.
      Аленький цветочек 

     И лес подступает стеною, 
     и меркнет полуночный свет. 
     Очнулося Чудо лесное 
     и видит – Аленушки нет. 

     Проснулся он – зверь безобразный 
     в своей непролазной тайге, 
     и взор помутившийся красный 
     Аленушку ищет в тоске. 

     Наверное, ей не вернуться 
     из дому обратно сюда. 
     Там люди как люди смеются, 
     и в спину не дышит беда. 

     Там нету надежды на чудо, 
     но каждый как хочет живет... 
     Нет, ей не вернуться оттуда. 
     И вот безнадежно и люто 
     чудовище в голос ревет. 

     ...А умные сестры тем часом 
     Алене внушают совет: 
     «На свете есть воля и разум, 
     а долга, родимая, нет. 

     Его заколдованный терем 
     тебя уже сводит с ума. 
     Он был и останется зверем, 
     а ты, в эти бредни поверя, 
     чудовищем станешь сама.» 

     ...Бушует опять непогода, 
     за окнами блещет гроза. 
     Алена глядит на урода. 
     в его золотые глаза. 

     Под этою страшною рожей, 
     под этою накипью лжи, 
     есть кто-то другой, непохожий. 
     Она умоляет: О Боже, 
     хоть каплю его покажи! 

     Но сколько бы ей ни молиться – 
     а страшную маску не снять. 
     И ей ничего не добиться. 
     И ей ничего не понять. 

     И ей никогда не пробиться 
     сквозь липкий безудержный страх... 
     И кажется – что-то случится, 
     и гадкая черная птица 
     ехидно смеется в кустах... 

     Так дни или годы проходят. 
     Алена живет как жила. 
     К реке и к ручью не подходит, 
     не смотрит в свои зеркала. 

     Вот космы ее. заплетаясь, 
     уже закрывают лицо, 
     и, в грязную руку впиваясь, 
     на пальце ржавеет кольцо. 

     Сидит она с Чудищем рядом, 
     глаза ее – как пятаки. 

     Но там, под бессмысленным взглядом, 
     под кожей, пропитанной ядом, 
     ни горечи нет, ни тоски. 

     Аленушка больше не плачет, 
     и сердце ее не болит... 
     Они одинаковы, значит – 
     неважно, какие на вид. 

     ...Тоска подступает стеною. 
     Смеркается... Сил больше нет 
     лить слезы, бороться с запоем 
     и слушать бессмысленный бред. 

     Ты требуешь водки и водки, 
     и страшно рычишь без конца. 
     Одна лишь бездонная глотка 
     и страшная маска лица. 

     Чем дальше к безумным пределам 
     душа уплывает сама, 
     тем все безобразнее тело, 


     тем все непрогляднее тьма. 

     Я вижу ужасную рожу, 
     звериный бессмысленный рык... 
     Но там, под оставленной кожей, 
     есть кто-то другой, 
     непохожий, 
     кто слышит небесный язык... 

     И сколько бы мне ни молиться, 
     а страшную маску не снять. 
     И мне ничего не добиться, 
     с тобою туда не попасть. 
     И мне никогда не пробиться 
     сквозь липкий безудержный страх. 
     И кажется – что-то случится, 
     и кажется – кто-то стучится, 
     за окнами шарит в кустах. 

     ... Вот я выхожу к магазину, 
     к ночному, в четвертом часу. 
     Хозяину лавки, грузину, 
     я прибыль в кармане несу. 

     Меня он улыбкой встречает, – 
     наверно, уже узнает. 
     Но лишь головою качает 
     и молча бутылку дает. 

     А рядом – опухшие рожи. 
     Я мимо скорее пройду, 
     как будто боюсь стать похожей 
     и к ним перейти за черту, 

     как будто боюсь я подслушать, 
     как что-то звенит и поет, 
     когда их забытые души 
     уходят в бесцельный полет. 

     Уходят, от боли синея, 
     добру неподвластны и злу... 
     Но кажется – нет мне роднее 
     любого бомжа на углу 
     и этой заплаканной тетки, 
     заклеившей пластырем бровь... 

     У всех у нас общая водка, 
     а стало быть – общая кровь. 

     ...Так долго ли, коротко время, 
     и все непрогляднее дни. 
     Едины горят перед всеми 
     киосков ночные огни. 

     Я больше тебя не ругаю, 
     напрасные слезы не лью. 
     Я водки себе наливаю, 
     и, морщась, глоточками пью. 

     И кажется – мир предо мною, 
     взрываясь, сгорает дотла. 
     Ах, как я довольна судьбою – 
     я правильно жизнь прожила. 

     И кажется, я улетаю 
     туда, где другие пути – 
     Я знаю, я знаю, я знаю – 
     теперь уже все позади... 
     И птица небесная плачет, 
     и льется златое вино... 

     И мы одинаковы, 
     значит – 
     какие – не все ли равно... 

                                                   1998 

<.............................>
_____________________________________________
п