев. Последние — и вечные жертвы надругательств, и с «нечестивыми лбами»: за деньги они помогут и герою, и его врагу.

«В «Страшной мести» в результате сговора метафизической и исторической нечисти возникает второе поколение демонической силы, олицетворением которого становятся ляхи». Ерофеев их сильно не хает: «Несмотря на то что ляхи в «Тарасе Бульбе» представляют собой активное начало зла, они вместе с тем являются примером совращенной нации».

Кем же? Малороссию соблазняет Польша, сама ранее соблазнённая Европой. Можно и конкретнее: «То, что Польша представляла для Украины, теперь для России представляет Франция».

Ерофеев тщательно сопоставляет множество высказываний Гоголя. Британцы наделены «сердцеведением и мудрым познанием». Довольно туманно, на мой взгляд; лучше бы узнать, читал ли Гоголь Стерна. «Придумает своё, не всякому доступное умно-худощавое слово немец». На этом фоне «лёгким щеголем блеснёт и разлетится недолговечное слово француза».

Словно позабыв о своей склонности к казацкой трын-траве и всяческим скабрёзностям, Гоголь выставляет французский — языком-совратителем, то есть (по Ерофееву) являющимся инструментом греха, выполняющим бесовскую функцию. Действительно, барьер непристойности на чужом языке преодолевается проще, чем на родном. Но с чего бы Гоголю, вопреки склонностям натуры, так тужиться «облагородить русский язык»?

Уже Белинский был недоволен Гоголем, бросающим «косые взгляды на Париж». Не сочтите впопыхах и мой афоризм закоселым: Москва французу отдана — хотя Парижу не жена. Консервативный Гоголь любовался в Италии древностями и шарахался от новшеств, апробированных Францией.

Ерофеев называет приговор Гоголя «резким, пристрастным, тенденциозным». А что там в нём? «Везде намёки на мысли, и нет самих мыслей; везде полустрасти, и нет страстей, всё не окончено, всё наметано, наброшено с быстрой руки; вся нация — блестящая виньетка, а не картина великого мастера».

НЕТ МЫСЛЕЙ в стране классической афористики Ларошфуко, Лабрюйера, Паскаля? О страстях судит писатель, который сам — касательно их — весьма странен... В то время Стендаль создавал трактат «О любви», Жорж Санд соблазняла лучшие умы и ширинки, гений Бальзака с Украины заметила графиня (кстати, польская). А Гоголь тужится не заметить французское буйство души и плоти.

Даже Мольера он не читал, покамест его за это не пристыдил Пушкин. Мне жаль, что не комментирует таких своих строчек Владимир Базилевский: «Проморгали гоголюбы связку — Гоголь и Паскаль». Наверное, какая-то престижная ДЛЯ НАС связка выискалась? В любом случае Гоголь не мог быть донором Паскаля. Разве присоединиться через два столетья к представителю нации, названной «чем-то бледным», «лёгким водевилем».

Мне приходилось не один год преподавать мировую литературу ХIХ века. Начинался курс со Стендаля, Бальзака, Флобера. После этих трёх французских прозаиков столько же следовало со всех прочих стран: Диккенс, Достоевский, Толстой.

Ещё поразительнее картина в поэзии. Здесь французы сплошняком: Бодлер, Верлен, Рембо, Малларме. Одного американца Уитмена к ним прислонили да двух русских несоответствующего калибра — Тютчева с Фетом.

Это я к тому, что любить Гоголя надо не за счёт принижения других. Ерофеев как раз на французской литературе специализируется, поэтому корректен и ищет примирительных аргументов: «Гоголь, можно сказать, пожертвовал Францией и французами ради своей любви к России (...)».

Таклюбимой пожертвовал или ненавидимой? Мне попадались и нелестные высказывания сравнительно позднего Гоголя о немцах, которых Ерофеев не приводит — возможно, чтобы не усомниться в собственной концепции.

А как насчёт мемуаристов? П. Кулиш: «К немецкому и английскому языкам он и впоследствии долго ещё питал комическое отвращение». П. Анненков: «Гёте и вообще немецкая литература почти не существовали для него». Однажды Гоголь потратил приличную сумму на приобретение двухтомника Шиллера в оригинале, но ничего в нём не смог понять.

