. .В. Б. Окороков

МЕТАФИЗИКА ЭПОХИ ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ:
специфика, сущность и тенденция развития 
________________________________________

Раздел 2, ОТ АБСОЛЮТНЫХ ФОРМ КЛАССИЧЕСКОЙ МЕТАФИЗИКИ
К СОВРЕМЕННЫМ НЕЛИНЕЙНЫМ ОНТОЛОГИЯМ
___________________________

Глава 1, КРИЗИС КЛАССИЧЕСКИХ РАЦИОНАЛЬНЫХ ОНТОЛОГИЙ МЫШЛЕНИЯ
_____________________________

§ 1. К современной ситуации в движущейся философии

     Сравнительный анализ основных философских течений ХХ в. (прежде всего экзистенциализма, феноменологии, герменевтики, прагматики, постмодернизма, постпозитивизма и др.), позволяет сделать вывод о тех кардинальных изменениях, которые происходят в философии в настоящее время. Ни одна из «наук о духе» не смогла найти почву, необходимую для замены «пошатнувшихся» в результате  всеобщей  критики старых оснований. Такова безрадостная картина движения человечества ХХ в. в духовной сфере. На это указывает и Ю. Хабермас, стремящийся  определить новое пространство философии и разработать проект «прощания с  философией», которую оставила нам предшествующая история.
     Что же произошло в ХIХ – ХХ вв. в «науках о духе» и  привело  к столь резкому изменению «духовной ситуации времени»,  а  по существу и «картины мира»?
     Если сравнивать с естествознанием, то и  в  «науках  о  духе» можно обнаружить два критических момента: во-первых, поворот, быстрое движение, трансляция сознания (современной эпохи) «нового человека» приводят к релятивизму и необходимости как и в  естествознании создать общую теорию релятивности, способную перенормировать основные моменты «поворота»; во-вторых, огромные внутренние напряжения полей сознания «нового человека»  (сверхчеловека  или  гения эпохи, способного разрешить ее проблемы) создают условия для  введения квантовых полей сознания и  теории  неопределенности,  иначе говоря, кванты напряженного  сознания  (может быть, и экзистенциалы), не поддающиеся умозрительному исследованию, могут быть описаны в квантовой теории сознания, коммутирующей с рациональной  теорией, которая расходится при каждой «инструментальной» (рациональной или теоретической) проверке. Если второй из этих моментов был прочувствован мыслителями начала ХХ в. (Л. Шестов, М. Хайдеггер и др.) и психологами (К. Левин, Ж. Пиаже и др.), а первому было также посвящено  множество работ, практически, ни один из этих моментов даже в настоящее время не представлен в виде, доведенном до единой  общей  теории (как в естествознании). Ведь и сами изменения, происходящие в философии, до сих пор не поддаются сколько-нибудь серьезному анализу в области онтических (и научных) трансляций, но зато все  более очевидной становится необходимость их исследования в онтологической плоскости.
     Раскрывается и то, что интенциональны не только представления, понятия и системы смыслов, но и целые науки, о результирующем импульсе которых писал в свое время еще Дильтей. Часто и жизнь мыслителя необходимо связана с «жизнью» (существованием) наук  в его сознании, а переживание наук (и понятий), по существу, является их движением (трансляцией) в поле его мышления. Движение наук и понятий в сознании оказалось недоступным для  восприятия классического сознания, или доступным разве что в неизменном виде (в качестве абсолютных истин), инвариантном относительно проникновения и восприятия истории (может быть, поэтому впервые о переживании наук заговорил Дильтей, проводя критику исторического разума). 
