.
.В. Б. Окороков

МЕТАФИЗИКА ЭПОХИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ:
специфика, сущность и тенденция развития 
________________________________________

ВВЕДЕНИЕ

     Вся совокупность нелинейных процессов современного мышления, которые не вписываются в традиционное представление, указывает на неспособность старой классической (метафизической) теории мышления справиться с их описанием. В то же время нет ни одной новой теории, которая смогла бы вобрать все известные отклонения, хотя отдельные усилия, прежде всего, мыслителей деконструктивного и коммуникативного направлений философии имели место. Попытка единого исследования основных философских теорий, детерминирующих современное сознание, для обнаружения его общих закономерностей, предпринятая в данной работе, показала, что диалектическая игра гносеологии и онтологии, исправно работавшая в классическом мышлении, уже не может решить задач современного сознания. Необходима новая теория мышления. Эта новая теория, названная нами по аналогии с ноэзами и ноэмами Гуссерля «ноэзологией», уже не может быть чисто онтологической. Онтология, как и гносеология, «видит» внутреннюю структуру мышления без разрывов и складок, используя абсолютное пространство бытия (или познания) в качестве абстрактного непрерывного континуума. В противовес онтологии топология выстраивает структуру мышления иначе. Она «видит» не только классическое (онтологическое) поле мышления, но и все его внутренние «искривления», включающие «разрывы», «трещины», «складки» и фундаментальные неоднородности, открытые в самое последнее время в теориях М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делеза, К. Апеля, Ю. Хабермаса и других мыслителей. В этом ее принципиальное отличие от классических онтологических (или гносеологических) теорий мышления.
     Историко-философский анализ особенностей современного мышления (и познания) в «науках о духе» (или, как сейчас принято говорить, в системе гуманитарного цикла наук) жестко регламентирует исторические рамки данного исследования. Они формируют эпоху, которая неявно обозначила себя в Новое время (в трудах М. Лютера, Р. Декарта и др.) и отчетливо проявилась в открытиях И. Канта и Ф. Гегеля, считающихся одновременно и последними представителями классической философии, и основоположниками современного типа мышления, и которая не заканчивается даже в настоящее время, когда представители деконструктивной и коммуникативной мысли дали толчок к созданию теории топологических процессов мышления. Иными словами, эти рамки маркируют границы последнего исторического периода философии, обусловливающего начало и, возможно, конец эпохи трансцендентального мышления. 
     Теория топологических явлений, возможно, провозгласившая конец трансцендентализму, пришла в «науку о мышлении» совершенно неожиданно и в настоящее время еще не вышла из стадии чисто теоретического (можно даже сказать описательного) рассмотрения. Включение Мишелем Фуко внешних сил (власти), работающих на поверхности «тела» мышления, в конструкцию сознания позволило обнаружить первый чисто топологический эффект. Исследование Ж. Деррида кризиса логоцентризма привело его к другому фундаментальному топологическому явлению: искривлению поверхности мышления в темпоральном поле, которое М. Хайдеггером (еще как абсолютное явление)  было воспринято в виде фундаментальной онтологии, но французским деконструктивистом (в зоне «настоящего») было описано посредством прото-функций. Важнейшими нелинейными параметрами современного сознания, указывающими на его топологичность, явились обнаруженные, с одной стороны, трансляции «форм» мышления (движение как таковое, не известное классике, в принципе указывает на неклассичность), а с другой – внешние по отношению к мышлению пространства (где, собственно, рассосредоточены пояса психологии, психоанализа, социологии и других возможных «гуманитарных» наук). Более того, на основе анализа «поверхностных эффектов» мышления в теории Ж. Делеза, Ж. Деррида и других деконструктивистов можно сделать вывод, что и бытие, и язык, и письмо, и текст находятся в зоне «поверхностного расслоения» мышления, то есть подтверждают его топологические свойства. И только потому, что М. Хайдеггер не сделал этот вывод, ему не удалось выйти за пределы фундаментальной онтологии.
     Иными словами, все те «поверхностные эффекты», которые европейская философия пыталась и не могла (вплоть до М. Фуко) «вмонтировать» в классическое поле мышления, в действительности оказались связанными с топологией и ее эффектами (в сознании). Именно в области топологического мышления становится ясной роль социологии и психологии, в этой области раскрывается суть коммуникативной философии и прагматики, герменевтики и лингвистики, пытавшихся рассмотреть и зарегистрировать еще в рамках поля классической философии трансляцию «знания» или его различные девиации. 