Настолько этот вопрос разноречиво толкуется, что уместно подключить двух наших знакомцев. По Веллеру, язык Гоголя «не имел никакого отношения ни к чему французскому, зато имел некоторое отношение к тяжеловесной немецкой грамматике (...)». Пардон, но разве повтор «имел отношение» не неуклюжее топтыгина и Тохтамыша?

Набоков, которому не выпало счастье застать в этом мире лекции Веллера, мог бы подискутировать лучше меня: «...природная украинская жизнерадостность Гоголя явно взяла верх над немецкой романтикой». Это в провальной поэме о Ганце!

«Вот и сто лет назад, когда гражданственно настроенные петербургские публицисты составляли опьяняющие коктейли из Гегеля и Шлегеля (с добавкой Фейербаха), Гоголь в мимоходом рассказанной истории выразил бессмертный дух пошлости, пронизывающий немецкую нацию, и сделал это со всей мощью своего таланта». Это — о «Шинели».

А это разве о нелюбви к французам говорит Гоголь? «Да, немец вообще не очень приятен; но ничего нельзя себе представить неприятнее немца-ловеласа, немца-любезника, который хочет нравиться (...)».

Оценка Набоковым переводов на английский: «От стиля Гоголя, конечно, ничего не осталось. Английский язык сух, бесцветен и невыносимо благопристоен. Только ирландцу впору браться за Гоголя». Интересно, знал ли Набоков, что Корнею Чуковскому ирландцы напоминали украинцев?

А Веллер не зевает с дельными рецептами в Дели: «И — никогда не читайте с точки зрения изучения языка Гоголя, Достоевского, ну, и из XX века не рекомендую Шолохова и Пастернака — это я беру фигуры первого ряда». Так унижать Гоголя — и всё же милостиво причислить к ПЕРВОМУ РЯДУ!

Какая-то у Веллера гаденькая межеврейская конкуренция с Пастернаком и особенно с Бродским. У Гоголя же и Шолохова великий русский язык засорён украинизмами. Коль моя нация низшего сорта, то какого дьявола Веллер подвизается на теме Махна?

Краски вполне подходящи для прощелыги: «А Гоголь, умный, хитрый и честолюбивый Гоголь, пошёл по другой дорожке. Он был кто — он был провинциал, малоросс, украинец то бишь, и выговор у него был куда как не аристократическим. И он справедливо рассудил, что тягаться со столичными литераторами на их площадке ему нет смысла. И он стал подавать себя как именно самородка из провинции. И все стали умиляться: ах, как забавен и мил этот молодой талантливый малоросс! Смотрите, как он забавно пишет — они у него говорят, как то простонародье, то чиновники!»

Многим ли позволено подавать себя за самородка и тащить свою площадку на столичную территорию? Такими вопросами Веллер то бишь не задаётся. Веллер — на свой вкус и цвет — расшифровывает секреты чужих успехов: «Вот и Гоголя, благо небольшого роста худенький был парнишка, подняли на щит. Народность! Православие! Патриотизм!»

Вы усекли логику? Это после войны с Наполеоном «возникло сильнейшее культурно-патриотическое движение!» Правда, подборка Веллером окружения к народности шибко вперёд забежала — к Александру III с Победоносцевым. Итак, на кону — пустующее тёпленькое местечко. Ищут феномен: чтоб одновременно и малорослый, и худенький. Таковым во всей стране-матушке оказался лишь Гоголь.

Может, и Пушкин полюбил Гоголя за комплекцию? Веллер вспоминает: «Поднимали на щит всё русское!» И не нашли для роли подъёмного крана великоросса? Выписали хохла! Аж лет через семьдесят — был ли и тогда подъём? — разыскали полнокровного русского. Гришку Распутина-других сибиряков не оказалось.

