.
роман бар-ор
бывший ленинградец
.
.
РОМАН БАР-ОР (родился в 1953 году).
Жил в Сибири и Ленинграде. В СССР не публиковался. В 1978 году
эмигрировал в США. Печатался в журналах «Время и мы», «Стрелец» и в
антологии современной русской поэзии
«Голубая лагуна».
.
* * *
Как будто тихо все...
Осенний мокрый ветер,
В тоске, штампует грязь
Засохших красных листьев.
И так мертво и голо,
Что кажется уже,
Заржавленный, на миг остановясь,
Заплачет жернов жизни
От жалости и скуки.
1967
* * *
На блеклый театральный плащ
запомнивший и снег и злое солнце
как капли винные на глянцевое донце
на выцветший хитон стекают капли. Осень.
Приди домой, пожалуйся, поплачь
а за тобой - все тот же злобный скрип
под плач дождя мятеж поднявших сосен,
и одиночества подробный манускрипт.
Так сетует октябрь смывая лак шпалер
и рвутся облака – по ветру – в клочья
где тень твоя – как беглый раб с галер
спешит на казнь, с дороги сбившись к ночи.
1974
* * *
Связь распалась. Прощай, этот миг.
Сонмы душ на пустынной планете
Долистают тех дней черновик.
Лист последний – слетающий
– в вашем лорнете:
В сопряжении слов
как в движении лет
есть обычная праздность движенья
есть и крики волов
и скрипучее пенье телег
и извечный инстинкт возвращенья
Для чего переписывал набело тьму?
В междуречии смерти теряется тема
на летящем листе
как в зрачке Полифема
летописец Никто
разливает сурьму.
1974
* * *
...Запад есть Запад,
Восток есть Восток...
Киплинг
Восточный юмор – висельный оскал.
Но тину разогнав в пруду рукою,
увидишь мир в тиши его зеркал.
И только блеск – над быстрою рекою.
АН в тихом омуте – хоть смейся, хоть грусти
и черт живет, и церкви есть златые,
Куда ж сокроешься, коль высечен в кости
весь взлет до Магадана от Батыя.
1975
* * *
Не по нотам играет на дудочке век-шарлатан
–
Но по Сеньке!
Отчего и достались фальшивые керенки нам,
для чего и топтались по вшивой и Вотан и Хам,
из чего и пошили для Тришки медвежий кафтан,
– что нахальные трели к саженно распахнутым ртам
прилепляются легче, чем мякиш к окрашенной стенке!
...на полушку ушанка полна сизоватым дымком
добродушнейших душ!
Город Гаммельн прискорбно усох от тщеславной обиды:
мол, за дудочкой века такие ушли пирамиды!..
– что уже не помогут ни нож, ни дележ, ни правеж.
1980
* * *
Канатоходец, вышедший во время
чей ход лишь слышится, а счет шагам потерян
когда еще
в таверне старой Мнемозины. цвета кьянти
графин и скатерть, правнук Кавальканти
подносит счет
летейских лет просроченных к уплате,
и нужды нет что кредитор галантен:
– У них самих лета наперечет!
Огни притушены в заштатном колизее
ни зрителей, ни обреченных – нет
ни тех глазниц, в которые глазеют
ни тех, куда плевать не след.
1981
* * *
Еще глаза не проглядели взгляд.
в оконном переплете сада
еще недвижна колоннада
дерев ночного декабря.
Еще над ставшей полночью рекой
по памяти, рекою ставшей,
не возвратился мой двойник не мой
в пустынную как эхо башню.
Еще черны зубцы восточных гряд
и небеса стоят покаты.
но темнотой припорошенный взгляд
взлетает в воздухе крылатом.
Мгновенным временем года занесены.
ночь, засыпая в пасти у камина,
сочит тепло. ночная окарина
звучит как снег ложащийся во сны.
Ночь засыпает, в небе догорев
звезд утренних аул дымится.
еще мне жаль, что в памяти дерев
не свили гнезда наши лица.
1981
Стр. 24–28
<...........................>