.
      *    *    * 

     Все вижу я, и все открыто мне. 
     Все вижу я, безумием объята. 
     Я вижу, как ваш храм горит в огне, 
     и даже знаю имя герострата. 
     Я вижу души под покровом сим, 
     который вам не кажется покровом... 
     я вижу ясно то, что вам самим 
     века спустя взойдет 
     созвездьем новым... 
     (И Бога нарекут всего лишь Словом – 
     таким понятным и таким простым...) 
     ...А на дворе, как в месяце нисане, 
     (века, века!) распутица стоит, 
     когда во мне – недавней обезьяне – 
     однажды человек заговорит. 
     И я увижу, как смешон и глуп 
     ваш белый свет – Великий и Кровавый, 
     в котором выбивают зуб за зуб, 
     и жгут дворцы, и ждут грядущей славы, 
     и славят крест, терпение и труд, 
     и жизнь несут легко и величаво, 
     как реки воды мутные несут... 
     Все знаю я – что будет и когда, 
     и отчего бестрепетно и немо 
     горит над вами белая звезда, 
     что назовут звездою Вифлеема... 
     Я вижу души под покровом сим, 
     который вам не видится покровом, 
    

я вижу ясно то, что вам самим 
     века спустя взойдет созвездьем новым 
     (еще я вижу: с именем Христовым 
     смерть понесут одни стада – другим...) 

     Века, века... и кровь, и пот, и дым... 
     И знанья чад – пустой и одинокий. 
     О чем тут спорят и о чем молчат, 
     о чем кричат отважные пророки? 
     О чем тут спорят и о чем молчат, 
     зачем стоят тяжелые кумиры, 
     так одиноко, холодно и сыро, 
     как будто все – века, века назад... 
     Мой бедный мир! Мой бедный детский сад, 
     который вы зовете 
     страшным миром 
     (и он прильнет ко мне ребенком сирым, 
     взрослеющим от горя и утрат...) 
     И плачу я – века, века назад...