И Набоков, и предисловствующий его публикации Залыгин слегка восторгаются украинцами. А ведь мы засоряли русский язык, скрещивая со своим? Частично кое-что можно мотивировать историческими причинами. Гоголь законопослушно (как и Пушкин) катил бочку на поляков не всегда, а когда те взбунтовались. Залыгин — при главной должности в «Новом мире» — комплиментами украинцам мог спасать страну от развала.

Веллер к украинцам не заискивает — чтоб не сказать хуже. Один Бог знает, как лекция, деликатно прочитанная в Дели в 2008 году, попала в книгу, подписанную к печати 24.01.2008.

Ерофеев же в книге 1990 года нисколечко не толкает к национальной розни: «Заметим, что «православная русская земля» и «украинский народ» представляют собой нерасторжимое понятие. Это больше, чем союзники; это братья по вере («москаль» в ироническом значении встречается только в самых ранних вещах Гоголя; затем исчезает и само слово, и ирония по отношению к русским)».

Очень даже правильно, хотя я и не проверял. Ухитряется как-то Ерофеев, говоря о «братьях по вере», «православной русской земле», не удивиться (а то и прокомментировать не худо), с какого бодуна Гоголь причисляет всё тех же русских к НЕХРИСТЯМ.

Не имел права Ерофеев не только не прокомментировать, но даже не упомянуть важные для его статьи «"Французский элемент" в творчестве Гоголя» материалы Вересаева. В них не раз фигурирует Неизвестная, фиксирующая в дневнике (то есть по горячим следам, а не с мемуарного расстояния) диалоги с участием Гоголя.

Он у неё говорит насчёт карт: «Какая деятельность духа! ПолРоссии только и делает. Это — бездействие духа». И уж пускай читатель сам разбирается, впереди кого русские в сентенции Гоголя: «Француз играет, немец мечтает, англичанин живёт, а русский обезьянствует».

Полная фамилия Никоши — Гоголь-Яновский. Вересаев приводит родословную, где среди предков гения по отцу — польские шляхтичи (слова украинец я не углядел). Слыхал как хохму, будто бы поляки претендуют на него монопольно.

Не буду им мешать: ведь польской крови добрая половина не только у Шопена, Ницше, Аполлинера... Сам же Гоголь, едва устроившись в Петербурге, решительно убрал прицеп Яновский.

Его ученик М. Н. Лонгинов вспоминает: «Двойная фамилия учителя, Гоголь-Яновский, затруднила нас в начале; почему-то нам казалось сподручнее называть его г. Яновским, а не г. Гоголем; но он сильно протестовал против этого с первого раза. — "Зачем называете вы меня Яновским? — сказал он. — Моя фамилия Гоголь, а Яновский только так, прибавка; её поляки выдумали"».

Как-то я слышал по радио отрывок из «Вечеров», переведенный юной Лесей Украинкой совместно с братом Михаилом. Бесподобно! Причём это был натуральнейший украинский язык, не подкреплённый будущими словарями, не истерзанный противодействующими лингвистами и политиками.

Но мне хватает Гоголя и на русском, а втягиваться в разборки, чей он БОЛЬШЕ, нисколько не смешно и к теме моей книги не напрашивается. По-любому его украинства не спрячешь. Чего стоит письмо Максимовичу в 1833 году: «Я тоже думал: туда, туда! В Киев, в древний, прекрасный Киев! Он наш, он не их, — не правда?»

ИХ — это не «я» по-немецки, а народ, любящий выражения в микрорайоне «мать их так». «Хохол тут был виден сразу», — свидетельствует сын М. С. Щепкина.

Он даже утверждает, что Гоголь быстро уходил с вечера, иной раз для него устроенного, если там не было малороссиянина О. М. Бодянского. «Каким-то таинственным магнитом тянуло их тотчас друг ко другу; они усаживались в угол и говорили нередко между собой целый вечер горячо и одушевлённо, как Гоголь (при мне, по крайней мере) ни разу не говорил с кем-нибудь из великоруссов».

В письме к Смирновой-Россет у Гоголя нет нужды лицемерить: «Скажу вам одно слово насчёт того, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Я сам не знаю, какая у меня душа. Знаю только то, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой: явный знак, что они должны пополнить одна другую».

