.
Марк Перельман 

ХХ  СЪЕЗД  И  СОБЫТИЯ  1956 ГОДА  В  ТБИЛИСИ 

     Если не считать волнений в ГУЛАГе, то первое открытое выступление против власти в послевоенные годы произошло в Тбилиси. Было оно, правда, не против советской власти, а скорее за нее, но приоритетным оно тем не менее остается, хоть на щите несло оно имя Сталина. 
     Сталина в Грузии не любили, причин к тому было не мало: в 1921 году не без его активного участия лишили самостоятельности, в 1924 он, фактически, подавлял очередное восстание, в 1937 посажено и расстреляно было, кажется, даже больше, чем в Ленинграде, ну а в бланке переписи населения, в графе «национальность» он записал себя русским! И никаких поблажек, разве что рядовой Кантария водружал знамя над Рейхстагом, но это ведь не для всех, для него одного! Поэтому смерть Сосо (как его всегда между собой называли и называют) была принята не с большим горем, чем в других краях, даже с неким злорадством, во всяком случае портретов на иконостасы, как бывало в России, не ставили. Больше надежд молодые возлагали к тому времени на 
Л.П. Берия, на «нашего Лаврентия», не менявшего своей национальности при переписях. Поэтому к объявлению об аресте Берия подготовились: была окружена и разоружена Грузинская дивизия, сохранявшаяся со времен войны, а за компанию наши команды студентов III и IУ курсов, проходящих военные сборы. Но ничего не произошло: солдаты обрадовались отдыху от муштры, обыватели немного пошушукались и все. Повозмущались, как рассказывали, только в селе Мерхеули близ Сухуми, на родине Лаврентия: там его статую, в человеческий рост, ночью потихоньку перетащили и опустили, чтобы власти не конфисковали, на дно реки. (С этой статуей потом не раз забавлялись - то ли по причине илистого дна, то ли из-за проделок  аборигенов она всегда была видна если нырнуть и открыть глаза. Поэтому туда водили ответственных приезжих и уверяли, что стоит нырнуть и посмотреть на дно, а там самородки, которые собирали еще аргонавты! Нескольких приезжих пришлось вытаскивать и откачивать после того как они встречались глаз в глаз с Лаврентием Павловичем!). 
     Знаменитый доклад Н.С. Хрущева на ХХ съезде о преступлениях, замышленных и осуществленных Сталиным, вызвал шок: вначале его читали по парторганизациям, затем комсомольцам, но так или иначе его вскоре прочли или, по крайней мере, прослушали все. Для меня, как и для некоторых других, в основном из семей, пострадавших в годы репрессий, в докладе не было ничего нового - новым и абсолютно непонятным было то, что власть сама в этом признавалась! Рушилось мировоззрение, система, заложенная и утвердившаяся в подсознании - так или иначе, но вбитая в ионерско-комсомольском возрасте. До полного двоемыслия брежневской эпохи было еще далеко, целое поколение... А тут, буквально на следующий день после прослушивания доклада, наступило 5 марта - день смерти Вождя, который в предшествовавшие два года отмечался добровольно-принудительными шествиями к его огромному (выше только в Гори) монументу на набережной Куры с возложением венков и букетов. 
      Национальной грузинской чертой характера является, по-моему, стремление противодействовать любому распоряжению властей - я, собственно, даже представить не могу возможно ли какое-либо деяние властей, которое могло бы быть встречено всеобщим одобрением. Не знаю, что тому причиной - прирожденный индивидуализм или театральность характера, исторический опыт не столь уж давних феодально-племенных смут, но это - непреложный факт. 
      И как, вы думаете, поступили в такой ситуации власти? Чисто по-советски, конечно, т.е. самым глупейшим из всех возможных способом: во все вузы поступило распоряжение - закрыть двери, никого из студентов 5 марта из зданий не выпускать и устроить добавочные лекции под личную ответственность преподавателей! И это после прочитанных слов Хрущева о том как подавлялась свобода дискуссий и обсуждений... Хилые престарелые швейцары были сметены и студенты университета повалили во двор. Выступления вначале были вполне мирные: в прошлые годы ходили и сейчас пойдем, это ведь не запрещено, хотим и отметим, сами будем решать и все. 