     Классическое сознание, опирающееся  на  отвлеченные  сущности (истины разума и языка), могло мыслить только линейно и одномерно. Мышление одномерного человека, как считает Маркузе, основано на власти и господстве (одного) и этот «единственный» есть  логос, как главный принцип и закон бытия, основанный на знании. Современный мыслитель, обнаруживший недостаточность рационального измерения бытия, но пребывающий в этом измерении, неминуемо  должен  был выявить кризис основ собственного существования, что и произошло с «философским субъектом» в ХIХ – ХХ вв. По утверждению Хабермаса, упорство, с которым философия отстаивает свою  роль  хранительницы рационального, ничего кроме неприятностей ей не доставляет. То, что происходит в современной философии, он считает кризисом классических (стремящихся методологически  к  абсолютности,  рационального, трансцендентального и диалектического) модусов обоснования. Все эти модусы предстают лишь как ступени самовосхождения разума в рациональной оболочке. То, что раньше (на протяжении истории рационального освоения мира, от Сократа до Канта и Гегеля) носило маргинальный характер, в новейшее время стало массовым диагнозом. Философский разум умер, да здравствует исторический! – восклицает Ортега-и-Гассет.
     Именно «поворот» философии, при котором рационализм утратил свое абсолютное влияние, а вся новая методология оказалась бессильной, привел, с одной стороны, к ощущению кризиса, а с другой – к провозглашения  эпохи  «закатов»:  религии  (Ницше),  метафизики (Хайдеггером), культуры (Шпенглером), цивилизации (Тойнби),  истории (Гвардини, Фукияма, Рорти). Ж. Л. Нанси указывает на «конец»,  в котором система смыслов мира (и существования) отождествляется с бытием и исчезает как  цель,  так  как  достигает  предела  всяких «смыслов». То есть варьируется в том или ином виде закат  «наук о духе». Там, где власть разума абсолютна (или абсолютно довлеет определенная методология), там «мир» движется к своему закату, ибо теряет смысл собственного существования.
     И в естествознании говорили о кризисе, об исчезновении  материи, но никто ни в одной из естественных наук не  осмелился говорить о конце науки. Причина этого, вероятно, в том, что философия «не успела» превратиться в науку, хотя всегда хотела ей стать, а ее кризис (обновление или перенормировка основ) в силу неопределенности и размытости ее границ протекает слишком длительный период времени. 
     Главный импульс кризисной философии конца ХIХ – начала ХХ вв. оказался деструктивным. На этой основе возникли две новые парадигмы критического сознания: всеобщая критика и нелинейность мышления, связанные, прежде всего, с его трансляцией (для духа ценно не то, что  покоится, а то, что движется). Фромм считал, что волна  деструктивизма захлестнула весь мир. Усилия Деррида и Рорти, в основном, были направлены на разработку системного оформления проектов деструкции, хотя, по существу, намного раньше их тем же (интуитивно) занимались Дильтей, Гуссерль, Шестов, Хайдеггер и др.
     То, что в истории философии считалось зоной маргинальных явлений, не укладывалось в русло системной философии и относилось преимущественно к области «полетов над разумом», (после Кьеркегора) обрело свою онтологическую сущность,  парадоксально  названную ничто. Эти процессы привлекли, в первую очередь, экзистенциалистов.