     Становится ясным, почему современные логики и математики уделяют такое большое значение эффектам топологической теории (в неформальной области). Посредством таких логико-математических исследований и современное мышление, фактически, раскрывает себя в новом качестве, посредством «чистых топологических форм», невидимых «классическому глазу» (классической математике и формальной логике). Вот почему и философское мышление, ориентированное в метафизической области, прежде всего, на «формальные (чистые) структуры и сущности», которые обнаруживали сначала логика и математика на поверхности мышления, всегда следовало по указанному ими «курсу». Эти науки в области «чистых форм» еще интуитивно (ведь они работают на поверхности мышления, на которой, по Ж. Делезу, «порог формализации» совпадает с «порогом возникновения» выражения) открывают впервые то, что уже появилось на «поверхности» как различаемое, но еще не эксплицировано мышлением в себя и для своих потребностей (поэтому открытое здесь и отсылается мышлением в область «чистых форм», то есть в поле деятельности математики и логики). Современная математика как раз и работает над топологией точек, касательных расслоений, соизмеримостью линейных и нелинейных пространств, их трансляцией и взаимоотношением, словом, над исследованием топологических эффектов (в области «чистых форм»). Эти топологические «формы», несмотря на то, что в математике они открыты уже достаточно давно, собственно, в самой теории мышления появились лишь совсем недавно и сразу были восприняты многими мыслителями как не имеющее под собой реальной почвы пространство «слепой (и даже детской) игры» со словами, выражениями и науками. Именно таким представляется многим философам деконструктивизм, якобы разрушающий разумное поле мышления и, следовательно, лишающий его «вида» на будущее. За очевидным в такой ситуации вопросом, как мыслить вне пространства мышления (субъекта или разума), в классической области нет ответа. Деконструктивизм – одна из попыток ответить на этот вопрос, ибо в этой философской системе анализируется вовсе не классическое (линейное), а современное (нелинейное топологическое) мышление, видящее не только «форму», но и ее касательные расслоения.
     Новая теория мышления показывает, почему математика, а в связи с ней и логика, всегда выражали и выражают «эффекты» того слоя бытия, который может быть «артикулирован» как «коммутация мышления с действительностью» (на поверхности первого), в каком бы виде она не осуществлялась – линейном, нелинейном или трансляционном. Математика не идет (и не может идти) дальше того, что первично видит в себе мышление, ведь и мир, в конечном счете, пролегает по границе с ним. И лишь тогда, когда внешний мир – претерпевая переход через «поверхность мышления» – становится внутренней (пусть и поверхностной или формальной) «данностью» мышления, оно впервые обнаруживает эту «данность» посредством математических (или логических) законов и «форм». Тогда мышление начинает «говорить» или артикулировать «увиденное» (на поверхности) и выражать его в терминах уже известных ранее (то есть внутри самого мышления) «форм».


     Однако в этой области можно столкнуться еще с одним свойством мышления: если оно и выходит за свои пределы, то только в пространственно-временном измерении, ибо только в этом континууме (в этом суть трансцендентальности, открытой Кантом) оно все еще знает и сохраняет инвариантным  свою структурность и формальность («данное внутри себя»), может транспонировать и «тиражировать» себя по всему объему пространства-времени, внутри которого оно соизмеримо с собой, то есть не теряет способности мыслить. Итак, пространство и время наиболее точно отражают свойство мышления быть тождественным (лучше сказать, инвариантным) себе (в их границах) или, по крайней мере, постоянно проектировать связь будущих и предшествующих своих состояний. Вне пространственно-временного континуума стройность мысли теряется, теряется и отчетливость форм (нет строгости мышления). Как раз это и подтвердил Гуссерль в своей феноменологии. Отсюда исходил Хайдеггер в поисках фундаментальной онтологии. 
     В свою очередь, и математика выглядит универсальной в силу того, что всегда проходит по границе между формой (формальным) и внешним, между онтологией и топологией, и потому она инвариантна относительно как онтологических (то есть мыслительных), так и топологических (то есть пространственно-временных) преобразований. Математика, по Делезу, уже возникает в «разрыве» мышления, то есть на его поверхности, соприкасаясь и с внутренним (онтологией) и внешним (топологией). Она в таком виде изначально была формой топологии, представляя внешнее во внутреннем, а вернее, пролегая по их границе (то есть выступая «формальным образованием»). Вот почему ни одно метафизическое преобразование не коснулось математики, скорее, наоборот, метафизика всегда следовала за математикой.
     В то же время и математика столкнулась с топологическими эффектами только в Новое время (точнее, лишь в трансцендентальном познании).  Классическое пространство всегда было чисто формальным. Его «формы» можно было переосмыслить посредством «сущностей», и, следовательно, единая картина любого типа классического мышления всегда могла быть представлена в виде абсолютных (в крайнем случае, линейных) онтологий. 