     Так, мирным походом, инцидент, возможно, и кончился бы. Но, к несчастью, Первым секретарем ЦК КП Грузии был в то время В.П. Мжаванадзе, генерал-лейтенант и политработник, привыкший выступать перед послушной и дисциплинированной солдатской массой, окруженной автоматчиками. Но тут не было автоматчиков, да и о национальных особенностях земляков успел он позабыть проведя всю жизнь в России. Оратором он был, как бы помягче выразиться, никаким, грузинский его был примитивным, никак не для университета (да и русский не лучше), а отвечать на вопросы или, тем паче, парировать их он попросту не умел. 
Так что через несколько минут препирательств несколько долдонов взяли его за руки и заявили, что все вместе пойдут с ним к памятнику Сталину продолжать разговор. 
      Так и пошли нестройной толпой к монументу, а в первом ряду шел Первый секретарь. Охранники затаились в переулках - хозяин фактически в заложниках, как некогда Дзержинский у эсеров - ОМОНа ведь еще нет. Тут, надо отдать должное, решительность проявил сам Мжаванадзе: у него то ли живот заболел, то ли нога, но он поклялся самой страшной грузинской клятвой, что догонит их на машине, и ускользнул от студентов в переулок, к охране. Ну а студенты дошли до онумента и начали митинговать. 
     Боже мой, какие тут вдруг проявились ораторские дарования и даже некоторые организаторские способности: сейчас же были посланы делегаты во все вузы, техникумы, школы с призывами ломать двери, бросать занятия и присоединяться. Что может быть слаще для учащихся, чем призыв бросить занятия и побузить? В школе, где училась моя жена, директор грудью прикрыл дверь, но семикласники спустились с третьего этажа по водосточной трубе и... пошли в кино. Но это в русской школе, а дети из грузинских школ, как более сознательные и эмоциональные, залезали на взявшиеся откуда-то грузовики и с воплями и плакатами «Ленин-Сталин» носились по городу. 
      Митингующих становилось все больше, они уже не вмещались в сквере на набережной и второй, еще более многолюдный, шумел на центральной площади, где тогда стояли мраморные трибуны для правительства, принимающего парады. (Оскверненные трибуны сразу же после этих событий снесли, чтобы никого впредь не искушать.) Тон и требования ораторов нарастали крещендо: вначале требовали просто опровержения существования такого доклада, затем уже опровержения приводившихся данных, затем отставки Хрущева, замены его верными сталинцами Молотовым и Маленковым, отдельные выкрики были и о Кагановиче, еще реже о Микояне. Потом стали требовать созвать новый съезд партии и судить Хрущева - врага народа. Все это перемежалось одами и песнями, тут же сочиненными, восхваляющими Сталина - величайшего и уже любимейшего сына Грузии и всего прогрессивного человечества. Здесь что-то как-то переменилось -  психология толпы непредсказуема -  и зазвучали требования немедленно, сей момент, вызвать в Тбилиси и поставить во главе Грузии сына и наследника, Василия Сталина, которого мерзавец Хрущев держит, боясь соперничества, где-то в заточении. 
    

В первые два дня на митингах появлялись и «ответственные товарищи», даже секретари ЦК: они пытались в чем-то убедить толпу, немножко попугивали. На третий день все они исчезли, зато появились приезжие делегаты: я сам слышал двоих -  из Киева и из Черновиц. Оба клялись, что они только что приехали, точнее, присланы Ревкомами, Украина бурлит, то же самое, мол, сообщают из Прибалтики -  все-все поддерживают Грузию, а Хрущева на виселицу! (У меня был сосед - друг детства, полковник КГБ. Уже через много лет, когда это было безопасно, я пытался узнать кто были те люди, он говорил,  что так и не выяснили.) Легко представить как эти выступления подогревали толпу.... 
     Благоразумие, конечно, покинуло не всех: у нас в Институте физики и в других таких заведениях все сидели на месте и ждали -  не сомневались, что это добром не кончится, под этими лозунгами никто из нас выступать и не стал бы. Необходимо было дежурить в Институте и потому, что был у нас довольно мощный радиопередатчик для связи с космической лабораторией, зимующей на Эльбрусе. (Начальство звонило в КГБ, просило охрану или перенос станции в охраняемое помещение. Гебисты отвечали, что не до нас и предлагали разобрать передатчик, что, конечно, делать было нельзя.) Мы не сомневались, что власти все эти выступления прекратят, верующих среди нас не было, но все как-то молились, чтобы только жертв было меньше... 
