Шан Ян доказывает, что тупой и невежественный народ - великая сила, ибо если люди невежественны и не имеют никакого представления о том, что лежит за пределами их деревни, других путей, кроме обработки земли, у них нет. «Если народ не пренебрегает земледелием, государство спокойно и вне опасности» {200}, - говорит Шан Ян. С величайшей яростью набрасывается он на тех, кто отвлекает народ образованием, - на конфуцианцев, изучающих древнюю историю и поэзию и следующих не одобренным сверху рецептам поведения. Бешеная злоба, прорывающаяся в «Шан-цзюнь-шу», как только заходит речь о культуре и образовании, сама по себе является свидетельством широкого распространения образования в IV в. до н.э. и его привлекательности для широких слоев народа. Даже, если сделать скидку на гиперболизацию, свойственную стилю трактата, вряд ли можно считать совершенно беспочвенным имеющееся здесь утверждение, что «народ меняется, любит красноречие и с удовольствием занимается учебой» {201}, как и жалобу на то, что, «хотя в каждом селе есть связка {202} "Книги песен" и "Книги истории" и в каждой семье - по книге, это не приносит пользы управлению» {203}. 
     Борьба с образованием (которую легисты вели одновременно с борьбой против нравственности) здесь смыкается с борьбой против народа. В «Шан-цзюнь-шу» говорится: «Красноречие и ум - помощники мятежа; правила благопристойности и музыка - свидетельства разврата и праздности; доброта и человечность - пособницы нарушений; назначение и продвижение добродетельных - лазейка для хищений и казнокрадства. Если еще прибавляется смута, то все это широко распространяется; если есть свидетельства разврата и праздности, значит, они вошли в употребление; если есть пособницы у нарушений, значит, они появились; если есть лазейка для хищении и казнокрадства, значит, их нельзя уже остановить. Эти восемь пороков, скопившись, приводят к тому, что народ побеждает свое правительство. Если же этих восьми пороков нет, то правительство побеждает народ. Когда народ побеждает свое правительство, государство слабеет; когда правительство побеждает свой народ, армия усиливается» {204}. 
     Доказывая, что правителю пристало заниматься укреплением боевой мощи страны и нет для него более серьезной опасности, чем стремление к знанию и общение с образованными людьми, Шан Ян говорит: «Если правитель любит споры и не стремится выяснить пользы спорщиков, то они могут поступать по своему разумению и переносить свои извращенные споры на улицы, где вокруг них собираются толпы. Народ, видя, что они привлекли на свою сторону царя, его приближенных и сановников, начинает подражать им. Так образуются целые партии, а в спорах, заполняющих страну, уже трудно становится разобраться. Этому радуется простой народ, это доставляет удовольствие большим людям, и в результате таких, которые занимаются земледелием, остается мало, а таких, которые ленятся и живут за чужой счет, становится много... Земля из-за этого остается необработанной. Когда образование входит в привычку, народ отказывается от земледелия и начинает заниматься разговорами, высокопарными словами и фальшивыми спорами... и люди стараются превзойти друг друга высокими словами. Так народ отдаляется от правителя, образуется масса непокорных подданных. Образование ведет, следовательно, к тому, что страна беднеет и армия ослабевает» {205}. 
     Здесь упор делается на то, что образование отвлекает народ от земледелия - занятия, необходимого для укрепления мощи страны. В других местах «Шан-цзюнь-шу» подчеркивается, что образование подрывает основы государства, поскольку учит людей самостоятельно мыслить и произносить независимые суждения о правительственных мероприятиях. Называя фактическую ликвидацию образования его унификацией, Шан Ян говорит: «Под унификацией образования я подразумеваю то, что поклонники обширной учености, споров, ума, искренности, бескорыстия, правил благопристойности, музыки и морального поведения, независимо от того, чисты они или грязны, не должны награждаться богатствами и рангами знатности; они не должны критиковать наказания, вырабатывать свои частные взгляды и, исходя из них, подавать советы вышестоящим» {206}. 
     Конфуций был первым в Китае, кто, основав частную школу, фактически ввел независимое от политической власти образование. Цзюнъ-цзы, как считал Конфуций, не только не обязан выполнять любой приказ правителя, но должен сопротивляться правителю в тех случаях, когда тот поступает несправедливо. Мо-цзы, выдвинувший утопию всеобщего конформизма, именно в этом пункте вопреки себе оказался продолжателем Конфуция, поскольку настаивал на том, чтобы подданные наставляли вышестоящих, если те совершают ошибки. Шан Ян, провозгласив преступным всякое мнение, не согласующееся с установками сверху, снова попытался вернуть китайское общество к состоянию, в котором оно было до появления конфуцианства. 