Как нарочно, Гоголь исповедуется женщине, у которой ни капли славянской крови. С материнской стороны Александра Осиповна грузинка по бабушке и немка по деду. А по отцу — страшно даже подумать — сплошная француженка. Батяню слегка оправдывает русская служба в Одессе, где он был комендантом порта, заведующим карантином и гребной флотилией.

Когда Гоголь осознал, что выжить и прославиться можно только на великорусском языке? В 1851 году он говорит Бодянскому то, что никогда с тех пор ВПОЛНЕ не реализовалось: «Нам, Осип Максимович, надо писать по-русски, надо стремиться к поддержке и упрочению одного, владычного языка для всех родных нам племён. Доминантой для русских, чехов, украинцев и сербов должна быть единая святыня — язык Пушкина, какою является Евангелие для всех христиан, католиков, лютеран и гернгутеров».

После «христиан» надо бы двоеточие ставить — иначе в это понятие даже католики не попадают. Хотел ли Гоголь, чтобы все эти народы писали кириллицей? Куда подевались поляки? Чем сербы ближе болгар? Сознавал ли писатель, что между нами и чехами живут-поживают ещё и словаки? Впрочем, Гоголь ведь не обдуманный доклад читает, а вспоминает это через время Г. П. Данилевский, даже магнитофоном не вооружённый.

Насчёт Шевченко — Гоголь категоричен: малороссийский язык — аналог провансальского во Франции. На последнем возможна поэзия Жасмена, которому смешно тянуться до уровня Мольера и Шатобриана.

Ещё раз процитирую Данилевского: «Да какой же это Жасмен? — крикнул Бодянский. — Разве их можно равнять? Что вы? Вы же сами малоросс!» — «Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, — продолжал Гоголь (...) нетленная поэзия правды, добра и красоты».

Вряд ли НЕТЛЕННЫ тексты современного журнала «Січеслав», но прекрасных публикаций там хватает, и я там печататься не стыжусь. На 200-летие гения главный редактор выделила юбиляру 16 страниц и подытожила: «Николай Гоголь был великим мистификатором и шутником, великим философом и транслятором, медиумом, посредником между читателем и Божьим провидением. Он был воистину Великим Украинцем, которого Бог поцеловал в чело и сделал Проводником украинства в мире».

Увы, складывается впечатление, что «Проводник» на юбилее с ДВУМЯ НОЛИКАМИ похож на полупроводник. Видать, юмора не хватает у моих современников. Иначе, чем объяснить, что писателей более скромного калибра, хотя и прекрасных, с менее круглыми датами журнал поминает куда обширнее: к 90-летию Гончара — 131 страница, на 85-летие Загребельного — 112, к 75-летию Мозолевского — 43.

О Шевченко — так даже не сосчитать. «Шевченкиана Приднепровья» вышла в 2008 году (за шесть лет до 200-летия) на 440 страницах. Формат агромадный — в стоячем положении томище ни на одной полке у меня не помещается.

Ничего не отберу я у Великого Кобзаря. Только с сожалением подумалось, что «Гоголиана Приднепровья» невозможна. Даже не из-за вечной нехватки средств — просто не пишут о Гоголе массово. Я же — по стабильной дурной привычке — подброшу ВОПРОСИКОВ.

Собирался ли Гоголь рассмешить Бога Его творением? Упрекнуть? Поучать? Получал ли небесный заказ?

Испытывал ли потребность угодить Богу за высмеянное? Не ГОРДЫНЯ ли — показать Богу ИДЕАЛ, которого Всевышний доселе сам не разглядел? СМЕХ Гоголя идёт по Божьей канве, и возможно ли оступиться, если тебя ведёт сам Господь?

ОТВЕТИКОВ тоже хватает. Смех Гоголя — это прибавочная стоимость к Божьему творенью.

Гоголь — не шлюха, собравшая томительную очередь. Его можно смаковать всем миром одновременно.

Гоголя надо не делить, а любить. Украинцам же — невзирая на то, что он не повенчался с родным языком.

<............................>
.

п

__________________________________________________________________________________________________