      А митингующие решили перейти к активным действиям: правительство Грузии ничего не делает, значит надо сообщить свои требования в Москву. Кто-то вспомнил, что в Тбилиси, точнее в пригородной правительственной резиденции находится и никак из-за всеобщей катавасии не может улететь мужественный китайский герой маршал Чжу Дэ, верный соратник великого Мао Дзе дуна. Ну кто как не он может и должен стать на защиту чести и достоинства нашего Генералиссимуса?  И толпа в несколько тысяч человек отправилась с флагами и соответствующими песнопениями в Крцаниси. Престарелый вояка пережил, как говорят, немало страха пока не убедился, что его резиденцию охраняет чуть ди не целый танковый полк. Командир полка объяснил, что у маршала сердечный приступ, его надо пожалеть, а петицию он сам передаст. Толпа посовещалась и решили идти на Главный телеграф, на проспект Руставели, отправлять телеграммы Василию Сталину (не это ли стоило ему в конце концов жизни?), Молотову и другим. 
     Тут, на проспекте Руставели и произошла трагедия 9 марта 1956 года, в нескольких, буквально, метрах от того места, где началось кровопролитие 9 апреля 1989 года, через 33 года и один месяц. 
     Демонстранты и не знали, что вся передающая аппаратура находится не в этом здании, а за городом, т.е. их требования прямого провода, почерпнутые из каких-то книжек о революции, бессмысленны. 
     Здание Телеграфа было окружено цепью солдат, во входном проеме стояли офицеры. Демонстранты подошли туда к одиннадцати вечера, они требовали, чтобы их пропустили вовнутрь. Офицер отказался. 
     О дальнейшем есть такая версия: из толпы раздался выстрел в сторону солдат и они начали стрелять поверх голов. Но напротив Телеграфа находится гостиница «Тбилиси» с рестораном, в который и попали пули, ранив или даже убив кого-то из посетителей. Кто-то из демонстрантов побежал, а кто-то, мол, бросился отнимать оружие у солдат. Тогда из соседних переулков выехали танки и пошли вдоль проспекта -  мои наивные компатриоты начали перегораживать улицу портретами Ленина и Сталина -  ну какой настоящий советский человек наедет на такую святыню! А танки не останавливались и даже, говорят, стреляли. 
Солдат и танков в городе оказалось много: они цепью двинулись на набережную, оттесняя людей к реке и загораживая отход. Сколько-то человек бросилось или было столкнуто в воду с высокой набережной. Прыгнуть и не разбиться здесь очень трудно, а доплыть в весьма холодной воде до места, где можно подняться -  это очень нелегко и тренированному пловцу, хотя кой-кому и удалось. 
     О количестве погибших в тот день никогда не сообщалось, но на двух, по крайней мере, кладбищах есть ряды могил молодых парней с одной и той же датой смерти... 
     Никто никогда не сообщал и о том кто и когда отдал приказ стрелять, говорили, что это мог сделать только сам Хрущев. Не выяснено и то, с какой стороны раздался первый выстрел. Может быть, это все уже и не удастся выяснить: в Тбилиси в 1991 году повторилось то, что произошло в Петрограде в 1917  -  первым был разгромлен и сожжен архив КГБ, как там охранки -  чьи-то следы заметены! 
     К чести Мжаванадзе надо лишь добавить неожиданно умную его политику в том, что буквально через несколько дней все задержанные были освобождены и никаким репрессиям далее не подвергались. 
     Ну а в городе на несколько дней был введен комендантский час. Говорили, что был убит какой-то солдат, во всяком случае в первые дня три солдаты ходили по трое и в сопровождении бронетранспортеров. Говорили, что печатаются листовки, что в первую ночь в городе работала радиостанция, передававшая обращение в ООН о провозглашении независимости именем «Ревкома Свободной Грузии» (название оставалось чисто советским!) и просьбы о немедленной присылке оружия. 
      Может быть, что-нибудь такое и действительно имело место быть, но у нас в Тбилиси горячее южное Солнце, а как писал еще Альфонс Доде под таким Солнцем в Тарасконе и не такое рассказывалось.