     К середине ХХ в. лишь «гуманитарная система наук», включающая и философию, и метафизику, и религию, и историю, не знала топологических эффектов и пребывала в абсолютной уверенности, что ее власть в области мышления непоколебима. Однако многочисленные несоответствия и расходимости, вносимые в систему гуманитарных знаний теориями бессознательного и социального действия, неформальной логикой и неформальной математикой, уже знавшими или несущими в себе топологические эффекты, привели, с одной стороны, к образованию наук, попытавшихся узаконить нарушения классического сознания, а с другой – к расслоению классического «тела» самой философии. 
     Силы, как известно еще из классической механики, всегда действуют на поверхности тела, образуя диаграмму, а их результирующая указывает только на одну конкретную точку. Когда феномены власти, сосредоточенные в социальном пространстве, явственно проявили себя в классической системе знаний и ценностей, тогда и была обнаружена «игра сил» (власти), фиксирующая общую точку их приложения. Это и есть открытие первого топологического эффекта в пространстве мышления. По аналогии с касательным действием сил (власти), в новой теории мышления и социология, и психоанализ (а в феноменологической системе и психология) находятся в касательных расслоениях философии (и классической системы знаний), но именно эти науки позволили решить многие проблемы классического мышления. В частности, прагматика и коммуникативная философия, действующие из касательного измерения, а не непосредственно из «тела» самой философии, позволили устранить (или вывести за пределы дискурса) «идола» эпохи классического мышления – гносеологического субъекта (в том числе и трансцендентального). Именно в касательном социальном пространстве Ж. Делез (на основе «материалов» М. Фуко) обнаружил на поверхности «тела» классического мышления разрывы, которые вызваны игрой социальных и психоаналитических сил (расположенных в стратификационных слоях). И Ж. Деррида, анализируя пространственно-временное расслоение мышления, углубил феноменолого-экзистенциальную технику Гуссерля-Хайдеггера. Онтология Деррида расслаивается в области «настоящего», онтология Делеза – в зоне действия касательных сил власти, постоянно изменяющихся и соответственно изменяющих топологию.
     Итак, любой устойчивой форме мышления соответствует онтология, хорошо описывающая классические процессы познания (стратификацию и иерархизацию знания), но избегающая всяких его особенностей. Если, наоборот, нужно учитывать особенности, обычно внешнего порядка, то необходимо применять топологию, которая видит не только гладкую классическую структуру, но и «разрывы» в теле мышления (обусловленные властью, сексуальностью, желанием и другими аффектами). И именно потому, что во всех предшествующих «тиражах» классических сил человек выпадал за пределы складывающихся онтологий, М. Фуко высказал предположение, что человек – это открытие недавнее, появившееся в эпоху политического сознания и способное снова исчезнуть в горизонте «игры» постоянно меняющихся внешних сил. 
     Только в свете топологических «эффектов» человек обнаружил нелинейность своего мышления. В единой теории мышления, учитывающей и его современные особенности, все классические типы становятся лишь частными (абсолютными) формами, моментами («картинами мира») более широкого спектра топологического мышления. 
     Таким образом, особенность создания этой теории (пожалуй, единственного возможного «ключа» к спасению «гибнущей классической культуры») состоит в том, чтобы (по аналогии с математикой и естествознанием) произвести «перенормировку» классических ценностей (если это возможно) в свете современных представлений и включить, хочет или не хочет того привыкшее мыслить «классически» сознание, во все имеющиеся схемы и формы его собственную трансляцию (движение) и нелинейные проявления. 
     Деконструктивизм в поле топологического мышления перестает быть лишь «игрой сил разрушения и деструкции» и проявляется, скорее, как свойство, можно даже утверждать, новый метод, раскрывающий содержимое как традиционных, так и современных форм знания (текстов и параметров мышления) и вследствие этого «сущность» и языка, и бытия, не только изнутри, но и снаружи. Рассмотрение форм мышления под таким углом зрения привело к обнаружению «складок» мышления там, где их никогда не замечало онтологическое сознание.
     Итак, пока мышление опиралось на абсолютные или инвариантные, относительно линейных трансляций сущности, его общую структуру вполне можно было описать посредством онтологий, в которых способ задания бытия позволял конституировать, практически, все остальные «сущности». Ситуация поменялась в ХХ в., когда мышление стало настолько нестабильным (нелинейным), что перестало подчиняться каким-либо линейным описаниям. В этом случае онтология, описывающая только внутреннюю структуру мышления, уже не позволяла отразить внешние способы его данности. Здесь необходимы принципиально новые подходы и решения – топологические.
п
_____________________________________________________________________________________________