. Многожёнец

     Первый раз я женился несознательно. Решение было принято сгоряча, при нестерпимом стремлении к размножению, усугубленному состоянием острого алкогольного аффекта.
     Я сказал: “Давай!”. Она ответила: “Конечно!”.
     Я имел в виду одно. Она говорила о другом. Но делать уже было нечего – в её животе 
кто-то поселился. 
     Когда она об этом сообщила, я почувствовал  лёгкое недомогание и начал медленно 
ускоряться. Но подоспели её братья.
     Они сказали: “Давай!”. Я сказал: “Конечно!”. Они говорили на общедоступном языке 
жестов, и я их понимал. Мне наложили несколько швов и пришили на грудь ленточку с кольцами… 

     Потом была свадьба. Братья следили, невеста плясала, гости пели, жених пил… Рубцы рассосались, а с ними и наша семейная жизнь. Оказалось в животе были газы. Просто ей 
нужно было как-то всё объяснить маме… 

     Она сказала: “Прости!”. Я сказал: “Прощай!”. 
     Кольцо не успело врасти под кожу, как я оказался по то сторону брака. Паспорт утерял запятнанным. Восстановил огуречно хрустящим… 

     Второй раз была Любовь… Так её звали. У неё была квартира. Я полюбил её с первого 
взгляда. Она была моей мечтой – трёхкомнатная, меблированная, два балкона, раздельный санузел. Что ещё надо?..
     Я сказал: “Люблю!”. Она сказала: “Женись!”. Я сказал: “Пропиши!”. Она сказала: “Женись, тогда…”.
     Я женился. И она меня прописала. В раздельном санузле я почувствовал себя 
по-настоящему счастливым. 
     Потом она захотела детей. Я захотел разделить жилплощадь. Она сказала: “Ах, вот ты 
какой!”, и прописала всю свою родню из Астрахани. В моём распоряжении остался 
санузел, где я и забаррикадировался. Но её родня из Астрахани выкурила меня, пропихнув 
в щель горящие газеты.
     И я ушёл с гордо перебинтованной головой…

     Потом я встретил Асю. Я полюбил её за то, что она еврейка. И честно ей в этом 
признался.
     Она удивилась. Сказала: “За это обычно не любят!”. Я сказал: “А я необычный! Давай 
умотаем в Америку!” И она полюбила меня с оговоркой: “Сделай обрезание и рванём!”.
     Я заартачился. Она отослала меня к своему папе. И тот меня уболтал. 
     Меня обрезали всей синагогой и веселились. Тогда всё это только начиналось, я был 
первой ласточкой. После меня это дело поставили на поток. Но тот день стал для них 
отправным.
     Ася сказала: “Ты мой герой!”. Я посмотрел вниз и, утерев слезу, спросил: “Где визы?”. 
     Она показала. И я, наконец, упал в обморок. Визы были в Израиль. 
     Очнувшись, я спросил: “А как же Америка?”. Ася ответила: “Мы с тобой сионисты! Эта 
наша Родина, наша судьба!”. Я спросил: “Я сионист?”. Она укоризненно покачала головой 
и указала на ширинку. Я сказал: “Немедленно пришейте назад!”. Она развела руками, и нас быстренько развели. 
     Чуть лишённый достоинства, бодрость духа я, однако, не утратил и мечту осуществил 
уже с Жанной.

     Она вывезла меня в Америку и устроила таксистом. Я вкалывал – она отдыхала. Я 
недосыпал – она спала со всеми. 
     Я набрался мужества и сказал: “Тут наши дорожки расходятся!”. Она рассмеялась и 

показала мне какие-то бумажки на английском языке, заверенные нотариусом. 
     Я спросил: “Что это?”. Она ответила: “В этой стране ты моя собственность!”  и “Нужно 
читать, когда подписываешь!”. 
     Только я замахнулся, как подбежали полицейские с дубинками и показали мне, кто из 
нас негр. К тому же меня обложили штрафом, так что моё рабство стало официальным. 
Я стал жить в долг и дышать в кредит.
     Потом, улучив момент, когда Жанна отвернулась, я сбежал на русский сухогруз. 
Попросил убежища и в трюме был переправлен на Родину. По возвращению со мной 
беседовали компетентные органы и отправили меня на излечение в санаторий закрытого 
типа. Там мои расшатанные нервы укрепили… 
     С тех пор я стал осмотрительным, и всё время осматривался – не идёт ли кто попятам. 
Но вскоре почувствовал, что опять готов… 

     Свою готовность я продемонстрировал под Новый год. Она была снегурочкой. А мне 
было всё равно. Мы праздновали нашу встречу и встречу Нового года, объединив оба 
праздника в один длительный запой. Она вышла из него первой. Я пришёл к финишу 
вторым, и нашёл себя с очередной печатью в паспорте и с отпечатком сапога на щеке. 
     Снегурочку звали Валей. Она жила хоть и не в Лапландии, но с Дедом Морозом. Деда 
Мороза звали Витёк. Отпечаток сапога был его. Мы стали жить втроём и закатили 
праздник до весны. Весной появись первые подснежники, а с ними и признаки белой 
горячки. 
     Я сказал Вале: “Больше так продолжаться не может!”. Она икнула и ответила: “Ты прав!”. Потом позвала Витька и сказала: “Переходим на качественные продукты!”. 

     Но перейти не пришлось. В ходе спора – какие продукты считать качественными? Дед 
Мороз Витька, овладев топором и разглядев в снегурочке большую, говорящую крысу, 
поставил в нашей семейной жизни, жирную точку, в виде кровавой лужи. Так я стал 
вдовцом и соучастником одновременно.

     Пять лет пролетели, как день. И теперь я могу с полной ответственностью заявить, что 
готов к браку как никогда. Чувствую в себе силы и трезво осознаю, что достиг, наконец, необходимой для этого дела зрелости. 

                                                                                                                                       6.11.2007 

<..........................>