...
* * *
Иссякнут летние эклоги,
зима зажмет меня в тиски,
и комнатный мирок убогий,
раскольничий холодный скит
(но где о черте, не о Боге
душа-затворница болит)
страницы зимних антологий
мне медленно наговорит.
И с тем померкнет день вчерашний,
но в этой яме (или –
башне?)
в любую полночь свет горит.
В любую полночь –
шелест белый
моих листков, моих гонцов
из тихой комнаты пределов
язычества и праотцов
в пространство вьюги оголтелой,
долой, сквозь плотное кольцо
непонимания – несмело
(их автор не был храбрецом),
но тем не менее летящих
во гневе, хлестко и разяще,
стране – в жестокое
лицо.
<........................>
.