    

С характерной для тоталитарного мышления железной последовательностью Шан Ян требует полностью покончить с образованием. Сравнивая ученых, «не трудящихся и живущих за чужой счет», с гусеницами, которые, появившись лишь раз, лишают народ пропитания на много лет вперед {207}, он говорит: «Если тысяча человек занята земледелием и войной и лишь один - поэзией, историей, спорами и умствованием, то вся тысяча будет нерадива в земледелии и войне» {208}. Для борьбы с этим злом он советует умному государю, установив унификацию, устранить тех, кто не приносит пользы, и превратить весь «ученый и распутный народ» в земледельцев {209}. 
     Легистский подход к культуре был, по существу, продолжением подхода Мо-цзы с той разницей, что Мо-цзы отвергал культуру как нечто бесполезное для народа, легисты же считали, что она не только бесполезна, но и вредна для государства. Интересно, что, нападая на конкретные проявления культуры, Мо-цзы все же не решался открыто выступать против самого принципа культуры: в трактате «Мо-цзы» есть глава «Против музыки», но нет главы «Против культуры». Этот дальнейший шаг делают легисты. Трактат «Хань Фэй-цзы» показывает, что легисты сами видели эту преемственность и, критикуя некоторые положения Мо-цзы, горячо приветствовали его подход к культуре. В гл. XXXII трактата «Хань Фэй-цзы» рассказывается, что чуский царь спросил у некоего Тянь Цзю, почему Мо-цзы некрасноречив. На это Тянь Цзю ответил: если его слова будут красноречивы, то людям понравится их прекрасная форма (вэнъ) и они забудут об их правильности (чжи). Таким образом, «прекрасная форма нанесет ущерб пользе» {210}. 
     Для разъяснения этой же мысли вводятся еще два эпизода. Один из них рассказывает о купце, продававшем жемчуг. Этот жемчуг он помещал в прекрасные, декорированные геммами коробочки. Тогда покупатели стали брать коробочки, но возвращать жемчуг. Начало вэнь сравнивается здесь, таким образом, с обрамлением, не имеющим к жемчугу (пользе) никакого отношения. Соблазн красоты провозглашается серьезной опасностью, с которой постоянно надо быть начеку. 
     В другом эпизоде эта же мысль иллюстрируется на примере воздушного змея из дерева, над конструкцией которого Мо-цзы трудился три года и который сломался в первом полете. В ответ на утешения учеников, превозносящих его мастерство, Мо-цзы говорит: «Мне далеко до мастерства того, кто делает деревянную упряжь для волов... он не тратит на нее даже одного утра, а она так прочна, что при ее помощи можно перевезти на далекое расстояние груз в 30 даней, и она не ломается много лет» {211}. 
     Этот пример еще точнее выражает моистско-легистский подход к культуре. В обоих случаях культура сравнивается с ненужным обрамлением и с предметом роскоши, но во втором эпизоде польза выступает в образе простого и грубого приспособления, а не жемчужины. 
     Но между отношением к культуре Мо-цзы и легистов есть и различие: если, по Мо-цзы, все усилия должны быть сосредоточены на удовлетворении насущных потребностей народа, то целью Шан Яна было установление абсолютной власти правителя и военизация государства для захвата Поднебесной. Поэтому при общей обоим учениям враждебности к культуре основные объекты критики у них не совпадают. Мо-цзы, выступающий за бережливость, ведет атаку главным образом на музыку как на форму культурной деятельности, требующую наибольших «непроизводительных» расходов, Шан Ян же обрушивается прежде всего на то, что связано в культуре со словом. Аполитичная музыка его мало беспокоит, слово же он считает злейшим врагом военизации и деспотизма, опирающегося на тупость и невежество народа. Многократно подчеркивая опасность, грозящую деспотическому режиму от слова, Шан Ян говорит: «Умный правитель знает, что любовь к слову не приведет к усилению армии и подъему целины» {212}. Панический страх идеолога деспотизма перед словом подтверждает наблюдение Д.Гранина, заметившего, что членораздельно высказывающаяся личность опасна для самодержавного режима {213}.