     Существенно важным моментом современной эпохи движения философии оказалось и то, что классические формы (модусы) обоснования знания оказались неспособными адекватно отображать быстро изменяющиеся (во многом деструктивные) процессы «наук о духе». Классические философия и науки составляли единое звено общей системы знаний, результирующий импульс которого был направлен на предельную для данного времени систематизацию (единого духа и божества, даже своеобразного фетиша, именуемого на обыденном языке разумом). В настоящее время науки и философия не только не составляют единую систему знания, но и порой, направленные в разные стороны, становятся составляющими частями сознания и отдельными элементами его движения. У Гуссерля философия представляет собой большой действующий мозг, таким образом, и всякое движение  наук  должно осуществляться в сознании. Сартр подмечает, если сознание есть сознание о ..., то само по себе сознание есть чистое движение. Итак, наступила эпоха, в которой быстрая трансляция наук становится настолько очевидной, что речь зачастую идет не о самих науках, а об их  движении, изменении, кризисе, деструкции и как новейшее открытое звено деконструкции. Сущность систематики  превращается  в  существо движения. Методология, направленная на предельную системность, деформируется в методологию эволюционирующих систем. Онтология системных форм преобразуется в онтологию изменяющихся форм. Ведь еще гегелевская «феноменология духа» являлась эволюционирующим  сознанием, а его история философии есть история  философского постижения бытия, понимаемая как сознание в его движении  к  собственному понятию (и пониманию), реализуемое как самосознание.
     Вплоть до ХIХ в. движение философии  происходило  настолько медленно, что коррекция ее оснований (идей и идеалов) не ощущалась мыслителями конкретной эпохи. Они были уверены, что  истины  абсолютны и вечны и не подлежат изменению (а если и подлежат,  то  это дело божье, но никак не человеческое). Вся истории философии представлялась движением относительно этих  истин (оснований, идей, идеалов, законов и т. п.). Стало быть, не философия и науки осуществляли движение в сознании человека, а  человеческое  сознание  на протяжении веков двигалось в русле вечных (принимаемых за божественные) истин (естественных наук и «наук о духе») – вот основная мотивация возникновения традиции (и общества).
     Предел движения сознания в науках указал Кант, возвестив  априорность категорий (или систем смыслов, которые можно эксплицировать на целые науки),  всякое  (классическое)  движение  оказалось трансцендентальным. Кант, по существу, провел демаркацию (указал границу) движения наук и движения сознания. Недаром уже его последователи пошли дальше. Гегель первым обнаружил движение (феноменологию) понятий и наук в сознании (духе), иначе говоря, он, вслед за Кантом, возвестившем о «коперниканском перевороте в сознании», инверсировал приоритет движения сознания по отношению к движению наук, воплотив его в своей диалектике. До Канта всякое мышление двигалось в русле наук, философии и их истин, после Гегеля науки и философия стали двигаться в поле сознания человека. Это и уловил Маркс, утверждая о перевернутой  диалектике Гегеля. Но, отдавая дань традиции, ему важно было вернуть «историю» и направить диалектику в научное русло, то есть правильно поняв волю «духа времени», он все еще по инерции стремился провести научное  обоснование истории.
     Первое из указанных «движений» (до Канта) можно  назвать  рациональным, второе (после Гегеля) – феноменологическим. Так в девятнадцатом веке произошла инверсия первичности движения наук (и философии) по отношению к сознанию. На «сцену истории» вышел «дух» человеческий со своими инстинктами жизни и смерти, агрессии (по Фрейду), ужасами и страхами (по Кьеркегору), всеразрушающими (деструктивными) процессами. Феноменологи вслед за Гуссерлем, укротив «потоки сознания», оставили, по существу, неизменными научные истины, создав своеобразного «кентавра», сочетающего современные переменные (интенциональные) потоки сознания и переживаний (дань «духу времени») и абсолютные потоки научных истин (дань традиции).  Психология,  занимающаяся «потоками духа», оказалась «в одной упряжке» с естествознанием. Гуссерль стремился только устранить неприятности из науки, трансформировав все расходящиеся (духовные) потоки за  скобки истинности: науки и научные истины оказались вне потоков движения сознания. Эту «формулу» неопозитивисты  использовали для того, чтобы провести  демаркацию научного и метафизического знания.
     По поводу неопределенности современной ситуации Г. Буркхард пишет: среди невероятных построений и языковой путаницы «картины мира», которые мы себе  создаем, меняются так быстро, что наше чувство направления не успевает угнаться за этими изменениями. Вероятно, время создания абсолютных, определяющих на века ход истории философских систем, прошло. Может быть, поэтому наиболее радикальных решений в философии достигли те ее направления, которые делали главный упор на разрешение проблем человеческой психики и сознания, которые смогли хоть в какой-то степени смягчить проблему релятивности современной  философии.
     Человеческое сознание, ранее отчужденное  от  всякой  истины, ибо для того, чтобы существовать было достаточно мыслить, или двигаться в сфере заданных абсолютно (или априорно) истин (законов и наук), на современном этапе само становится опорой для движущихся наук. Философия и науки начинают все более убыстрять свое движение в сознании и уже речь начинает идти только о соизмеримости дискурсов, наук или даже их фрагментов (как в философии) в сознании. Вся сумма накопленного знания более не удерживается  в  сознании  конкретного человека и там, где говорится о соизмеримости дискурсов, приходится думать о соизмеримости различных потоков сознания.
     Из всего сказанного следует, что «дух», который до ХIХ в. в разумной ипостаси двигался в направлении предельной систематизации, поменял полярность своего движения. Человеческое сознание, а вместе с ним и «науки о духе», совершило  поворот от абсолютного знания смысла собственного бытия к беспочвенности и потере всякого смысла существования, что и привело к кризису наук, равного которому не возникало со времен античности, и одновременно к всеобщей релятивизации «наук». Там, где в классической философии пребывала истина, ныне встало человеческое сознание со всеми вытекающими отсюда последствиями. .

п